Чтение 7–й страницы книги ~Злые стволы~

Глава 21 Артель геологов-старателей выбирала место под лагерь очень долго и очень придирчиво. Избалованные они какие-то были. Тут слишком высоко, там слишком низко, здесь комары и мошка, там нет водоема, там есть, но в нем опять-таки нет любимой породы рыб. Привереды.

Наконец остановились на месте слияния двух таежных рек. Примерно там, где недавно проплыла группа туристов-водников. Местечко было глухое, удаленное от ближайшего населенного пункта чуть не на полторы сотни километров.

- Зачем вам эта глухомань? Вон в шестидесяти верстах от райцентра, вверх по течению, есть заброшенная воинская часть. Казармы, склады, кухня, забор. Даже баня! На века строилось. Все в целости-сохранности. Надо только кое-где стены подновить - снаружи подкрасить, внутри побелить - да окна вставить, и вселяйся. Если самим мараться не хочется, можно пару взводов солдат подбросить. Они в день со всем управятся. Тем более дорога к самым воротам. Чего еще для полного удовольствия надо? Ну что, по рукам? Нет? Почему? От места работы далеко? Зато от баз снабжения близко. Все равно не устраивает? Ну, тогда хозяин - барин.

Груз на место будущего геолого-разведывательного лагеря забрасывали вертолетом. Летали ранним утром и поздним вечером, потому что днем арендовать летное время не было никакой возможности. Вначале прямо в реку, на мелководье сбросили разведку и первую партию груза.

- Другие вещи мочить можно? - спросили вертолетчики.

- Не хотелось бы.

- Тогда топчите площадку на берегу. Где-нибудь вон там. Чтобы мы сесть могли.

- Как топтать?

- Квадратом. Сорок на сорок. Выломайте кусты и срубите вон те деревья. Успеете до второго рейса?

- Успеем.

Следующие тюки бросали уже на землю и откатывали под навес, наскоро сколоченный из тонких жердин, густо накрытых сверху еловыми ветками. Артельщики работали споро, без перекуров и обычных для таких дел суеты и мата. Пилоты вначале сильно удивлялись тишине на разгрузочной площадке, но потом привыкли. Понятное дело - артельщики. Это вам не обычные геологи, за которых государство платит. Эти денежки из своего кармана вынимают. Им каждая лишняя минута простоя вертолета в прямой убыток. Здесь, прежде чем языки чесать или сигаретки крутить - сто раз подумаешь. Здесь работать надо. В прямом смысле - не покладая рук.

- Все?

- Все! Фюзеляж чист. Можно взлетать.

- Тогда от винта.

- Сколько еще сегодня ходок успеете сделать?

- Если такими темпами - то еще рейса два.

- А если темпы увеличить?

- А не сдохнете?

- Не сдохнем.

- Тогда три.

- Тогда четыре.

- Ладно, четыре. Нам что? У нас коробка железная, - удивлялись вертолетчики.

Это же какие деньги должны мужикам платить, чтобы они так пупы надсаживали! Интересно было бы узнать.

- Эй, ребята, вам помощники в бригаду не требуются?

- Да вроде нет.

- Смотрите. Если вдруг будет вакансия - шепните. Может, и мы переквалифицируемся.

Еще четыре заброски. И еще три на следующий день.

- Все. Эта ходка последняя. Аэродром пуст.

- Ну, значит, шабаш.

Артельщики уселись на сброшенные тюки, закурили. Подошли, встали рядом вертолетчики. Тоже закурили, на дорожку. Предложили за-ради шутки:

- Может, передумаете? Может, с нами обратно9 Пока мошка вас не сожрала?

- Нет, не передумаем. Поздно уже.

- На все лето?

- На все. Возможно, еще и на осень.

- Как же вы будете шесть месяцев без свежего пива? И без баб?

- А мы привычные.

- Ох, мужики, не завидуем мы вам.

- Мы сами себе не завидуем. Раскрутились винты, обдали траву и сидящих на ней людей ветром.

- Счастливо!

- И вам того же.

