Чтение 7–й страницы книги ~Причесывая жирафу~

все более сожалел о своем посещении дворца Кабеллабурна.

Мы с моим коллегой весело провели время, вспоминая о хороших временах
и прежних делах. Потом я отправился к французскому Гаргантюа,
переваривающему все что угодно, даже обиды.

Я нашел Беру лежащим на кровати без движения. Он меняется на глазах,
храбрец.

- Тебе что, не по себе, козленок? - заметил я.

- Это из-за завтрашнего дня, - ответил он.

- Причем тут завтра?

- Завтра воскресенье.

- Ну и что из этого?

- Завтра состоятся два дневных представления, так заявил патрон.

- Я понимаю твое опасение, толстяк, я сочувствую тебе. Но ты будешь
пожирать поменьше дряни в каждом представлении, чтобы уравнять твои
возможности, вот и все.

- Это-то все ерунда, - воскликнул он, - но у меня не будет времени
для обеда между вторым дневным и вечерним представлениями!

Пока он натягивал на себя костюм, в котором ему предстояло выступать,
я отправился пошататься около Градос. Этот милый дуэт уже закончил свой
номер. Донато присыпался тальком, в то время как Поль раскладывал пасьянс.
Обнаружили ли они мою записку? Без сомнения. Если они пользуются
наркотиками, они должны были открыть ящик. Я заметил, что жесты их были
мертвыми, нервными, ну и, потом, они не разговаривали, что противоречит их
обыкновению.

- Шпиончик! - произнес вдруг чей-то голос у меня за спиной.

Я повернулся: это была Мугуэт. По-прежнему следит за мной, эта
трусиха, с тех пор как я опрокинул ее на сено.

- Вы обещали пойти со мной погулять сегодня днем, - сказала она.

- Простите меня, мое нежное сердечко, но меня задержала тетя.

- Если вы хотите, чтобы я вас простила, поведите меня ужинать после
представления.

Это предложение не обрадовало меня.

- Сегодня вечером это невозможно, - проговорил я, принимая без
особого труда огорченный вид.

- Почему же, скажите на милость? - спросила девочка.

Эти мышки всегда такие. С того момента, как вы сыграли свою арию, они
начинают смотреть на вас, как на свою собственность.

- Я должен приготовить своего партнера к трем завтрашним
представлениям, - пожаловался я.

- Как это так - приготовить?

- Удаление нечистот, промывка желудка, массаж, пульверизация, -
быстро перечислил я. - Вы должны понять, что такой тип требует особенно
деликатного обращения! У него такой вид, как будто он может проглотить
горы, но это только благодаря особому уходу за ним. Я меняю его воздушный
фильтр каждые четыре представления, это только один из приемов.
Одновременно я проверяю дыхание и глотательные способности. Потом, нужно
также, чтобы у него хорошо работали суставы, к тому же, пищевод легко
засоряется. Если бы я каждый день не прочищал его кишечник специальным
раствором, он не выдержал бы и десяти дней. Я с радостью занялся бы
чем-нибудь другим. Публика глупа, она аплодирует тому, что Беру съедает
матрац или мельничку для перемолки перца. Но, без сомнения, никто не
подозревает, какую нужно тратить энергию и какую массу забот преодолеть,
чтобы это проходило гладко.

Она была поражена.

- Никогда бы не подумала, - пробормотала она. - Хорошо, тогда когда
же?

- Я приду к вам в фургон, мое нежное дитя. И не запирайте дверь,
потому что я приду без предупреждения.

После этого я сделал кое-что, что превратило ее нервы в вазилин, и
побежал искать Беру, так как теперь была его очередь.

Выйдя на сцену под аплодисменты, Толстяк снова обрел свою форму.

Нужно сказать, что его выступление в этот вечер останется в анналах
истории.

Разве не удалось ему тогда проглотить Полное собрание сочинений
Даниеля Рола, переведенное на итальянский язык?

Мне бы хотелось, чтобы оно было напечатано на папиросной бумаге, но
где там, заальпийская публика не ошибалась и с энтузиазмом приветствовала
этот геройский поступок.

Восхищенный и наполненный сознанием собственного достоинства,
знаменитость удалился в свой фургон походкой гладиатора, одержавшего
победу над соперником.

Там он повалился на кровать и вздохнул.

