она наделила могучим математическим гением столь нежизнеспособную особь? А
его нежизнеспособность просто била через край. Посуду он ронял, паспорта
терял, электроприборы загорались, а то и взрывались у него в руках. Не
исключено, что больницы, где Мефодий частенько валялся по поводу очередного
воспаления легких или перелома конечностей и ребер, помогали ему выжить -
без них он вполне мог умереть от истощения или из-за антисанитарии, ибо пищу
Мефодий принимал, только когда перед ним ставили тарелку с едой, а мылся и
стирал только под угрозой физической расправы со стороны соседей по
общежитию. Человек, привыкший к маломальскому порядку и чистоте, выжить в
одной комнате с Мефодием не мог, поэтому в соседи нашему уникуму, как
правило, доставались люди самые непритязательные, но и те рано или поздно
вставали на дыбы и прибегали к рукоприкладству, чем больно ранили самолюбие
гения.
понимал и потому не замечал, но грубую брань или физическое воздействие
переносил весьма болезненно. И беспощадно мстил. Обидчик уже никогда не мог
рассчитывать, что Мефодий возьмет для него сотню-другую интегралов к зачету,
даст списать на контрольной или подскажет на экзамене.
показалось бы, что Мефодий груб и несдержан. Например, на дополнительный
вопрос экзаменатора он вполне мог ответить (и отвечал): "Что вы мне голову
морочите? Это же элементарно!" Предложение комсорга выйти на субботник
вызывало с его стороны такую реакцию: "Еще чего! Нашел дурака!" Если гений
звонил по телефону и на том конце провода вежливо отвечали, что
интересующего его человека сейчас нет дома, Мефодий взрывался негодованием:
"Где он, черт побери, шляется? Срочно разыщите его и передайте, что он мне
нужен!" Но этот недостаток лоска в манерах объяснялся вовсе не грубостью, а
неопытностью. Дело в том, что светской жизни Мефодий никогда не вел и такие
условности, как вежливость, были выше его понимания.
вы никогда не пытались силой запихнуть его под душ или заставить вымыть
посуду, он с радостью помогал вам разобраться в какой-нибудь мудреной задаче
или теореме, а на сопутствующие замечания типа "Это же и дураку ясно!"
просто не стоило обращать внимания.
Он безоговорочно верил любой чепухе, которую ему скармливали, - естественно,
если дело не касалось математики. Он покорно брел в самую дальнюю на
территории университета столовую, если какой-нибудь шутник сообщал ему, что
обеды там на пятнадцать копеек дешевле. Он заявлялся на факультет в
воскресенье, потому что профессор имярек якобы перенес на этот день свою
пятничную лекцию. Он учил к экзамену билеты следующего курса, брился перед
занятиями на военной кафедре наголо, сдавал деньги на мелиоративные работы
на Марсе и так далее и тому подобное. Такая доверчивость делала Мефодия
идеальной мишенью для розыгрышей, но наиболее совестливые шутники на мехмате
пользовались ею редко, справедливо полагая, что стыдно потешаться над
человеком, обмануть которого проще, чем младенца.
любви к чистой математике. Наш гений был пленен компьютером. Конечно, он еще
на первых курсах сдавал зачеты по программированию и численным методам, но
простенькие учебные программы, которые для этого требовалось написать, не
вызывали у гиганта мысли особого интереса. А на третьем курсе ему
понадобилась некая сложная и громоздкая программа - целый численный
эксперимент, дабы подтвердить правильность каких-то теоретических выкладок.
Мефодий затратил на него не меньше месяца. И пропал. Теперь никакая сила не
могла оторвать его от монитора. Он забывал о сне, еде, лекциях, семинарах и
экзаменах. Из-за него декану пришлось издать приказ, запрещавший студентам
проводить в вычислительном центре больше шести часов в сутки, но Мефодий,
проявив неожиданную хитрость, научился обходить это нелепое препятствие. В
результате он загремел на полгода в Кащенко, но программистом стал
несравненным. Половина дипломных программ нашего курса была написана
Мефодием. И, как следствие, половина курса ходила у него в должниках.
предприятие в дальнем Подмосковье. Поселили гения в рабочем общежитии. Не
знаю точно, то ли его соседи-рабочие отличались обостренной
чувствительностью к вони, то ли им просто недоставало терпимости, но из
общежития Мефодий отправился прямиком в городскую больницу - с переломом
челюсти. Когда пришло время выписаться, наш герой, не утруждая себя
пустяками вроде подачи заявления об уходе, сел на ближайшую электричку до
Москвы и навсегда покинул негостеприимный подмосковный городок.
специалиста, и твердо решил обосноваться в Москве. К тому времени страна уже
вовсю перестраивалась, посему на работу при желании можно было устроиться и
без местной прописки, проблему же с жильем Мефодий решил крайне просто -
обосновавшись у одного из должников.
