Чтение 7–й страницы книги ~Голосуйте за Берюрье!~

- Если это вызов, я тут же вышлю ее срочным письмом, - уверяю я его.

Он отбрасывает одеяло, поднимает свои окорока, чешет всей пятерней
волосатые ягодицы.

- Ладно. Но ты мне за это заплатишь, Сан-А. Не сомневайся!

ГЛАВА V

Дорогой он сердится. Время от времени он бормочет такие вещи, которые я
предпочитаю не слышать. Солнце играет в прятки с пушистыми облаками; иногда
оно прячется за ними, бросает луч паяльной лампы за горизонт и снова быстро
исчезает в пышных кучевых облаках.

- Сегодня будет дождь,- предсказываю я, выискивая способ завязать
разговор.

- Все, чего я хочу, это чтобы с неба падало Дерьмо! - отрубает Толстяк.

- Конечно, каждый любит свою стихию,- говорю я.

Мы достигаем маленького леска. Это березовый лес. Серебристые стволы
берез кажутся выкрашенными гуашью. Берю внезапно оживает:

- Послушай, Сан-А,- говорит он, переходя на примирительный тон,- отдай
мне это фото!

- Дудки! А что же я преподнесу твоей жене к Новому году, если отдам его
тебе сейчас?

Он зеленеет!

- Послушай, кореш, если когда-нибудь эта треклятая фотография окажется в
руках у Берты, я отобью тебе позвонок за позвонком, пока ты не станешь похож
на улитку!

Я регистрирую его угрозу и с серьезным видом киваю головой:

- 0'кэй, бэби, я всегда мечтал иметь возможность называть тебя папой,
сколь бы это не казалось неправдоподобным.

Обменявшись этими любезными репликами, мы подходим к лачуге Матье Матье.

Мне не надо бросать даже двух взглядов, чтобы понять, что ситуация со
вчерашнего вечера не изменилась. С первого взгляда мне становится ясно, что
садовника дома нет. Труп собачки совершенно застыл в крапиве, мокрой от
росы. Увидев ее, Толстяк забывает всякую обиду и плачет.

- Какая милая маленькая зверушка!- хнычет крутой на расправу Берю.- И
откуда берутся такие вандалы" которые способны причинять собачкам зло? Если
этому злодею она была больше не нужна, он мог отвести ее куда-нибудь на
пекарню или сдать в общество охраны животных1. Но проткнуть вилами - на
такое способен только деревенщина.

- Кто тебе говорит, Толстяк, что это он ее убил?

- Объясни...

Я ввожу его в курс событий. Он внимает моему рассказу и даже забывает о
фотографии.

- По-твоему,- тихо говорит Толстяк,- садовник что-то должен был видеть в
тот день, когда пристрелили первого кандидата на выборы?2

- Почему бы и нет? Ведь убийца ушел же. Через какой-нибудь выход?

- И, чтобы обеспечить свою безопасность, ему необходимо избавиться от
этого опасного для него свидетеля. И вчера вечером он появился здесь. Смелая
собачка начала на него наступать, и он ее наколол на вилы. А что потом?

- А что произошло потом, предстоит выяснить нам.

- Ты думаешь, что он убрал и хозяина?

- У меня такое предчувствие.

- Если он его прикончил, должен быть труп, не так ли?

- Он, возможно, его спрятал, чтобы выиграть время. А возможно, убил его
здесь или увел его в какое-нибудь более укромное место.

- Более укромное место! - насмешливо замечает Толстяк, указывая на
окрестности, лесок, полуразвалившийся дом и крапиву...- Послушай Сан-А,
только в раю есть такое место.

Он прав, скопище грязи. Поскольку у меня нет времени играть в прятки, я
решаю как можно быстрее добраться до Белькомба и направить полицейских на
поиски садовника.

Узнав, что часть Полицейской элиты собралась в комиссариате супрефектуры
и что мне предстоит командовать этой элитой, Толстяк вздыхает с облегчением.
Ему отнюдь не неприятно быть верным помощником человека моего ранга. Если
уже на то пошло, я убежден, что Претолстый будет здорово заноситься Перед
ними! Горе подчиненным!

Должен согласиться, отбросив в сторону всю свою скромность, которая,
однако, ох как велика! - что наше появление произвело соответствующее
впечатление. Главный комиссар Конруж изображает полновластного владыку! Все
к нему обращаются, толпятся вокруг него, усердно лижут, льстят, заискивают,
разыскивают, лезут без мыла в одно место. Эта масса настолько хорошо вошла в
роль, что можно поклясться: все так и есть на самом деле.