- Решено, - сказал он, - я покидаю полицию. Видишь ли, Сан-Антонио,
когда находишь свое истинное призвание, нужно его использовать. Я завтра
же отправлю Старику мои удостоверения и телеграфирую Берте, чтобы она
приехала ко мне. Думаю, что после небольшой тренировки она сможет работать
со мной на сцене. Я представляю себе это в таком аспекте: я беру на себя
такие вещи, как старые тюфяки, кожу кроликов, прикроватные ступеньки,
разбитые суповые миски, а Берта, у которой деликатный вкус, получит более
приятные вещи, такие, как кость отбивной котлеты, коробки от сигарет,
дохлых крыс и другие игрушки, усек? Вечно в дороге - Берте это понравится.
А потом, успех - это воодушевляет, надо признаться. Когда она увидит, как
публика аплодирует, она войдет во вкус. Она захочет стать Бриджит Бордо
цирка, понимаешь?

- Как хочешь, Толстяк, - пролепетал я, удивленный до глубины души его
решением.

После этого я вышел, старательно засунув за пояс своего маленького
друга "ты всегда убиваешь".

Вечер был свежий, и никогда не знаешь, что может произойти.

Я пересек площадь и сделал большой круг, чтобы проникнуть на пустырь.

Этот пустырь, надо сказать, не такой уж пустынный, потому что на нем
сооружается здание этажей в шестьдесят.

Гигантские краны выделялись своими черными каркасами в светлой ночи.
Иногда появлялась луна из-за туч и освещала своим белым и призрачным
светом эти блоки из цемента и железа.

Никого на горизонте. Ваш дорогой Сан-Антонио внимательно осмотрел
окрестности, потом, приняв решение, взобрался на один из кранов и
спрятался в высоко расположенной кабине. Оттуда, где я находился,
открывался замечательный вид: я возвышаюсь над местностью и вижу
расположенный за пустырем цирк и фургон, в котором живут его работники.
Отсюда они похожи на стадо скота.

Пробило десять минут первого. Придут ли сюда мои голубчики? А если
да, то что я должен делать? Я нацепил на себя фальшивую бороду и фальшивые
очки и стал ждать.

Прошло около четверти часа. Ничего не случилось. В застекленной
кабине крана у меня появилось ощущение, что я - это сторож маяка, и что я
изолирован от света. А огни Турина, которые сверкают вдалеке, - это огни
большой земли, отделенной от меня морем.

Внезапно что-то заставило меня вздрогнуть: это была машина. И не
какая-нибудь тачка, а красивая "ланчия", белая, как первое причастие.

Она остановилась на краю пустыря. Фары машины погасли, но дверцы не
открывались.

Через некоторое время одно стекло слегка опустилось, и небольшой
дымок вылетел из машины.

Кто бы это мог быть?

Я подождал еще немного, а затем решил, что нужно отправиться на
разведку. Я подумал, что лучше подождать, пока луна не спрячется за
большим облаком, чтобы не привлечь ничьего внимания. Но это облако было
такое же толстое, как Беру, и оно перемещалось так же медленно, как мысли
в мозгу жандарма.

Я был весь в нетерпении.

Решено: как только это случится, я катапультирую к "ланчии", чтобы
проинтервьюировать ее пассажиров.

Наконец, луна пожелала мне доброго вечера и нырнула в серое облако.
Теперь тебе играть, горячо любимый Сан-Антонио!

Я открыл дверь кабины, и моя нога уже стала шарить в поисках первой
ступеньки, как произошло что-то новенькое.

На большой скорости появляется черная машина и со скрежетом тормозов
останавливается подле "ланчии". Оттуда вышел какой-то парень. По причине
так недавно желанной, а именно спрятанной за облаком луны, я смог
разглядеть лишь силуэт типа. На нем была шляпа с широкими полями и темный
плащ. Он подошел к "ланчии" со стороны, где находился водитель, и я
различил бормотание голосов. Потом тип в шляпе с широкими полями отошел от
белой "ланчии" и вернулся на свое место в черном автомобиле, который,
вероятно, тоже был "ланчией", но многоместного типа.

Черный автомобиль тут же исчезает, ведомый другим человеком. Со
стороны белой "ланчии" не доносится ни звука.

Ее водитель по-прежнему ждет. Зачем подходил к нему человек в шляпе?
Хорошо, значит, я задам ему еще на один вопрос больше.

На этот раз я спустился по железной лестнице и быстро направился к
машине, опасаясь, как бы она не уехала у меня из-под носа.

По мере того как я приближался к ней, я убедился, что ее водитель -
это водительница, и что эта водительница не кто иная, как синьора
Кабеллабурна.

Итак, еще один нюх знаменитого Сан-Антонио функционировал не впустую.