прокуратуры по особо важным делам Никитенко, круглощекого и довольно
молодого человека обманчиво-наивного вида, начальника временной группы.
Втроем они несколько часов обсуждали детальный план кампании. После этого
работа закипела полным ходом. Хотя Таня не принимала в ней практически
никакого участия, она была в курсе происходящего.
квартире побывали сантехники из районного котлонадзора, обстоятельно
проверили стояки и батареи и ушли, оставив после себя двух абсолютно
незаметных "жукаускасов", после чего соответствующие люди могли
беспрепятственно слушать все разговоры, которые велись в гостиной и на
кухне. Очень скоро установили личность Ген-Петра, псевдополковника милиции,
и наладили за ним плотное наблюдение. В соответствующем ключе
активизировалась работа с осведомителями и "внедренкой" в нарко-деловых
кругах. Организовывались встречи и тихие доверительные беседы с некоторыми
дельцами, в том числе Гамлетом Колхозовичем. Гражданину Кочуре, основному и
практически единственному стукачу Ген-Петра, ссыпался сенсационный компромат
на средних и даже крупных дельцов и делались на удивление заманчивые
предложения, так что он совсем запарился, и пришлось Ген-Петру вербовать ему
в помощь девочку Еву и мальчика Мишу. Помимо сбора информации и
разнообразного заманивания "созревших", по мнению Ген-Петра, дельцов на
квартиру Волкова для первичной обработки они оба стучали на сторону: девочка
Ева работала на Никитенко, а мальчик Миша - на Гамлета. Дела у Ген-Петра и
Ильи Волкова круто пошли в гору, почти не бывало дня, чтобы какой-нибудь
наркобарон районного масштаба не валялся у них в ногах, моля о пощаде, не
доставлял им, лично или через курьера, оговоренного "барашка в бумажке" или
не закладывал кого-нибудь из коллег. Едва ли не все жертвы были
предварительно проинструктированы Никитенко, кем-то из его команды или
собственными корешами, поэтому все проходило гладко, но не слишком - как раз
в то степени, чтобы не вызвать подозрений у Ген-Петра (Илью можно было в
расчет не принимать).
Переяславлева и Никитенко произве примерный подсчет финансового состояния
предприяти "Лже-Кидяев и Якобы-Волков" (в детстве гражданин Волков носил
двойную фамилию Якоби-Вольфсон), после чего было принято решение продлить
срок операции еще на месяц. Таня взяла у страдающего Якуба, ни хрена,
кстати, о проводимой операции не знавшего, пять тысяч рубликов в крупных
купюрах и, одевшись чуть более элегантно, чем месяц назад, посетила жилище
Волкова, куда на время делового бума переселился и фальшивый полковник. На
этот раз она позволила уроду Илье уговорить ее выпить: на кухне по рюмочке
ликеру и даже дала немножко полапать себя. Дома она без малого час
отмывалась под душем, а ковбойку, которой касались скрюченные, липкие пальцы
неудавшегося братца хитрой заграничной Норы, и вовсе выкинула в мусорное
ведро. Но зато, в награду за свои страдания, она смогла очень хорошо
рассмотреть кухню и чуть-чуть заглянуть в третью, пустующую комнату.
стремительно растущие капиталы старательно оберегались. Так, под Новый год
была очень изящно пресечена авантюрная попытка Ген-Петра самостоятельно
внедриться на городской рынок наркоты, а с очень дорогой и небрезгливой
путаной, которой растаявший от благодарности за счастливую ночь Илья
предложил долю в деле, было проведено вдумчивое собеседование...
с Таней под пушистой, горящей разноцветными огнями елкой, радостный,
опьяненный шампанским и близостью прекрасной юной женщины, он сделал ей
предложение. Она приняла его.
в высшей степени благосклонно...
