Чтение 7–й страницы книги ~Последний трюк каскадера~

- Видите... Отсюда я звоню, кому хочу, домашним или чужим.

- Часто вы им пользуетесь?

- Довольно часто. У меня друзья, они меня не забывают.

- Значит, если бы мне понадобилось спросить вас о чем-либо...

- Вы могли бы связаться со мной в ту же минуту. Не стесняйтесь, комиссар.

Комиссар ушел. Я знал, куда он направился. К старухе, этажом выше. Марсель мне доложил. Оставалось только следить за ними. Марсель, как всегда, в тревоге. Шпик шевелит мозгами, что-то его беспокоит. Самоубийство-то дурно пахнет. А он никак не нащупает, почему. В сущности, мы с Изой ему не нравимся. Он чувствует в драме подозрительный привкус. Акробаты! Бродяги! Иными словами, дурно пахнущее самоубийство, неподходящее для светского пищеварения. Городу придется заткнуть нос. Этажом выше мамаша Ламбер де Шамбон, урожденная Фроман, небось держит уже флакон с нюхательной солью!

Вот они оба подходят к ее двери. Марсель стучится. Она открывает, в глубоком трауре, лицо застывшее, как похоронная маска. Полицейский вовсе не намерен выражать соболезнования. Ему надо выудить из нее кое-какие сведения насчет меня с Изой...

- Вас не удивила женитьба вашего брата?

- Если только это можно назвать женитьбой! Скорее легальное сожительство.

Она говорит громко, властно, высокомерно, постепенно входя в раж. Мне казалось, что я слышу ее сквозь стены.

- Мой брат был не более чем простофиля... а этот (она кивает в сторону сына) - несчастный глупец... Оба с ума посходили из-за этой шлюшки, которая притащила за собой безногого, не знаю, из какого балагана... Доигрались!

Точно. Она зовет меня безногим. Марсель признался однажды. Даже просил у меня прощения. И все-таки комиссар морщится. Она прерывает его на полуслове.

- Меня не интересует, кто виноват в катастрофе. Важен результат. А в результате убит мой бедный брат.

- Позвольте, - говорит Дрё, еще не привыкший к манерам старухи. - Он не был убит. Он сам...

Энергичный жест старухи.

- Это вы, месье, толкуете, как вам удобнее. Вы находите умершего и револьвер. Значит, самоубийство. Как просто!

Я словно вижу эту сцену. Шамбон мне ее описал. Признаюсь, довольно забавно. Однако вернемся к Дрё - тот не любит, чтобы ему наступали на ноги.

- Вы знаете господина Феррана? - спрашивает комиссар. В высшей степени достойный человек. Вчера вечером он дежурил по Братской помощи.

- Что еще за Братская помощь?

- Филантропическое общество, где приходят на помощь отчаявшимся.

- Будто нельзя им дать спокойно умереть. Начнем с того, что Шарль отнюдь к ним не принадлежал. Ничего себе фантазия!

- Да будет вам известно, что он позвонил в Братскую помощь, сообщил свою последнюю волю и выстрелил себе в сердце. Господин Ферран все слышал.

Старуха в ярости.

- Я сказала то, что сказала! - кричит она. - В него выстрелила эта шлюха.

- Она провела вечер в городе.

- В таком случае безногий.

Ее оставляют силы, и, плача, она становится всего-навсего убогой старушенцией, такой же убогой, как и я сам. Затем происходит перепалка между нею и сыном; я догадался об этом, но тщетно пытался выведать у Марселя, в чем дело. Потом вернулся Дрё. Нелегко угадать его тайные мысли. Он извинился - этакий добрый малый.

- Еще один вопросик, и я убегаю. Вы ведь сказали, что у вас есть приятели, не так ли?

- Да, конечно.

- Навещают ли они вас?

- Вначале пытались. Но их на порог не пустили. Распоряжение врача. Ведь у врача широкая спина. На самом же деле папаша Фроман не хотел видеть у себя... как бы вам сказать... слишком заметных субъектов. Если вам будет угодно, я расскажу о своем ремесле.

- С удовольствием, - согласился комиссар.

Он улыбается. Пожирает меня глазами. Между нами своего рода сообщничество. Мне становится жутко интересно, и я удерживаю его ручищу в своих пальцах.

- Рассчитываю на вас, комиссар. Теперь, когда нет больше моего цербера, мне будет так скучно!

В этот самый момент я и решил рассказать обо всем. Но прежде надо покончить с началом спектакля. Комиссар не забыл заглянуть в гараж, расспросить Жермена. Выяснилось, что папаша Фроман взял свою машину накануне, около десяти утра. Завтракал в городе и вернулся довольно поздно. Дрё слишком хитер, чтобы допытываться у Шамбона и Изы насчет распорядка дня Фромана. Он предпочел поручить это своему помощнику. Так вернее. В Ля Колиньер он не доверял никому, поэтому и позвонил инспектору.

- Алло, Гарнье?.. Я только что из замка. Видел молодого Монтано. Вообрази - не геркулес. Как раз наоборот. Довольно красивый малый, только в веснушках. Не люблю таких. К тому же агрессивный! Но это как раз можно понять. Само собой, из него ничего не выудишь. Отношения со стариком самые что ни на есть отвратительные. Королева-мать неописуема. Расскажу при встрече. В общем, сумасшедший дом. Завтра свяжись с налоговой администрацией, выведай о состоянии Фромана. Затем постарайся узнать, чем он вчера занимался. Он не завтракал и не обедал дома. Узнай, где он был. Я займусь бывшей горничной и нотариусом. Жду заключения криминалиста и судебно-медицинской экспертизы. Уверен: самоубийство они подтвердят! Но у меня куча самоубийств, которые, быть может, вовсе не самоубийства. Я не хочу, чтобы на этот раз меня услали к черту на рога в Финистер или Канталь (2).

