Чтение 7–й страницы книги ~Секрет полишинеля~

Это "мой волк" заставляет меня внутренне закипеть. Я терпеть не могу
любовные прозвища. Стоит девице назвать меня "лапочка", "дурашка" или
"зайчик", как у меня сразу возникает желание двинуть ей по морде; что вы
хотите, это чисто физическое отвращение. Ненавижу сюсюканье. О любви не
говорят, ею занимаются.

- Пфф,- говорю,- тебе не кажется, что ночь душная? Мне хочется
прогуляться по воздуху...

- Значит, ты подвергнешься допросу ночного сторожа. Он не может выносить,
чтобы кто-то выходил на воздух после отбоя.

- Не волнуйся, я скажу ему пару слов... Я уже выхожу, когда мне в голову
приходит один вопрос.

- А чьи машины стоят у входа?

- Помощников старика и его тоже.

- Они никогда не выезжают ночью из поместья?

- Нет, они уезжают только на уик-энд, как и я...

- Наверное, в Париж и его окрестности?

Не желая продолжать допрос после чудесных мгновений, которыми мы только
что наслаждались, я покидаю ее после последнего поцелуя, от которого
перехватило бы дыхание даже у специалиста по подводной охоте.

Ночной сторож - не туфтовый часовой. Как тихо я ни шел, мое появление
заставляет его вскочить с раскладушки.

Он направляет мне в портрет луч великолепного электрического фонаря.

- Стой, кто идет?- спрашивает он, следуя доброй традиции.

- Опустите ваш фонарь, старина,- отвечаю я-У меня от него отслоится
сетчатка...

Но он не подчиняется. Он встает и включает верхний свет. Его
настороженный взгляд неласково меряет меня.

- Вы куда?

-Хочу прогуляться по парку. В моей каморке два квадратных метра, мне
приходится открывать дверь, чтобы надеть пиджак... А мне просто необходим
кислород, чтобы выжить.

Моя трепотня не производит на него впечатления У этого типа засохшая фига
вместо мозгов.

На всякий случай он смеется, потому что видел это в голливудских фильмах.

- Знаете, здесь исследовательская лаборатория, а не место для прогулок.

- Вы хотите сказать, что я, ассистент профессора Тибодена, не имею права
пройтись по парку?

- Я могу сказать, что меня поставили сюда смотреть, чтобы все было в
порядке. А я считаю беспорядком, если один из служащих выходит в
неположенное время.

- Тогда подайте вашему начальству соответствующий рапорт, малыш, и
перестаньте выпендриваться, а то я разозлюсь и заставлю вас сожрать ваш
галстук.

После этого я, не обращая на него внимания, открываю засов входной двери
и выхожу в духоту ночи.

Я беру курс на сборные домики. Хочу своими глазами убедиться, что с этой
стороны все О'кей. Пятеро живущих в нем господ являются пятью неизвестными
этой задачи. Ставлю петуха в винном соусе, что шпион (я называю кошку
кошкой, как говорил Казанова) один из этих пятерых...

Идя по заросшей травой тропинке, ведущей от дома к вспомогательным
строениям, я обдумываю ситуацию. Тот, кто спер формулу, использовал голубя,
чтобы отправить ее по назначению. Зачем применять такой устаревший метод9
Молчите? Я вам скажу, если у вас запор в мозгах... Потому что он торопился и
не хотел выходить за пределы поместья Вывод: в окрестностях, возможно, есть
и другие почтовые голуби...

Где же он может прятать этих тварей? Голубь не останется незамеченным,
потому что производит сильный шум своим воркованием... Значит,
импровизированная голубятня удалена от построек...

Я обхожу парк, навострив уши и вслушиваясь в многочисленные шумы,
населяющие его; но воркований не слышно, как симфонии Бетховена в переходах
метро. Из птиц я нахожу только соловья, заливающегося на ветке...

Я снова шагаю по парку, останавливаясь под каждым деревом, но никакого
результата. Хмурый, я возвращаюсь в свою комнату. Когда я прохожу мимо
охранника, задыхающегося от бешенства, он мне говорит малоприветливым
голосом:

- Однако!

Я нежно улыбаюсь ему.

- Вам бы следовало покупать рубашки на пару размеров больше, а то вы
совсем красный. В один из ближайших дней вы умрете от удушья, и это отнесут
на счет апоплексии.

Он выплевывает: "Не слишком-то умничайте", от которого разболелась бы
голова у слона, но мне на это начхать.

После изящного и непринужденного поклона я расстаюсь с бульдогом.

При электрическом свете моя комнатушка кажется мне еще меньше.

Я раздеваюсь, широко открываю окно и выкуриваю последнюю за день
сигарету, высунувшись наружу.