Вертолет набрал высоту, завис на мгновение, развернулся и взял курс на базу. Последняя ниточка с внешним миром оборвалась. До ближайшего населенного пункта от места десантирования геолого-разведывательного отряда было сто верст. Это если по прямой, если через непроходимую тайгу, болота и урманы. А если по реке, то и все сто пятьдесят. Глухое место. Глуше не бывает.

Артельщики оттащили поклажу поглубже в лес и, не откладывая в долгий ящик, принялись за обустройство лагеря. Если бы вертолетчики увидели их сейчас, они бы удивились еще больше, чем раньше. Дело было даже не в том, что, не успев завершить разгрузку, артельщики вновь принялись за работу (простые работяги непременно отметили бы день приезда и второй день и после еще дня два приходили в трудоспособное состояние), - дело было в характере этих работ. Другие бы непременно начали с землянок или палаток, с кухни, с продуктового склада. Эти - с господствующих над местностью высот.

На макушках двух самых высоких сосен они сколотили импровизированные "вороньи гнезда", навесили веревки с подъемными механизмами, вкрутили в стволы дополнительные ветки. На дальних подступах к лагерю навесили на кусты тонкую, почти не различимую глазом проволоку. Такую же проволоку растянули вдоль реки. Палатку поставили только потом. Но опять-таки не для того, чтобы втащить туда раскладные походные койки, которые обычно используют геологи, а для того, чтобы установить какую-то непонятную аппаратуру. Похоже, эта аппаратура была им важнее их самих. В первую ночь спать они легли не в палатке, палатка была занята, а под открытым небом, накрывшись полиэтиленом. Не все легли, двое остались нести сторожевую вахту продолжительностью три часа. Через три часа они будили смену и заползали под полиэтилен.

А чего им, спрашивается, сторожить? У геологов на что, бывает, хранятся в лагере взрывчатые вещества, запалы, оружие и немалые суммы денег, и то они ночью дрыхнут без задних ног. А эти бродят по тайге, выпучивая глаза словно совы. Впрочем, даже и не глаза, а приборы ночного видения, надеваемые на лицо словно очки. Откуда у простых артельщиков взялись такие аппараты?

- Запад-север - чисто.

- Восток-юг - все нормально. Без происшествий.

А что должно случиться, что приходится вот так, ни сна ни отдыха не зная, мотаться по округе и лазить по соснам?

Видно, что-то должно. Только что - посторонний знать не может. А артельщики не скажут.

Глава 22 - Все, - сказала жена отставного полковника, а нынче уже совершенно опустившегося бытового алкоголика Зубанова Г. С. - Всякому терпению приходит конец. Моему пришел сегодня. Я развожусь!

- С кем?

- С тобой. Алкаш!

- Я не алкаш! Я под забором не валяюсь.

- Будешь валяться! Потому я и развожусь сейчас. Пока до забора дело не дошло.

- Ну и хрен с тобой! - сказал Зубанов Г. С. - Но только - что это ты сейчас надумала? А не раньше, когда ты как сыр в масле... Раньше ты отчего не хотела разводиться? Денег было жалко? И автомобиля персонального? А сейчас, когда я никем стал, тебе свободу подавай! Чтобы по кобелям бегать? Стерва ты! Причем меркантильная!

- Ну при чем здесь деньги! При чем автомобиль! Ты же другим стал. Ты же горьким пьяницей стал! Неужели тебе самому не противно?

- Противно иметь женой такую подколодную змеюку, как ты! С жалом вместо языка! Я, может, и сам хотел на развод. Давно. Да тебя, дуру, жалел!

- Ты?! Меня?!

- Тебя! Кому ты такая будешь нужна! Антикварная вешалка.

- Я? Вешалка?!

- Ну не крючок же!

- Ох, какой же ты гад стал!

- Я гад? А ты тогда жена гада! Значит, гадина! В общем, тварь ползучая. С ядовитыми зубами.

- Завтра же заявление! Сегодня же! Сейчас же!

- Ну и не очень-то напугала! - сказал Зубанов и пошел в ближайшую пивную заливать горе.

