Чтение 7–й страницы книги ~Господин Никто~

сад, куда мы ни разу не догадались пойти прогуляться. Я следую за ней и,
когда мы достигаем темной аллеи вдоль кипарисов, спрашиваю:

- По-твоему, нас подслушивают?

- А ты как считаешь?

- Трудно сказать...

- Говори тогда, что у тебя.

- Франсуаз, я хочу уехать в Париж!

- Ну и валяй. Счастливого пути.

- Не могу без тебя. Я хочу сказать - без твоей помощи.

- Почему не можешь?

- Потому что я в безвыходном положении. Ты единственная можешь меня
спасти.

- Выходит, дошло до того, что тебя должна спасать какая-то надменная
шлюха, как ты изволил меня назвать перед твоим Дугласом?

- У тебя изумительно острый слух...

По сути дела, даже самый острый слух не смог бы уловить моей реплики
среди шума ночного заведения на расстоянии трех метров. Но мне известно,
что слух иногда обостряется при помощи специальных устройств. Только в
данный момент мне было не до таких деталей.

- Франсуаз, ты отлично понимаешь, почему я сижу в этой вилле и чем я
тут занимаюсь...

- Допустим. А с какой целью?

- Меня готовят к тому, чтоб забросить в Болгарию. Едва успел я оттуда
бежать полгода назад, как они снова хотят меня туда вернуть...

- И ты умираешь от страха. Не так ли?

- Дело не только в страхе. Это будет конец всем моим намерениям, всем
мечтаниям. Всю жизнь я рвался в Париж... Во Франции воспитывался мой
отец... я с детства лелеял эту мысль...

- Хорошо, хорошо. Только не заплачь.

Сила была на ее стороне, и женщина играла твердо. Плакать я не
намеревался, но замолчал, так как почувствовал, что исповедь тут ни к чему
и мне надлежит отвечать на вопросы, ставить которые дано другому. Благо, к
этому мне не привыкать.

В тени кипарисов смутно белеет скамейка, но Франсуаз проходит мимо и
останавливается лишь в конце аллеи. Она подает мне знак подойти к ней
поближе и говорит полушепотом:

- Ты не возражаешь, если мы вернемся к самому началу, а?

Мы так и сделали.

Женщина мастерски задает вопросы - качество, которое я в ней оценил
при первом же нашем водевильном разговоре. Каждый вопрос бьет в одну
узловую точку, допрос ведется ловко, держит меня в напряжении, и через
каких-нибудь пятнадцать минут Франсуаз вырывает из меня все то, на что
греческая полиция расходовала долгие часы.

- Случай с Младеновым, возможно, представит для нас известный
интерес, - замечает брюнетка по окончании допроса. - Неясно одно - чем ты
сам можешь быть для нас полезен...

- Послушай, Франсуаз, я выполню любую задачу, которую вы поставите
передо мной... Я люблю Францию...

Женщина задумчиво глядит на меня своими большими темными глазами,
смутно поблескивающими во мраке аллеи.

- Человек, который не любит собственную страну, едва ли способен
любить другую, Эмиль.

Я молчу. Эта кобра знает мое уязвимое место.

- Но это не столь важно. Среди таких, как мы, о любви говорить не
принято, ты сам сказал. Беда в том, что тобой сейчас владеет страх. Весьма
возможно, значит, что он тебя не покинет и завтра. Не думай, что страшно
лишь там, в Болгарии.

- Франсуаз, я не трус.

- Я в этом не уверена. Впрочем, это касается прежде всего тебя:
струсишь - сократишь себе жизнь. Пойдем-ка мы обратно. Длительные прогулки
всегда вызывают подозрение.

- Погоди, - говорю я. - Для меня нет возврата. Моя подготовка сегодня
закончилась. Не исключено, что завтра же вечером меня отправят на границу.

Уже шагая по аллее, она вдруг замирает на месте при этих словах и
оборачивается ко мне:

- И ты только сейчас об этом говоришь? Мог бы еще подождать и
телеграфировать мне с границы. Что я должна сделать за два часа?

- Вырвать меня отсюда. Франсуаз, я уже достаточно знаю тебя и
убежден, что ты в состоянии сделать все, если захочешь.

Комплимент, сказанный даже такой женщине, как Франсуаз, делает свое
дело. Во всяком случае, делает больше, чем разные заклинания вроде "во имя
нашей дружбы" и тому подобное. Уставившись глазами в черную стену
кипарисов, Франсуаз о чем-то думает. Смутно белеет во мраке ее красивое
лицо, а от ее темных, аккуратно уложенных волос исходит легкий аромат, но
я не замечаю ее женских чар, потому что вижу перед собой не женщину, а
представителя некоего безымянного ведомства, которое в данный момент
решает мою судьбу.

- Чтоб раздобыть для тебя подходящий документ, у меня нет времени, -
бормочет Франсуаз как бы сама себе.

