с исполнителя 13-го пункта.
и дикаря по убеждениям.
лицом аскета, мало говоривший до сих пор, но все время не сводивший с меня
глаз, стал высказывать некоторое беспокойство, некоторую тревогу.
руку на плечо молодого человека, - мы-философы и мыслители, должны с
большим уважением относиться к человеческой жизни! Нельзя так легко
относиться к чужим убеждениям и насиловать их. Мы все совершенно согласны,
что если бы не неистовства Мюрата...
- вы, конечно, согласитесь с тем, что я всегда был услужливым и покорным
учеником. Но я опять таки повторяю, что здесь замешана наша безопасность,
и что в данном случае нельзя остановиться на половине. Никто так не
возмущается жестокостью, как я сам, однако же несколько месяцев тому назад
мы вместе с вами присутствовали при убийстве человека с Боу-стрита, и ведь
это было сделано Туссаком с такой ловкостью, что зритель чувствовал себя
едва ли не хуже, чем жертва. В самом деле нельзя было без ужаса слышать
тот ужасный звук, который возвестил, что шея несчастного свернута. Если и
вы, и я имеем достаточно характера, чтобы продолжать этот разговор, то я
напомню вам, что ужасное дело было совершено по вашему внушению, при менее
уважительных причинах!
его голос утратил свои мягкие тона и перешел в какой-то визг, когда
волосатая рука колосса снова захватила мою шею.
нравственной точки зрения, - не допускай совершиться этому делу. Пойми,
что если все повернется против нас, это злодейство лишит нас надежды на
милосердие. Пойми также...
бледное лицо вдруг стало каким-то серым.
он, - мы не можем рассуждать, а должны лишь повиноваться 13-му пункту.
менять различные параграфы, на что мы не имеем права.
же ужасных пальцев моя шея начала поворачиваться вокруг плечей, и я уже
находил своевременным вверить свою душу Пресвятой Деве и Святому Игнатию,
который был всегда главным покровителем нашей семьи.
бросился вперед и начал тянуть руку Туссака с такой яростью, какую трудно
было ожидать от его прежнего спокойствия стоика, с которым он сидел все
время.
осмеливаетесь противиться моим желаниям? Оставь его, Туссак, сними свои
пальцы с его шеи! Я говорю вам, не хосу этого!..
мольбам.
действительно полицейский шпион, - он умрет. Тогда вы можете делать с ним,
что хотите, Туссак! Но если он просто безобидный путник, попавший сюда по
несчастной случайности и лишь из вполне понятного любопытства запутался в
наши дела, тогда вы его предоставите мне!
защиту, но мое молчание отнюдь не моглу служить доказательством избытка
мужества. Меня удержала скорее гордость: утратить сознание собственного
достоинства, - это уже было слишком. Но при последних словах Карла, я
невольно перевел глаза с сжимавшего меня словно в тисках чудовища на тех
двух, от которых зависел мой приговор. Грубость одного тревожила меня
меньше, чем мягкая настойчивость другого, слишком усердно хлопотавшего о
моем путешествии на тот свет: нет опаснее человека, как тот, который
боится, и из всех судей самым непоколебимым бывает тот, кто имеет
основание чего-либо опасаться, - это общий закон. Моя жизнь зависела
теперь от ответа Туссака и Лесажа на доводы Карла.
своего приятеля.
ожесточенным тоном.
голосом. Существует другой пункт, помимо тринадцатого, по которому
человек, приютивший преступника, сам преследуется, как укрыватель.
дела, Туссак, - сказал он спокойно, - но что касается до выбора пути,
которым надо следовать, то вы уже предоставьте это боее умным головам, чем
ваша.
существо, все еще не выпускавшее мою шею. Он пожал плечами в знак
безмолвного несогласия, но на время покорился.
как ты, занимая такое положение в моей семье, осмеливаешься противиться
моим желаниям?! Если ты, действительно, понял истинные принципы свободы,
если ты пользуешься привилегией принадлежать к партии, которая никогда не
теряла надежды на возможность восстановления республики, - то через кого
ты достиг всего этого?
взволнованный Люсьен, - я уверяю вас, что никогда не осмеливаюсь
противится вашему желанию, но в данном случае я боюсь, что ваше слишком
чувствительное сердце привело вас к заблуждению. Если хотите, расспросите
этого молодца, хотя мне сдается, что это все равно не приведет ни к чему!
этих людей, я не мог надеяться, что они позволят мне уйти отсюда живым. А
как хороша мне казалась теперь жизнь! Как дорога даже эта временная
отсрочка, и как бы коротка она ни была, - рука убийцы оставила мою шею.
лампа казалась мне каким-то тусклым пятном. Но это ощущение длилось всего
одно мгновенье; мои мысли сейчас-же приняли нормальное течение, и я
принялся рассматривать странное, худое лицо моего защитника.
видели судно и лодку, из которой кто-то высадился на берег, как раз после
того, как отчалила моя лодка.
Франции, но я не подозревал тогда какое роковое значение она будет иметь
для меня. После этого мой защитник принялся предлагать мне самые
разнообразные вопросы, неясные и бесполезные, тихим, словно колеблющимся
голосом, который заставлял Туссака ворчать все время. Этот допрос казался
мне совершенно бесполезной комедией; но в уверенности и настойчивости
спрашивавшего, с которым он тянул этот допрос, было что-то, указывавшее,
что мой защитник надеется и имеет в виду какой-то исход. Верно, он просто
хотел выиграть время. На что ему нужно было это промедление?
сознание опасности, я угадал, что он действительно ждал чего-то, на что-то
надеялся! Я читал это на его опущенном лице; он сидел со склоненной
головой, приложив руку к уху, его глаза все время горели беспокойным
огнем. Карл, по-видимому, надеялся на что-то, известное ему одному и
говорил, говорил, говорил, желая выиграть время.
секретом, и в моем измученном сердце внось мелькнула легкая тень надежды.
Но Туссак, раздражавшийся все больше и больше при этом разговоре, прервал
его наконец отчаянным ругательством.
рисковал своей жизнью, являясь сюда! Неужели у нас нет лучшей темы для
разговора, чем этот молодчик? Вы думаете, я выехал из Лондона, чтобы
слушать ваши чувствительные речи? Пора окончить с этим господином и
перейти к делу.
него роль тюрьмы. Посадим его туда и приступим к делу. Вы можете
расправиться с ним после!
сказал Лесаж.
подозрительно взглядывая на моего покровителя.
столь нерешительны по отношению к человеку с Боу-стрит! Этот молодчик
знает наши тайны, и он должен умереть, или мы будем обвинены именно им.
Какой смысл строить так долго планы и в последний миг освободить человека,
который погубит всех нас?
ноги. Его лицо побелело, - он стоял, склонив голову и напряженно
прислушивался вытянув вверх руку. Это была длинная, тонкая, нежная рука;
она дрожала, как лист, колеблемый ветром.