Они ушли.
вался взглянуть в глаза соседям. Он спустился в туалет, смочил холодной
водой горячий лоб. Глупо было с его стороны выходить из дому. У него уже
жар. Он наверняка заболеет.
же. Он просто расскажет все, что произошло. Что он одинок, некрасив, что
он всегда был таким, а в Марселе одна женщина, которой он даже не знал,
сказала ему через перегородку, что он жалкий тип, просто так, потому,
что ей доставляло безумное удовольствие заниматься тем, чем, как ему,
Бог знает почему, казалось, женщины занимаются либо из чувства долга,
либо за деньги. Что после этого он несколько часов бродил по улицам и
даже, когда на Марсель уже спустилась ночь, поплакал на скамейке, Бог
знает где, плакал, не в силах сдержать рыданий, как в детстве. Что он
никогда ничего не понимал в жизни, в той увлекательной игре, которая так
забавляла других и правила которой они, Бог знает откуда, узнали. И вот
он сел в ночной поезд, где все ему казалось необычным, "особенным", и
черноволосая женщина, доставая с полки чемодан, чтобы взять оттуда коро-
бочку с таблетками аспирина, который она так и не приняла, показала ему
свои колени. И в конце концов он убедил себя, несчастный болван, что ас-
пирин был только предлогом, поводом завязать разговор. А она была очень
красива, красивее всех женщин, с которыми ему приходилось разговаривать.
И стояла совсем рядом, и он вдыхал запах ее духов, рассматривая замок ее
жемчужного ожерелья. И это ожерелье напомнило ему другое, которое он ни-
когда не видел. И вот в ту минуту, когда она, высунув голову в окно,
смеясь, болтала Бог весть о чем, ведь он даже не слышал ее слов, он до-
казал, что не знает правил, что он действительно жалкий тип.
вот, когда он стоял в расстегнутом пальто, склонившись над грязной, в
трещинах, раковиной, перед открытым краном, смачивая волосы и лоб холод-
ной водой, забрызгивая пиджак, ему всадили пулю из револьвера чуть ниже
затылка. Он не услышал выстрела, не увидел вспышки, не заметил даже, что
кто-то появился в пустом туалете. Перерыв закончился уже около четверти
часа назад.
мая, почему он движется навстречу собственному изображению, не испытывая
боли, все еще думая о том, что он скажет завтра. Но вдруг он сделал
странный поворот и повалился на раковину, галстук его оказался в воде,
которая продолжала течь из крана. Он думал, как он скажет им всем, да,
всем, что, когда она высунулась из окна, он и сделал это, нет, он не
прижал ее. Он не допустил ни одного из тех жестов, которые ему, вероят-
но, следовало сделать; его затопила безумная надежда (он уронил голову в
раковину и стоял уже на коленях на выложенном плиткой полу в туалете), и
он положил руку ей на плечо, да, на плечо, потому что только она, она
одна могла его понять, и Богу известно, что она поняла (голова его уже
погрузилась в воду). Она резко повернулась, дернула плечом, как боксер,
который заметил "окно" в защите, может быть, хотела посмеяться над ним,
но, увидев его лицо, должно быть, поняла, что это гораздо серьезнее,
должно быть, прочла в его глазах что-то совершенно нестерпимое. Она ра-
зозлилась и закричала.
все еще думая: да, моя рука опустилась на ее плечо, вот так, и по-преж-
нему не понимая, что же такое было написано на его лице, чего она не
смогла вынести, но раньше, чем он нашел ответ, он уже лежал ничком на
выложенном плиткой полу, он был мертв.
этот день она надела не то белый жакет, не то пальто с белым меховым во-
ротником, и волосы, обрамлявшие ее лицо, на котором выделялись ее свет-
лые глаза, казались еще прекраснее и еще темнее. Она, должно быть, люби-
ла свои волосы, холила их, подолгу расчесывала, пробовала разные причес-
ки. Вероятно, ей нравилось все, что подчеркивало их красоту, и, видимо,
поэтому в ее гардеробе преобладал белый цвет.
рого все звали просто Грацци, подумал, что шеф его, наверное, прав. Та-
кую красивую девушку могли убить только из ревности, и преступник, воз-
можно, уже льет слезы в полицейском участке своего квартала.
ченный в подарок на Рождество три года назад, и посидел так немного пе-
ред окном, облокотившись о стол и подперев ладонями подбородок. Прежде
чем поставить кофе на плиту, - он мог дотянуться до нее даже не вставая
со своего табурета, - он раздвинул цветастые занавески и взглянул на
скучный, сумеречный день, в котором не было ничего воскресного, на се-
ренькое небо, которое, казалось, никак не могло решить, хмуриться ли ему
и дальше.
