знает, как Вальке удалось получить разрешение на пользование мощной,
берущей огромное количество энергии усилительной аппаратурой! Но ребята
уже настраивались, динамики взревывали... И вот уже вышла певица, зацепила
кринолином шнур, другой, наклонила микрофон...
закричала, конечно же, самую модную этой зимой песню:
затишье. Только в такие часы и бывало тихо на этом издавна самом буйном в
городе месте. На площади копошились рабочие - глянув в их сторону, я
понял, что за взрывы гремели здесь час назад: в очередной раз памятник
Пушкину взрывали боевики из "Сталинского союза российской молодежи". И
снова у них ничего не вышло: фигура была цела, только слетела с
постамента, да обвалились столбики, на которых были укреплены цепи.
Рабочие уже зацепили поэта краном и втягивали на место, бетонщики
ремонтировали столбики.
ночь, задавала все более простые и бесхитростные вопросы - видимо, даже
для такой несложной нервной организации ночная прогулка по столице
оказалась слишком серьезным испытанием.
предчувствия мучили меня этой ночью, и возникала уверенность, что
нынешними ночными встречами мои неприятности не кончились. - Твои сталинцы
и патриоты...
враждовал, над властью смеялся - раз, в семье аморалку развел - два,
происхождение имел неславянское - три! Мало тебе? Им достаточно...
еврейчик был?
проходим...
переживаний она просто не могла замолчать. - Чего тогда с Брестского
вокзала не ехал в метро?
бы с оружием не пускают... официально.
Когда-то я терпеть не мог идти по эскалатору - когда он двигался сам...
голодающие Ярославль и Владимир давно уже жили в столичном метро. Да
несколько человек подростков сидели посреди зала кружком, передавая из рук
в руки пузырек. Сладкий запах бензина поднимался над ними, один вдруг
откинулся и, слегка стукнувшись затылком, застыл, уставившись открытыми
глазами в грязный, заросший густой паутиной и рыжей копотью свод.
поезда. Один из них остановился, двери раскрылись, но никто не вышел -
вагоны были пусты. Другой же, как раз тот, что был нам нужен, к
Театральной, прошел станцию, почти не замедляя ход. Впрочем, он и так полз
еле-еле - километров семь в час, и поэтому я успел хорошо рассмотреть, в
чем дело.
непроницаемо-черных, как у слепого, очках. С полнейшим безразличием
направив очки на проплывающую мимо станцию, сильно уперев, так что
натянулась кожа, держал у скулы машиниста пистолет. Длинные косы парня
свисали вдоль его щек мертвыми серыми змеями.
был так страшен, что Юля взвизгнула, как щенок, и отвернулась, спрятала
лицо... Среди танцующих была девица, голая до пояса, но в старой
милицейской фуражке на голове. Были два совсем молодых существа, крепко
обнявшиеся и целующиеся взасос, у обоих росли редкие усы и бороды. Был
парень, у которого гладко выбритая голова, окрашенная красным, поверх
краски была оклеена редкими серебряными звездами. Он танцевал с девушкой,
на которой и вовсе ничего не было, даже фуражки. На правой ее ягодице был
удивительно умело вытутаирован портрет генерала Панаева, на левой -
обнаженный мужской торс от груди до бедер, мужчина был готов к любви...
Когда девушка двигалась, генерал Панаев совершал непотребный эротический
акт. Заметив, что поезд проезжает освещенную станцию, девушка повернулась
так, чтобы вся живая картина была точно против окна, и начала крутить
задницей энергичнее... И еще там, конечно, танцевали люди в цепях, во
фраках, в пятнистой боевой форме отвоевавших в Трансильвании десантников,
в старых костюмах бюрократов восьмидесятых годов, в балетных пачках, даже
в древних джинсах... Посередине танцевал немолодой человек в обычном,
довольно модном, но явно фабричного отечественного производства фраке.
Выражение лица его было - сами скука и уныние, но нетрудно было
догадаться, почему его приняли в эту компанию: именно он и держал на плече
какой-то дорогой плэйер, беззвучно аккомпанирующий дьявольскому танцу.
вспыхивали огни самокруток да вдруг к темному окну приникла отвратительная
рожа: разбитая, в кровоподтеках и ссадинах, с всклокоченными над низким и
узким лбом желтыми слипшимися волосами... Рожа была, кажется, женская, но
я бы не поручился. Через мгновение рожу обхватила сзади толстая голая рука
и оттащила от окна... В этих вагонах собралось дно.
так ярко, как уже давно не освещалось ни одно обычное помещение в городе.
В вагоне посередине стоял обычный домашний диван, на диване сидел обычный
человек средних лет в свитере и мятых штанах и, склонивши набок лысую
голову, играл на обычной гитаре. Это был знаменитейший сочинитель, песни
которого пела вся страна. В веселом поезде везли его, чтобы, остановившись
где-нибудь в Дачном под утро, вытащить на перрон и заставить петь. Потом
его угостят чем-нибудь из горошка или еще какой-нибудь гадостью. Великий
неразборчив ни в выпивке, ни в знакомствах...
через полчаса. Ждать не было смысла - он мог быть еще страшнее, ночь
выдалась беспокойная. Но и идти дальше с голыми руками не хотелось.
тощий, чем многие его земляки, старик, судя по выговору - из Вологды или
откуда-нибудь оттуда, с севера.
ее на руки, чтобы не тратить силы. Глаза он так и не раскрыл. Я присел
рядом на корточки.
десантного... Может, от сына остался? Я бы пятьдесят талонов отдал
сразу...
тридцати. Но и голодал он уже не меньше года.
не возьмешь? Хороший, еще из старых выпусков, я его по дембелю сам у
старшины увел... Год назад... Под Унгенами стояли, в резерве, тут
объявляют - все, ребята, домой, конец. Я его и увел... Возьми, дядя! За
тридцать талей отдам... Четыре дня не ел, веришь...
блеска кожаную кобуру...
особенно покупку, надел кобуру на ремень, под куртку, сунул в карман три
обоймы. Потом встал - и поймал ее взгляд.
немедленно, чтобы мы оба пока остались в живых.
загипнотизированная, ее "горбатые" жгли ее сердце, мои талоны не давали
дышать.
Здесь было абсолютно пусто и почти темно, свет сюда шел только из дверей
станции. Я вытащил пистолет, повернулся к ней и медленно поднял ствол на
уровень ее темных, так и не узнанного мною цвета глаз.
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Соломатина Татьяна