пустотой, словно маятник, а на голубых пижамных брюках начало расплываться
мокрое пятно. Оно быстро перешло на куртку, и вот уже светлая струйка
побежала по шее и ушам судьи Мантелла, нырнула в волосы и -- капля за каплей
-- полетела вниз.
подзащитный отказывается от суда присяжных, они уже уверовали в вас, --
сказал Римо. -- А теперь скажите мне: разве судья, такой состоятельный, как
вы, который может позволить себе жить на Парк-авеню, не обладает достаточным
опытом, чтобы определить, кто виновен, а кто нет?
выдохнул судья Мантелл. -- Отпустите меня, прошу вас. Виновен, виновен,
виновен...
запомнили одну картину. Советую вспоминать ее каждый раз, когда у вас будет
дело, связанное с героином, и кто-то предложит вам очередной толстый
конверт, которые вы так любите. Я уверен, что вам предстоит еще не раз ее
вспомнить, поскольку добрая половина предстоящих крупных судебных
разбирательств в этом городе по делам, связанным с героином, уже вписаны в
ваш календарь. А теперь поднимите-ка голову, господин судья.
легкой, чем смерть тех, кто погибает от белого порошка, -- сказал Римо и
слегка дернул за ленту. Руки Мантелла безвольно повисли, он потерял
сознание. Римо втащил его в комнату, сорвал ленту, помассировал заплывший
жиром позвоночный столб, чтобы привести судью в чувство, и помог встать на
ноги.
на него сверху, -- сказал, тяжело дыша, судья.
некто по имени Дон, телохранитель, а точнее -- палач.
парадный вход.
Политика кнута и пряника. Деньги -- пряник. Дон -- кнут.
дышать так, чтобы легкие доставали при вдохе до самой спины. Я бы не хотел,
чтобы вы умерли от шока теперь, когда вы, так сказать, встали на путь
истинный. Постарайтесь представить себе, что ваши легкие соединены с
позвоночником.
и, к своему удивлению, почувствовал, что страх уходит. Он даже не заметил,
как худощавый молодой человек вышел из пустой квартиры, расположенной этажом
ниже квартиры Мантелла. Судья радовался, что с каждым глубоким вздохом все
дальше отступает переполнявший его ужас, и не следил за временем. Ему
показалось, что лишь секунду назад молодой человек был еще здесь, потом
вышел и вот он уже возвращается, толкая вперед здоровенного верзилу -- на
целый фут выше и на добрую сотню фунтов тяжелее его самого. Худощавому, судя
по всему, совсем не трудно было тащить тяжеловеса: на его лице была написана
скука и ничего больше.
загривке пленника.
стороны окна, но в его пояснице что-то хряснуло, громадное тело,
переломившись, сложилось вдвое, ступни достали до плеч, и Дон вылетел за
окно.
сказал Римо человеку в мокрой пижаме.
руки от черной краски. Снял черную рубашку, вывернул ее наизнанку и надел
снова. С изнанки рубашка оказалась белого цвета. Вышедший из квартиры
человек в белой рубашке и черных брюках сбежал, насвистывая, по лестнице с
тринадцатого этажа и, выходя на улицу, бодро пожелал швейцару доброго
--утра.
Парк-авеню. Войдя в свое временное обиталище -- номер в гостинице "Уолдорф
Астория", -- он усердно проделал утреннюю зарядку, так что даже запыхался.
Оставалось лелеять надежду, что свернувшийся на циновке тщедушный старик
спит. Чиун обладал способностью так располагать свое ложе, что он
доминировал над помещением, где находился, и препятствовал какой-- либо
активности. Номер-люкс был достаточно просторным, но всю его площадь
контролировала пегая бороденка азиата. Даже тогда, когда он спал.
делать это в присутствии других, -- проворчал он.
разбудило мое дыхание.
знает никого другого. Можно, конечно, стараться быть похожим на то, чем,
судя по всему, являются другие, но, не зная точно, что они из себя
представляют, достичь этого не удастся. Тот "другой", с которым я нахожусь
большую часть времени, это -- ты. Я не хочу походить на тебя. Поэтому я сплю
здесь.
за вязью витиеватых чиуновских сентенций, и вдруг заметил стоявшую на
телевизоре разорванную коробку. Как пенная шапка над кружкой пива,
поднимался из коробки спутанный клубок кинопленки. На коробке был написан
номер их люкса, она была, очевидно, доставлена с нарочным, так как на ней
была наклеена голубая этикетка, означавшая также и кое-что еще.
циновки, на которой он спал в предназначенном для сна специальном желтом
кимоно, -- она действительно голубая.
что это посылка от начальства.
шефа -- доктора Харолда В. Смита, обладавшего скрипучим лимонно-кислым
голосом и возглавлявшего секретную организацию КЮРЕ.
императором. При этом не имело никакого значения то, что формально Смит был
директором санатория Фолкрофт. Поколение за поколением Чиун и его
предшественники, другие Мастера Синанджу, служили императорам. За счет их
жалованья кормилось население корейской деревушки Синанджу, расположенной к
югу от реки Йялу. Некоторые из этих императоров называли себя королями,
другие -- монархами, патриархами, царями, принцами, председателями или даже
директорами санаториев. Но император есть император, и им был тот, кто
платил в данное время Дому Синанджу.
Смита, -- сказал Римо. -- Но это означает также, что коробка предназначена
мне лично. Ты не должен был ее открывать. И ты это прекрасно знаешь.
даже если в ней что-то пересыпается. Она означает только то, что ты не
должен вскрывать посылку. Пересыпается в ней что-то или нет.
непригодной. Я воткнул вилку в розетку, но никакой картинки не появилось.
Только свет да жужжание.
не должен ее, видите ли, открывать. О! Это так важно! Кто и что будет
смотреть -- это тоже не менее существенно. Разве можно понять разум белого
человека?
сложив перед собой тонкие пальцы с длинными ногтями, словно две красивые
птички в своих гнездах.
расчленением или чем-то в этом роде. Смит интересуется техникой исполнения.
Он говорит, что смотрел этот фильм, и ему это кажется важным. Что-то там
такое, связанное с деньгами.
бумаги. Как тебе известно, я никогда не соглашался, чтобы в мою деревню
посылали бумажки. Только золото. Все остальное -- лишь надежда или обещание.
Запомни это, Римо. Иногда можно согласиться на драгоценные камни, но ты ведь
в них не разбираешься.