Помолчав немного, она вдруг добавляет:

- Тем хуже. Попробуем обойтись без документа. Господин Никто, родом
Ниоткуда. Национальность: без национальности.

Она берет меня под руку, медленно ведет по темной аллее в сторону
виллы и тихо говорит:

- Я ухожу. Ты меня провожаешь до дверей, пять минут ужинаешь на
кухне, гремя при этом посудой, удаляешься в спальню, гасишь свет, делая
вид, что ложишься, вылезаешь в окно, перемахиваешь вот здесь, в конце
аллеи, через ограду. Прямо перед тобой шоссе. Идешь влево. Я тебя жду за
третьим поворотом.

Белый "ягуар" летит по шоссе со скоростью, несколько превышающей
дозволенную. По обе стороны дороги мерцают во мраке огни афинских
пригородов. На темно-синем необъятном афинском небе трепетно сияют крупные
звезды. Прекрасное небо, чьей красоты по разным причинам я никак не могу
вкусить. Франсуаз, зорко глядя вперед, молча следит за летящей навстречу,
освещенной мощными фарами лентой асфальта. Я тоже молчу, пытаясь подавить
неприятную дрожь в спине, знакомую преследуемым.

По правде говоря, я не верю, чтоб нас преследовали, по крайней мере в
данный момент. По выработанному Франсуаз плану все произошло быстро и
тихо. Теперь вопрос в том, что нас ждет дальше. Но хоть я и ненавижу
двигаться в неизвестность, все же не решаюсь приставать к брюнетке с
расспросами и лишь машинально слежу за белой мордой "ягуара", которая
подминает под себя ленту шоссе.

Огни вдоль дороги становятся все чаще. Машина входит в кварталы Афин.
Франсуаз сбавляет скорость - слишком большая роскошь ввязываться в спор с
полицией, когда рядом с тобой сидит человек без паспорта. Мы движемся со
скоростью семьдесят километров, а кажется, что машина ползет, как
черепаха, и это заставляет меня нервничать. Стремление бежать как можно
скорее, разумеется, всего лишь глупый пережиток. В наши дни полиция не
преследует по пятам, если решила поймать, а неожиданно встает на твоем
пути.

Время позднее. На перекрестках мигают желтые огни светофоров:
проезжай, если хочешь, только гляди в оба. Мне к этому не привыкать. На
моем жизненном пути редко встречается зеленый свет. Если не красный, то в
лучшем случае желтый. Желтое, предупредительно мигающее око: поезжай, но
на свой риск.

Бульвар, на который мы выезжаем, мне знаком по вечерней прогулке с
полковником. Несколько минут спустя перед нами вспыхивает белый неон отеля
"Гранд Бретань", а напротив - зеленые буквы "Копакабаны". Едем еще
какое-то время, после чего "ягуар" круто сворачивает в узенькую, плохо
освещенную улочку и останавливается. Франсуаз берет ключи от машины и
выходит.

- Я сбегаю позвоню. Жди меня тут.

Подожду, что делать. Проходит более четверти часа, а брюнетки все
нет. Значит, не звонить она побежала, а зашла к кому-то - должно быть, к
человеку повыше ее рангом.

Наконец Франсуаз возвращается, садится в машину, закуривает и, не
сказав ни слова, едет дальше. Мы проезжаем по маленьким полутемным
улочкам, мимо дощатых заборов и пустырей. Потом снова выходим на широкий,
покрытый асфальтом бульвар. По одну сторону бульвара блестят витрины и
яркие вывески заведений, по другую темнеют в полумраке корпуса пароходов,
трубы и мачты. Должно быть, мы в Пирее. Франсуаз останавливает машину у
слабо освещенного тротуара со стороны набережной.

- Вылезай и жди меня здесь.

Затем, отъехав метров двести вперед, она снова останавливается, на
сей раз у противоположного, освещенного витринами тротуара, выходит из
машины и ныряет в какое-то заведение. Вскоре я опять вижу ее в
сопровождении мужчины в черном, гораздо ниже ее ростом. Они пересекают
бульвар и, разговаривая, медленно идут по темному тротуару ко мне.

- Вот он, твой пассажир, - говорит Франсуаз, когда они поравнялись со
мной. - Эмиль, это Жак. Дальше уже он будет заботиться о тебе.

- За мной, - бормочет мужчина, даже не взглянув на меня, и мы идем в
сумраке вдоль корпусов пароходов.

- Прибыли, - вдруг сообщает он.

Перед нами низкое туловище грузового парохода с двумя такими же
низкими трубами. На корме отчетливо видна надпись "Этуаль". Мужчина
подходит к трапу, взмахом руки прощается с Франсуаз и знАком предлагает
мне следовать за ним.

- Вы трогаетесь завтра, с зарей, - сообщает мне Франсуаз, провожая до