Представляю, как в понедельник утром в полиции комиссар читает газеты. Кабинет как кабинет - видел не раз. Дым столбом, пепельницы набиты окурками, за матовыми стеклами дверей снуют фигуры, где-то надрываются телефоны. Дрё просматривает статьи, красным карандашом помечает фразы, качает головой: необъяснимое исчезновение... Следствие продолжается... Президент Фроман - один из тех незаменимых людей...

Стучат. Входит инспектор Гарнье, вечно деятельный, суетливый, нос по ветру, крутится, как пес под ногами.

- Патрон, взгляните - результаты вскрытия.

- Будь другом, избавь меня от этой трупной литературы. Изложи сам покороче.

- Проще простого. Пуля пробила сердце. Смерть мгновенная. Выстрел был сделан с близкого расстояния. Жилет и рубашка прожжены.

- А как насчет болезней?

- Ничего. Крепкий тип. Износу не было. Вас это беспокоит, патрон?

- Пожалуй, да.

Тишина. Гарнье шарит по карманам, выуживает помятую сигарету, закуривает. Комиссар подвигает поближе к нему листки бумаги, на которые сыплется пепел.

- Это из лаборатории. Ничего нового. Пуля револьверная. По всей вероятности, револьвер принадлежал Фроману со времен Сопротивления. Отпечатков пальцев много, но все - его собственные. Мы топчемся на месте.

Гарнье показывает газету, роняет несколько горящих крошек табака.

- Осторожно, - говорит Дрё. - Устроишь пожар. Езжай. Кстати, бесполезно допрашивать помощников Шамбона. Скорее, низший персонал... секретарш... Разузнай, о чем говорит народ. Меня это интересует в первую очередь. Потом разберемся. И не забудь о налогах. Я пытаюсь связаться с нотариусом, но линия занята.

- А кто нотариус?

- Мэтр Бертайон. Это имя записано в блокноте Фромана. Сегодня утром в одиннадцать он собирался встретиться с ним.

- Странное совпадение. Мне кажется, это дело...

Звонок прерывает разговор. Дрё берет трубку и передает параллельную Гарнье.

- Нотариус у телефона, - отвечает голос.

- Спасибо, Поль... Алло! Мэтр Бертайон?.. Это комиссар Дрё. Я по поводу кончины президента Фромана... Мне известно, что он собирался встретиться с вами сегодня утром. Не могли бы вы сказать, с какой целью?

- Это ужасно, - начинает нотариус. - Такой замечательный человек! Какая утрата для города!

Прикрывая рот рукой, Гарнье шепчет: "А ведь он серьезно!"

Дрё делает большие глаза и продолжает:

- Вам известно, мэтр, о чем он хотел с вами говорить?.. Это очень важно, и вы можете, не нарушая строгой профессиональной тайны, сообщить мне, имел ли визит президента Фромана отношение к его распоряжениям относительно завещания.

Нотариус колеблется.

- Я нарушаю правила, - замечает он. - Но совершенно конфиденциально, конечно, я могу сказать, что он намеревался изменить свое завещание.

- В каком духе?

- Этого я не знаю. Когда я спросил его, насколько дело срочное, он ответил: "Да, это по поводу моего завещания. Я хочу его иначе сформулировать". Вот и все. Он мне ничего не пояснил. Только записал нашу встречу на сегодня.

- Когда это было?

- В пятницу. Во второй половине дня.

- А на следующий день вечером он покончил с собой... Он был взволнован, разговаривая с вами?

- Нисколько. Но он был не из тех, кто дает волю своим чувствам.

- Как выглядит завещание?

- Все переходит его сестре и, следовательно, косвенным образом, его племяннику, господину де Шамбону. Но и своей молодой жене он оставил приличный капитал. Достаточный, чтобы жить на широкую ногу. Я не помню всех условий завещания, но могу вас заверить, что он распорядился всем с большой щедростью.

- Еще один вопрос, мэтр. Ходят слухи, что он переживал тяжелый момент.

- Ай, - шутит Гарнье. - Болезненный вопрос.

Нотариус пытается уклониться от ответа, кашляет, прочищает горло.

- Да, конечно... Но дела обстоят прекрасно. Он уже уволил персонал, но, может быть, и это еще не все... Господин де Шамбон проинформировал бы вас лучше меня.

- Ну что ж, благодарю вас, мэтр. Тело передано семье. Похороны состоятся, когда она пожелает.

Безумно интересно манипулировать этими людьми, как пешками, быть их властелином, соблюдая при этом точность фактов, - ведь для того, чтобы изобразить сцену с нотариусом, я узнал от Изы, что Фроман намеревался изменить свое завещание. Угрожал ей. Кстати, я еще вернусь к этому. Нет ни единой подробности, чтобы она не соотносилась с другой. Мне же принадлежит "монтаж", подача материала. - Я устраиваю представление захватывающей комедии, а ведь меня уже ничем не удивишь!

Итак, комиссар опять погрузился в размышления. Можно ли покончить с собой, когда намереваешься изменить завещание? Здесь концы с концами не сходятся. С другой стороны, когда собираются облагодетельствовать? Или, скорее, когда хотят обездолить? Предполагать можно все что угодно.