Чтение 7–й страницы книги ~Смерть, о которой ты рассказал~

его выздоровление затягивалось. Лодыжка у него очень болела, и он не мог
поставить ногу на пол. Я хотел отвезти его к специалисту, но он отказался,
утверждая, что врач рекомендовал не снимать повязку до полного
выздоровления.

На четвертый день после обеда я заметил под глазами у Мины синяки. Она
была бледна и казалась не в себе.

- Вы больны, Мина?

Перед Домиником мы избегали говорить друг другу "ты". Она сделала
неопределенный жест.

- Небольшая мигрень, это пройдет.

- Черт побери, вы все время сидите взаперти. Вам нужно немного
проветриться. Доминик согласно кивнул.

- Поль прав, мама. У тебя лицо цвета папье-маше. Идите прогуляйтесь в
лес. В такое время это, наверное, классно. Я уверен, что если бы мог...

Я поддержал его, и Мина решилась надеть прогулочные туфли и пойти со
мной.

Мы пошли по тропинке, которую я хорошо знал и которая, петляя,
углублялась в рощу. Она вела к старому пруду, вода в котором загнивала под
кувшинками. Это был прекрасный маршрут для прогулки.

Когда мы удалились от дома, я обнял Мину за талию. Сухие ветки трещали у
нас под ногами, а птицы сигнализировали о нашем приближении.

- Ты счастлива, Мина?

- Очень, Поль. У тебя дар создавать счастье вокруг себя.

- О...

- Да, клянусь тебе. Я много думала. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Я приготовился ее выслушать, но не стал замедлять шаг. Она не сразу
начала разговор. Нежно обнявшись, мы прошли около километра. Воздух подлеска
опьянял нас. Наконец мы вышли на поляну, где покоился пруд, похожий на
старое помутневшее зеркало. Мы сели на ствол дерева и долго смотрели на
зеленоватую воду, на поверхности которой лопались большие пузыри воздуха.

И тогда она повторила:

- Мне нужно с тобой поговорить, Поль.

- Я тебя слушаю, моя любовь.

Она прокашлялась. Никогда еще я не видел, чтобы у нее был такой смущенный
и жалкий вид.

- Поль, я только сейчас начинаю понимать, что такое наше приключение.
Видишь ли, мне кажется, что это сон. В течение многих лет я ждала такого
мужчину, как ты.

Эти слова были бальзамом для моего сердца. Я поцеловал ее в висок и
почувствовал, как она задрожала от этой ласки.

- Поль... Присутствие моего сына опустило меня на землю. Я немного
сожалею об этом, но ты знаешь, что жить в вечной эйфории невозможно.

Что, черт побери, она хотела этим сказать? Она казалась серьезной и
говорила с чрезвычайной старательностью.

- Есть вопрос, которого мы никогда не касались. Все произошло так быстро,
в таком круговороте... Это финансовый вопрос.

Я пожал плечами.

- Какие мерзкие слова и какие мерзкие мысли! Я не богат, но обладаю
небольшим личным наследством, которое, слава Богу, избавляет меня от забот
такого рода.

- Тебя - да, но не меня. Я скорее бедна. Мои скудные доходы с трудом
позволяют мне поддерживать Доминика в ожидании, когда он встанет на ноги,
поэтому можно считать, что я на твоем иждивении.

- Что за нелепая идея! Разве ты не моя жена?

- Конечно, но...

- Тогда вопрос исчерпан, больше к нему не возвращаемся. Ее лицо нервно
передернулось.

- Наоборот. Ты знаешь, дорогой, что я упряма и хочу решить этот вопрос.
Нужно было пройти через это.

- Хорошо, я тебя слушаю. Какую экстравагантную идею ты мне преподнесешь?

- Поль, я старше тебя... Нет, не перебивай. Кроме того, я...я больна.

В который раз я ощутил жестокий ожог в груди. Я повернулся к ней. Сидя на
корточках, я напряженно всматривался в ее усталое лицо, выискивая признаки
какой-либо болезни.

- Ты больна, Мина?

- Да, сердце... Об этом знают только я и мой врач. У меня был инфаркт.
Очень тяжелый приступ.., два месяца назад. Я чуть не умерла. Может быть,
поэтому я и решила снова выйти замуж, чтобы получить хоть немного ласки и
покоя, которых мне всегда не хватало.

- Любимая, тебе нужно лечиться. Мы проконсультируемся у лучших
специалистов, ты увидишь...

- Нет, я уже консультировалась. Их мнение одинаково: я могу жить долго, а
могу и... Понимаешь, мне нужно было тебя предупредить. Сейчас я чувствую
себя не в своей тарелке. Это волнение в тот раз, когда ты разозлился...

Она подняла голову.