Поначалу и Переяславлев, и Никитенко были настроены еще раз продлить
операцию, но Тане удалось их разубедить. В рядах плательщиков появились
признаки недовольства и нетерпения, пренебрегать которыми было опасно -
народ горячий, был риск вместо ожидаемого навара получить в финале два трупа
и пустые закрома. Кроме того, в ситуацию с каждым днем оказывалось так или
иначе впутано все больше народу, а следовательно, она в любой день могла
стать неуправляемой. А в-третьих, Ген-Петр и Илья окончательно зарвались и
утратили чувство реальности: наряду с наркодельцами пытаются уже трогать за
вымя цеховиков и торговую мафию, а у тех совсем другие завязки, и кто-то
сверху вполне может подмять все дело под себя и оставить нас, в лучшем
случае, с носом, а в худшем и без оного. Ее аргументы были приняты, и
операция вступила в завершающую фазу.
дома на площади Коммунаров, позвонила в дверь, привычно повертелась перед
глазком, чтобы ее узнали и впустили.
девка, и при деньгах теперь.
выгрузив на него объемистый пакет, - но просил передать, что больше ему
столько отстегивать не в дугу...
крест-накрест заклеенный крепким скотчем.
производить впечатление было не на кого. Все свои.
У него еще есть. Если, значите согласитесь вместо башлей принимать...
развернул пакет.
пятистенки, и четвертные, и червонцы, и даже пятерки с трешками попадались.
пересчитывали. - И отвела взгляд в сторону.
Илья, где ты там? Иди помогать.
рукой по ее бедру и облизнулся.
в гостиную.
ее. В квартиру бесшумно втекли несколько крепких молодцов. Двое из них были
в милицейской форме. Таня проскользнула мимо них на площадку. Там стоял
Никитенко, еще двое мужчин самого серьезного вида и две перепуганные бабки,
которых загодя определили в понятые за непроходимую тупость.
какую дверь?
скомандовал:
наверху, интересовал ее крайне мало. Ее волновал результат. А результат
будет лишь через несколько часов: Никитенко - профессионал, и колоть этих
умников будет постепенно, обстоятельно, убедительно и психологично.
прихорошиться, прихватить несколько страничек, которые она утром
перепечатала для Павла, и ровно в четверть восьмого быть у Мариинки -
сегодня они идут на "Жизель".
Афанасьевич, сорока шести лет, бывший артист областного драмтеатра,
уволенный за систематические нарушения трудовой дисциплины, и Волков Илья
Соломонович, двадцати четырех лет, не работающий, инвалид третьей группы по
общему заболеванию) сами попали в яму, которую вырыли для других. Правда, с
рытьем, без их ведома, очень неплохо помогли, и яма получилась
глубокой-глубокой. Прямо на месте им предъявили обвинение по восьми статьям:
от мошенничества до хранения порнографии и антисоветской литературы (в
конверте, взятом при понятых со стола в гостиной, оказались не только
доллары и пакетик с морфином, но и номер "Плейбоя" со статьей о
Солженицыне). Очухавшись от обморока, Илья тут же кинулся во всем
сознаваться и активно топить компаньона. Ген-Петр проявил больше выдержки и
поплыл только после того, как его ознакомили с постановлением прокурора об
аресте и обыске, предъявили найденные в квартире форму полковника милиции,
удостоверение на имя скончавшегося два года назад полковника Петра Петровича
Кидяева с фотографией Сильванского и пистолет со сточенным бойком. Он
попросил воды и возможности переговорить со следователем с глазу на глаз.
Такая возможность была ему предоставлена. Сначала Сильванский заявил, что
оказался жертвой хорошо спланированной провокации. Никитенко без особого
труда доказал ему неконструктивность такой позиции. Тогда Сильванский
принялся всячески выгораживать себя и валить всю вину на Волкова, потом
встал в позу Робин-Гуда и начал распинаться о необходимости искоренения
наркотической заразы и своей готовности внести посильный вклад в это
благородное дело. Никитенко сухо поблагодарил его и заверил, что помощь
следствию будет учтена на суде. И тут последовало то, ради чего, собственно,
и затевалась вся операция: Сильванский понизил голос и предложил уважаемому
Федору Устиновичу договориться.
Сильванского то в жар, то в холод, вознося из пучины отчаяния и страха к
вершинам надежды и опуская обратно. В конце концов была названа сумма.