- Главное, пока я был в силе, она ни-ни. Козой вокруг ходила. А как я, а как меня... она сразу рожу кривить. Плохой я сразу стал. А раньше хороший. А чем я изменился? Что, у меня рожу перекосило?

- Бабы сволочи! - отвечал сидящий рядом оппонент. - И проститутки.

- Моя нет. Моя сволочь! Но не проститутка.

- Проститутка! - убежденно говорил собу... собеседник. - Они все проститутки. С пеленок. И в пеленках проститутки!

- Ты считаешь?

- Знаю!

- А я тогда кто? Я тогда, получается, сутенер?

- Ты дурак.

- Почему?

- Потому что женился. На проститутке!

- Ты так считаешь?

- Знаю!

- Откуда?..

Вечером Зубанов приползал домой и долго тарабанил в закрытую дверь.

- Открой, стерва! Открой, проститутка! Я здесь живу! Я здесь прописан...

Из соседних дверей выглядывали соседи.

- Ну, чего надо? - спрашивал Зубанов. - Не видите, я домой пришел. К стерве. А она не открывает...

Соседи качали головами и захлопывали двери.

- Открывай давай! А то дверь выломаю... Но жена дверь не открывала, и Зубанов, утомившись, затихал. И засыпал на пороге.

- Совсем опустился. А каким приятным мужчиной был, - вздыхали идущие на работу жильцы. - Наверное, так всегда бывает: кто долго держится, потом очень быстро наверстывает...

Утром жена открывала дверь.

- Проспался?

- Я тебе развод Не дам. Вот тебе развод, - говорил трясущийся от холода и похмелья Зубанов и тыкал снизу вверх в нос жене грязную фигушку.

- Дашь. Куда ты денешься?..

- Не дам! Если ты мне ящик не поставишь! Жена одевалась и собиралась уходить.

- Ну, или за пол-ящика, - уступал половину страдающий от похмельного синдрома муж. Жена выходила на лестничную площадку.

- Ну дай на бутылку. Ну чего тебе стоит, - кричал вслед Зубанов. - Стерва старая!

Дверь захлопывалась.

Пора было что-то предпринимать.

Зубанов шел в ванную и совал голову под ледяную струю. А потом шел в спальню и перетряхивал женину тумбочку. Находил шкатулку с украшениями, вываливал их на постель и выбирал самые ее любимые сережки. На бутылку и скандал хватит, прикидывал он. И шел на улицу толкать домашнюю ценность.

- Ну, на бутылку всего. Это же чистое серебро. С пробой. Оно же вдесятеро стоит! Ну, точно тебе говорю. Сам супруге на именины покупал. Ну, возьми, мужик. Для своей возьми. Потом, когда прижмет, тоже продашь...

С противоположного тротуара за действиями объекта наблюдал лениво читающий газету молодой человек.

"С... по... на пересечении улиц... объект продавал какие-то домашние вещи, по всей видимости, украшения, с целью приобретения ликеро-водочных изделий..."

Зубанов еще немножко приставал к прохожим и направлялся прямо к молодому человеку. Который единственный не пытался от него убежать.

- Вот вы, я вижу, очень умный молодой человек, - вежливо говорил он. - Потому что уже полчаса читаете газету. И значит, вы сможете по достоинству оценить эту вещицу. Ведь это серебро? Ну возьмите, взгляните. Серебро?

Растерявшийся молодой человек брал в руки сережки и рассматривал, стараясь отвернуть лицо от дышащего перегаром собеседника.

- Ну что, серебро? Серебро?

- Серебро, - соглашался молодой человек.

- И я говорю, серебро. Ну так и возьми его своей бабе.

- У меня нет бабы.

- Были бы сережки, баба появится. Они страсть как всякие висюльки любят. Моя аж тряслась, когда я ей их подарил. Возьми, парень. Не пожалеешь.

- Да у меня и денег нет.

- А я много не попрошу. Сколько у тебя? Где они? Давай посмотрим.

И опустившийся алкоголик начинал похлопывать любителя чтения на свежем воздухе по карманам.

- Здесь или здесь? Не жмись. Я же вижу, что сережки тебе понравились.