- Скажи, Поль, ты не сердишься, что я не предупредила тебя раньше? В
общем-то, это злоупотребление доверием, да?

- Молчи, Мина, я люблю тебя. Я тебя вылечу.

- Я еще не рассказала о моем плане.

Она нежно поцеловала меня. Ее губы были необыкновенно мягкими и теплыми.

- О твоем плане, Мина?

- Да.

- Ну хорошо, расскажи о нем.

- Я действительно не успокоюсь, пока не приведу в порядок свои дела и не
заплачу моральный долг по отношению к тебе.

- С чего ты взяла, что что-то мне должна?

- Я знаю, что говорю. Итак, я заключу страховку в твою пользу, дорогой...
Это меня ошеломило.

- Что? Ты сошла с ума!

- Нет. Тогда у меня не будет угрызений совести. Умирая, я буду думать,
что ты что-то унаследуешь от меня.

- Мина! Если с тобой что-нибудь случится, я унаследую самые прекрасные
воспоминания... Деньги, которые принесет твоя смерть, будут отвратительны.

- Я этого хочу, Поль, не протестуй.

- Но, мой ангел, если ты настаиваешь на такой страховке, то сделай ее на
имя своего сына! Она покачала головой.

- Ему не надо денег. Парень должен выкручиваться сам... Если хочешь, то
можешь оставить завещание на его имя.

Ее упрямство приводило меня в отчаяние. Но у нее это стало навязчивой
идеей, а я знал, что это такое.

В конце концов мы пришли к согласию. Мне хотелось избавить ее от всех
тревог. Она застрахует свою жизнь на пять миллионов в мою пользу, а я сделаю
завещание в пользу Доминика. У меня не было родственников, и это завещание
никого не ущемляло. И, кроме того, могу вам признаться, что финансовые
вопросы оставляли меня равнодушным. Из нашего разговора я вынес только одно:
Мина страдала тяжелой болезнью, которая внезапно могла ее у меня отнять. От
этой новости сжималось сердце.

Когда я возвращался домой, мне казалось, что у меня тоже нашли
смертельную болезнь. Это ощущение смерти, которое я испытал, узнав историю
Жермены Бланшен, стало меня преследовать.

- Поль, ты обещаешь, что мы урегулируем эти вопросы завтра?

- Клянусь!

- Мне кажется, что тогда я успокоюсь и вздохну свободнее.

Круги под ее глазами стали еще более заметными, чем перед прогулкой.

- Ты должна немного прилечь, Мина... И, кроме того, с сегодняшнего дня я
найму горничную. Я не хочу, чтобы ты перетруждалась.

- А вот это я запрещаю тебе делать! Что же тогда будет с нашей
близостью?

Я отвел глаза. Наша близость! Ею пожертвовали ради Доминика.

Доминик валялся в своем шезлонге. Разорванные листки бумаги для рисования
усыпали пол вокруг него. Он дремал. Наш приход заставил его проснуться.

- Что произошло? - спросила Мина, показывая на разорванные эскизы.

У него был лихорадочный взгляд. На скулах проступили красные пятна.

- Не произошло, а происходит! Происходит то, что я - бездарность!

- Ну-ка замолчи!

- У меня не больше таланта, чем у мазилы почтовых открыток!

Заинтригованный, я подошел к нему. Нагибаясь, чтобы подобрать бумагу для
рисования, я почувствовал его дыхание: от него пахло перегаром.

Это привело меня в замешательство, так как погреб с напитками находился в
другой комнате. Он напился, однако никакой бутылки рядом с ним не было. Это
означало, что он ходил пить в другой конец коридора! Итак, он мог
передвигаться, но утверждал, что не может даже стоять. Выходит, он
разыгрывает комедию?!

Ничего не сказав при Мине, чтобы не огорчить ее, посмотрел ни его мазню.
Он пытался нарисовать натюрморт, выбрав в качестве модели цитру и бутылку
красного вина. Естественно, что вместо того, чтобы изобразить их такими,
какие они есть, он начал изыскивать идиотские геометрические формы. Это не
имело ни малейшей ценности.

- Итак, месье учитель, - ухмыльнулся он, - что вы об этом думаете?

Мина только что вышла. Доминик мрачно смотрел на меня. Казалось, что он
на меня злится, и я спрашивал себя: почему?

- Вы правильно сделали, что порвали это, - холодно заявил я. - Это
действительно плохо.

Он побледнел, и два красных пятна на его скулах превратились в
фиолетовые.

- Значит, вы считаете, что у меня нет таланта?

- Я ничего не считаю. Так говорите вы, Доминик. А я наивен и всегда верю
тому, что говорят люди.

Он показался таким растерянным, что меня вновь охватили лучшие чувства. В
конце концов, я не мог злиться на то, что он существует.