называть "зеленой лужайкой", впервые в этом году ночью покрылась инеем.
А потому Грацци, собиравшийся пойти с сыном после обеда в Венсеннский
зоопарк, теперь не так уже жалел, что не сможет этого сделать. Он поста-
рается вернуться домой к обеду, возможно, воспользуется служебной маши-
ной и немного побудет с Дино, пока мать не уложит его спать. Так что
мальчик останется доволен.
и выключил газ. Затем, не вставая, взял кофейник и наполнил одну из двух
стоявших перед ним чашек. Аромат горячего кофе ударил ему в нос.
на улице Дюперре, небольшой, хорошо обставленной, сверкающей чистотой, с
тем налетом слащавости, какой встречается в квартирах одиноких женщин,
думал и о вдохновенных советах своего шефа, Таркена. Во-первых, влезть в
шкуру самой красотки, узнать ее лучше, чем она сама себя знала, стать ее
двойником и так далее, и тому подобное. Понять ее нутром, если ты усека-
ешь, что я хочу сказать.
тавил себе Грацци в шкуре и платьях Жоржетты Тома, что даже прощаясь ни-
как не мог унять смеха. Уже стоя в коридоре, примерно в половине девято-
го, он сказал ему: "Чао, куколка! - и пожелал ему получше провести время
со своими мальчиками.
Грацци в кабинете шефа невольно навел их на мысль, что любовников она
меняла так же часто, как и белье.
альном порядке и было помечено с изнанки маленькой красной буковкой "Ж".
Такими метками пользуются обычно в пансионах, эту буковку можно было
увидеть повсюду: на комбинациях, трусиках, бюстгальтерах, даже на носо-
вых платках. Целых два ящика, доверху набитых бельем. Белье было таким
тонким и приятным на ощупь, что Грацци стало не по себе. И на всех вещах
с изнанки пришита маленькая красная буковка.
точно ясно выразил свою мысль. Или, вернее, пытаясь хоть что-нибудь выу-
дить из своего красного блокнота, он высказал предположение, которое ему
самому даже не принадлежало. Там, на улице Дюперре, роясь в шкафах и
ящиках, Габер, молодой блондин, работавший вместе с ним, сказал, видимо
потому, что девица была очень хороша собой и на него как-то подействова-
ли все эти буковки и нижние юбки: "Уж она-то наверняка не скучала".
с которым она не виделась уже несколько месяцев. Продавец автомобилей
Арро, явившийся на набережную Орфевр к шести часам вечера, растерянный,
с подобострастным видом. Боб, который где-то там учился, с ним ему
предстояло встретиться утром. И молодой паренек, студент, живший на шес-
том этаже на улице Дюперре, в котором консьержка, вероятно, души не чая-
ла.
он был ее любовником. Высокий, рыхлый, бесхарактерный на вид мужчина,
занимавшийся ремонтом и перепродажей американских автомобилей, владелец
гаража у Порт Майо, на него не оказалось ничего компрометирующего в кар-
тотеке правонарушений, хотя по его виду можно было, скорее, предположить
обратное. Он все время норовил уйти от прямого ответа и сказал, понизив
голос, то ли потому, что речь шла о покойнице, то ли потому, что теперь
он женат и это уже старая история, что "да, они действительно какое-то
время были вместе".
картотеке. Железное алиби на первые четыре дня октября и на субботу,
когда было совершено убийство. Только что купил жене маленький "фиат"
(новый, а не подержанный, Грацци уж и не помнил, откуда ему это извест-
но). Бумаги в полном порядке. Хорошо сшитый костюм. До блеска начищенные
ботинки. Бывший коммерческий директор парфюмерной фабрики. Там, на фаб-
рике, он и познакомился с Жоржеттой Тома, в то время Жоржеттой Ланж, де-
монстрировавшей продукцию фирмы. Связь длилась полгода до ее развода и
два с половиной года после, "какое-то время были вместе". Ничего сейчас
о ней не знает. Не знает, были ли у нее враги, какие были друзья. Не по-
нимает, как такое могло случиться. Вообще ничего во всем этом не понима-
ет. Ему ее искренне жаль. Рожа кирпича просит.
ка сахара, поднялся, потер затылок. Услышал, как жена заворочалась в
кровати.
краев чашки расплескался. Он сдержал готовое сорваться с языка руга-