Толпа журналистов все более и более густеет. Это напоминает
правительственные кризисы доброго старого времени. Вспышки фотоаппаратов
сверкают вовсю. Конруж сменил костюм. Он облачился в серо-антрацитовые тона,
ибо эти тона лучше всего запечатлеваются на черно-белом фоне газет. На нем
очень светлый галстук, поскольку у него смуглая кожа. Знает свое дело,
чертяка! Не хватает только подкрашенных губ! Во всяком случае, для придания
им блеска он проводит по ним языком каждый раз, когда какой-нибудь пленочный
пачкун готовится сделать снимок. Его голос более рассчитан, чем цены
некоторых владельцев гостиниц. Его манера поведения благородна и
аристократически надменна. Заметив нас, он делает едва заметный жест,
одновременно покровительственный и непринужденно-развязный.

- О, Сан-Антонио со своим сенбернаром! Значит, вас действительно занимает
это дело?

Я подмигиваю.

- Возможно, это не то слово,- отвечаю я,- но во всяком случае я здесь.

- Тебе удалось пролить свет на эту двойную задачу? - шутит он, довольный
тем, что видит улыбки на лицах представителей прессы и слышит смешки в рядах
легавых.

- Напротив,- говорю я смиренно-сладким голосом,- все, что мне удалось
обнаружить, так это то, что загадка не двойная, а тройная.

И сразу же физиономия господина the principal1 (извините меня, если я
иногда начинаю писать по-английски, это автоматически) уподобляется копилке,
выполненной в стиле Регентства.

- Ах да?

- Как нельзя более "ах да", Конруж. Садовник графа исчез, а его собачка
заколота вилами!

Поставщики газетных "отделов происшествий" зашумели, довольные тем, что
им подбросили лакомый кусок.

Я щелкаю пальцами.

- Я хотел бы ознакомиться с показаниями этого человека,- заявляю я.- Где
они?

Конруж становится фиолетовым. Он чувствует, что теряет лицо, и его
инстинкт самосохранения начинает трезвонить во всю мощь, словно колокольчик
стюарда вагона-ресторана перед первым обслуживанием.

- Они подшиты в досье! - говорит он.- Ты думаешь, у меня есть время
разыскивать его для тебя?

Тут уж, мои солнечные девочки, ваш милый Сан-А теряет терпение.

- Если у тебя его нет, найди, приятель! - бросаю я ему в лицо.- С этого
момента руководство следствием поручено мне!

Я сую полученный мной приказ прямо в нагрудный карман его пиджака.

- Вот свидетельство. Это тебя разгрузит от чрезмерной занятости.

Он желтеет. Отяжелевшим жестом он достает официальную бумажку и начинает
ее изучать.

- Прочтешь на свежую голову! - советую я.- Дело не терпит отлагательства.
Для начала мне нужны показания садовника - и живо!

И тут же я оказываюсь в полыхающем зареве. Я почти ничего не вижу. Меня
ослепляют вспышки фотоаппаратов.

Я рассекаю толпу. Берю прилип ко мне, чтобы попасть в кадр. Он даже снял
шляпу, дабы избежать тени на своей величественной физиономии.

- Я не всегда согласен с твоими методами,- шепчет он,- однако должен тебе
сказать, парень, что ты сейчас доставил мне удовольствие, так как я терпеть
не могу Конружа.

Я не разделяю его ликования. Если мне не удастся раскрыть это дело, ох,
как я почувствую это на своей шкуре! Мне тут же придется удалиться на покой
в "Сторожевую башню" и купить себе удочку.

* * *

"Я подстригал розы господина графа, когда раскрылось окно в библиотеке.
Камердинер Серафен крикнул, что с графом случилась большая беда и что нужно
бежать за доктором через дорогу. Что я и сделал".

Вопрос: "Вы слышали выстрелы?"

Ответ: "Да, но я не знал, что речь идет о выстрелах".

- Это представляет интерес? - спрашивает Берюрье.

- Увлекательно, как "Тентен",- отвечаю я и продолжаю чтение протокола.

Вопрос: "Что вы подумали?"

Ответ: "Когда раздались выстрелы, я подстригал газон мотокосилкой. Я
принял выстрелы за хлопки, когда ковер трясут или выбивают".

Вопрос: "Между моментом, когда прозвучали эти выстрелы, и моментом, когда
камердинер попросил вас сбегать за доктором, кто-нибудь выходил из дома?"

Ответ: "Я никого не видел. Абсолютно никого".

Вопрос: "Что вы делали потом?"

Ответ: "Я побежал звонить в дом напротив".

Вопрос: "По дороге вам встречались люди?"

Ответ: "Да, соседи, обитатели квартала. Я сказал им, что стряслась
большая беда с господином графом. То, что мне перед этим сообщил Серафен".

Остальная часть протокола выдержана в том же духе. Матье Матье никого не
видел выходящим из дома. По крайней мере так он утверждает.

Я делаю знак инспекторам подойти.

- Скажите-ка, ребята, вы опросили людей, собравшихся на шум, поднятый
садовником, когда он шел за доктором?

- Да, господин комиссар.

- Ну и что?