- Ну хорошо, хорошо, - соглашался молодой человек, которому запрещено было вступать в прямой контакт с объектом Наблюдения. - Я дам деньги.

- Ну так давай! Я сразу понял, что ты знаток! И баб любишь.

Наблюдатель выворачивал карманы и отдавал всю мелочь, что у него была при себе. И срывался с места действия, забыв даже взять приобретенные сережки.

- Нормальный мужик! - говорил Зубанов, пересчитывая трясущимися руками мелочь. - В самый раз! - И бежал в ближайший киоск.

Вечером жена поднимала страшный крик.

- Допился! Из дома вещи воруешь!

- Я ничего не воровал. Это мои вещи. Это я их тебе дарил! За свои деньги.

- Но дарил-то мне!

- Пока ты была моя жена - тебе. А когда ты стала чужая сволочь, зачем мне тебе делать подарки? - справедливо возражал бывший муж. - Я ничего твоего грамма не возьму! Я человек чести.

- Гад ты, гад, - уже не кричала, уже навзрыд плакала жена.

Баба - что с нее возьмешь?

- Да ладно тебе, - говорил алкоголик Зубанов и лез к ней целоваться. - Стерпится - слюбится!

- Не прикасайся ко мне! Уйди! Или я за себя не ручаюсь, - орала жена и лихорадочно собирала вещи.

Вечером приходил сын.

- Ты что, батя, делаешь?

- А что?

- Мать извел. Пришла в слезах. Сказала, что домой не вернется.

- Да ладно тебе. Не так все плохо. Попсихует и придет.

- Не вернется. Она заявление подала. И тебя просила. Тоже.

- Заявление? Ладно, я напишу. У тебя бумага есть?

Сын доставал бумагу. И ручку.

- Слушай, а денег нет? Немного. Я тебе в пенсию отдам.

Сын болезненно морщился и давал деньги.

- Ну вот и отлично. Отлично. Я как пенсию получу, сразу к тебе. До копейки. Веришь? До последней. Ну ты же меня знаешь.

Сын молча кивал.

- Ну вот, видишь! Что писать-то? Ты продиктуй. А то у меня что-то голова болит. Простыл, наверное. А матери скажи, я на нее зла не держу. Пусть приходит когда хочет...

Сын диктовал заявление и уходил. Отец шел в киоск, покупал три бутылки водки и напивался вдрызг. На этот раз до полного бесчувствия.

- Мне кажется, наблюдение пора снимать, - говорил начальник группы наружного наблюдения. - Объект пьяница. Горький пьяница. Вчера блевал в автобусе. Он не способен ни на какие сознательные действия. Он украшения жены на улице продает. И тут же бежит в киоск.

- А если он блефует? - сомневался генерал Федоров.

- Так блефовать нельзя. Так можно только спиваться. По-настоящему. У меня два наблюдателя из ближнего окружения на больничный пошли с перепоя. Печень восстанавливать. А они антияд принимали. Он настоящую водку глушит. Мы проверяли. И по-настоящему после этого лыка не вяжет.

- Все равно наблюдение надо продолжать, - настаивал генерал.

- Зачем? За последние недели не было зарегистрировано никаких контактов.

- Вот поэтому и продолжать. Что не было! Продолжать!

- Лично я бы...

- Лично - ты можешь дома. В постели с женой. А здесь выполняй приказ! - психанул генерал. - Усильте наблюдение. И докладывайте мне о каждом его шаге.

- О каждом?

- О каждом! По минутам. Куда ходил, на кого смотрел. Сколько пил. Сколько блевал. И в какую сторону блевал. Ясно?

- Так точно.

- Идите!

Генерал психовал, потому что построенная им логическая схема разваливалась. На глазах. Главная фигура, на которую он поставил, перестала вмещаться в отведенные ей рамки Он не верил в бытовое разложение Зубанова чисто интуитивно. Исходя из общего психологического портрета своего вероятного противника. Но против психологии были факты. Которые вступали в противоречие с интуицией. И которые никак не могли оправдать затрачиваемых на не утвержденную вышестоящим начальством слежку средств.