- испытание отнюдь не для слабых духом. Первый должник крепился почти
полтора месяца, но потом, устав от скандалов, которые устраивали ему
родители, попросил однокашника поискать другое жилье. Мефодий смертельно
обиделся и переехал к следующей жертве - весьма флегматичному и
долготерпеливому молодому человеку, который жил один и смотрел сквозь пальцы
на такие мелочи, как разбитый телефонный аппарат, сорванные краны, сожженные
чайники, грязные носки и сомнительный запах. Если бы не взорвавшаяся газовая
колонка, Мефодий, возможно, поселился бы у него навеки, но пожар в доме
возбудил соседей, и они, призвав на помощь милицию, выдворили опасного
жильца за пределы микрорайона.
дома в дом, оставляя за собой разбитые семьи и уничтоженные материальные
ценности. Кстати, несмотря на демократические порядки, у него возникли
трудности и с работой. Ибо неожиданно выяснилось, что Мефодий не в состоянии
покинуть постель раньше четырех часов пополудни. Таким образом, попасть на
рабочее место ему удавалось никак не раньше шести, а учитывая вечерние
телевизионные программы, которые он никак не мог пропустить, и вообще
никогда. К тому же с распространением компьютерных игр и видеомагнитофонов
интерес Мефодия к программированию постепенно угас. Теперь он сосредоточил
свое внимание на порнофильмах и игрушках-стрелялках, на посторонние же
занятия времени у него как-то не находилось. Короче говоря, должникам
приходилось не только предоставлять Мефодию кров, что само по себе ужасно,
но и обеспечивать его материально. Правда, благодарный гость пытался
подсластить им пилюлю, рассказывая о гениальных программах, которые он не
сегодня-завтра напишет, и о несметных миллионах, которыми осыплет очередного
гостеприимного хозяина, но его посулы мало кого утешали.
любитель прокатиться за чужой счет. Остальные писали свои программы
самостоятельно или вовсе обходились без них. Поэтому наше участие в эпопее
началось сравнительно недавно - года два назад. В одну прекрасную пятницу
Прошка заявился на бридж весь зеленый и, заикаясь, рассказал о постигшем его
бедствии. Возможно, мы бы отнеслись к его жалобам без должного сочувствия,
но, когда наш вечно голодный друг отказался утолить свое горе при помощи
такого старого проверенного средства, как сытная и обильная еда, стало ясно,
что дела его плохи.
ванн и унитазов, заплеванных полов и волос в пище, а кроме того, терпеть не
может, когда его зубной щеткой чистят ногти или сморкаются в его полотенце.
Что поделаешь, у каждого свои слабости. Мы вот, например, питаем ничем не
оправданную любовь к Прошке. Посему после долгого чесания в затылке наше
собрание решило скинуться и снять Мефодию комнату.
скандалом изгнали Мефодия, и он вернулся к Прошке. Единственное наше
достижение - прочно засевшая в мозгу Мефодия мысль о том, что мы - свои люди
и в крайнем случае он может на нас рассчитывать. А до крайнего случая было
рукой подать - список должников неуклонно сокращался.
чающие в нем души. Поначалу они терпеливо сносили присутствие Мефодия,
поскольку считали его другом своего любимца, но, узнав о страданиях
последнего, впали в такую ярость, что Мефодию пришлось добровольно покинуть
гостеприимного хозяина. Он удалился к очередному должнику, а мы получили
передышку.
жалуясь на жизнь, попросил убежища. С Марком (а он еще больший чистюля, чем
Прошка) случилась истерика. Отказать Мефодию он не смог (не на улице же
человеку ночевать!), но, едва тот ступил на порог, удрал, пробормотав что-то
насчет срочной командировки. Две недели бедолага мыкался, разъезжая по
гостям, и наконец отважился сунуть нос в свое жилище. Там его чуть не хватил
удар, и добрый Генрих грудью прикрыл друга. Он увез Мефодия к себе в
Опалиху, а мы вчетвером двое суток приводили квартиру Марка в порядок.
детей, небольшой зверинец и отсутствие телевизора быстро подвигли его на
новое переселение. На этот раз Марк был начеку, и к телефону не подходил.
Связаться с ним могли только мы, вызвонив заранее оговоренный и довольно
сложный код.
особой любовью к порядку не страдает, к тому же нрав у него очень спокойный,
но и ему пришлось ох как несладко. По счастью, через месяц после вселения
Мефодия приехали Лешины родители, которые после выхода на пенсию перебрались
в деревню. Мама, открыв дверь квартиры, тихо сползла по косяку на пол, после
чего отец в считанные секунды выставил гостя вон, даже не дав ему
возможности одеться. Леше, естественно, устроили головомойку, но все равно
его радости не было границ.
Березин Федор
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Маккарти Кормак
Никитин Юрий