На этой высоте прохладно. Ветер, легкий, как рука массажиста, ласкает
растительность парка. Небо, как сказал бы лишенный воображения, но поэтичный
писатель, "усыпано звездами", однако луны не видно. Она ушла, не оставив
адреса. Может, пошла покупать рогалики в ближайшей булочной?

Я с сожалением заканчиваю сигарету, но еще одну решаю не закуривать.
Ладно, пора баиньки! Когда я собираюсь закрыть окно, мое внимание привлекает
белая фигура, которую я различаю в просвете между деревьями, в правой
стороне парка. Это человек, узнать которого не представляется возможным
из-за темноты и расстояния. Этот самый тип перемахнул через стену поместья.
Направляется к служебным постройкам?

Слушая только голос собственного любопытства, ваш любимый Сан-Антонио
быстро одевается и во второй раз бросается вниз по лестнице.

Едва увидев меня, ночной сторож чуть не валится в обморок от ярости.

- Комедия окончена!- задыхается он.

- Никак не могу заснуть,- отвечаю я.- Потерял ключ от страны снов.
Наверно, положил в карман штанов и выронил, когда снимал их. Вы понимаете?

Он хватает меня за лацкан пиджака и встряхивает.

- Ну хватит! Поднимайтесь к себе и постарайтесь...

Какой несговорчивый.

Решив, что ему можно доверять, открываю, кто я такой. Я предпочитаю
показать ему удостоверение, чем дать поднять на ноги весь дом!

Тогда он вытягивается по стойке "смирно".

- Я не мог и подумать, господин комиссар. Я прикладываю палец к губам.

- Тсс! О моем настоящем качестве запрещено говорить кому бы то ни было.
Даже вашим коллегам, иначе вас просто уволят! Понятно?

- Даю вам слово, месье...

- Хватит! Вы не из Нанта?

- Нет, а что?

Я молча пожимаю плечами, но мысленно говорю себе, что, если бы он был
нантцем и я бы его вышиб с работы, это было бы новой отменой Нантского
эдикта.

Я возвращаюсь в парк с его густыми тенями, церковной тишиной и сильным
запахом перегноя. Я мчу со скоростью радиоуправляемой ракеты к домикам
ассистентов и обследую их фасады, надеясь найти свет. Но все темно, тихо,
все спит...

Тогда я направляюсь к месту, где, как я видел, человек перелез через
стену. В этом месте стена полуразрушена, от чего получилась брешь, в которую
легко пролезть. Я перелезаю на ту сторону и оказываюсь в другом парке,
гораздо более густом, чем наш. Видимо, это поместье заброшено.

От бреши идет, нет, не тропинка, а след, протоптанный чьими-то
регулярными хождениями здесь... Я следую по этой извилистой дорожке и
подхожу к большому сараю, покрытому соломой. Строение полуразрушено. Крыша с
одного края свисает, как сломанное крыло утки. Через заросли деревьев я
замечаю большой дом в стиле Большого Трианона, который кажется таким же
пустым, как память министра.

В этом заброшенном поместье есть что-то тревожное, даже трагическое.
Сколько поместий во Франции так вот умирает... Когда они находятся вблизи
городов, вокруг них строят спальные районы многоэтажек, чтобы показать, что
времена переменились и народ взял Тюильри раз и навсегда! Но когда
географическое положение делает их неинтересными, они тихо умирают, как это.
Как сказал Анти Беро, камень долго остается у подножия стены, которая его
несла!

Я начинаю продвигаться к усадьбе, когда мое внимание привлекает легкий
шум, который я не сразу узнаю. Потом я отдаю себе отчет, что это шум птиц в
вольере; это просто шорох лап и крыльев.

Меня охватывает прилив энтузиазма. Или я страдаю врожденной дебильностью,
или наткнулся на голубятню, которую искал.

На этот раз я все понимаю. А голубятник не дурак. Он поставил клетку за
пределами территории парка.

Я достаю электрический фонарик и подхожу к полуразрушенному ангару,
ориентируясь по звуку. Наконец Я нахожу между обвалившимся куском крыши и
дальней стеной большую клетку, в которой сидят два голубя. Моя лампа
сообщает мне, что им только что принесли зерна и налили воды в поилку.
Хозяин этих птичек кормит их по ночам. И выпускает их наверняка тоже по
ночам...

Разбуженные светом моего фонаря, голуби начинают ворковать как одержимые.

- Спите, ребята,- говорю я им.- Не волнуйтесь, я ваш друг.

После этих слов, непонятных для голубей, я отчаливаю, счастливый своим
открытием, и обдумываю один трюк в моем стиле.

Сейчас два часа ночи. Если я хочу, чтобы мой трюк удался, то не должен
терять время.

Я выхожу из соседнего поместья и сажусь в свою машину, стоящую у входа в
дом. Я вывожу ее вручную и, отогнав на достаточное расстояние, завожу мотор.

Курс на Эврё.