тонкие. Некоторые так и поступают, но это не путь Искусства. На пути
Искусства ты всегда остаешься сам собой, и чем больше удаляешься от точки
ученичества, тем тяжелее это дается. Слишком много соблазнов...
власти.
увлечет. На пути Искусства вообще нет никакого пути.
"гиперреальности", но мысли шумели и сосредоточиться было невозможно.
Потоптавшись в кустах, я вернулся к Халиду. Он откинулся на траву, подложив
под голову руку. Снова и снова я рассматривал его лицо. Он был похож на
тысячи своих единоплеменников - смуглый, черноволосый, слегка небритый, с
большими черными глазами. Его трудно было узнать в толпе.
возникло, как ты научился ему?
безразлично. Пока ты ждешь конкретных ответов, вернее, их ждет твой ум.
Пусть так. Кое-что сказать я все-таки могу. Ты же знаешь, я приехал из
Афганистана.
Уддияна и была частью Индии. Еще раньше... Допустим, это неважно. В Уддияне
родился Падмасамбхава - величайший маг, принесший в Тибет буддизм. Мало кто
знает, что Падмасамбхава был человеком Искусства, и с его помощью он стал
вначале магом, потом буддистом, потом великим учителем, и, наконец, святым.
Но это просто пример. Искусство никто не создавал - оно было всегда. Тысячи
людей Искусства жили и умерли в полной безвестности, но это не помешало им
достичь величайшего совершенства. На самом деле, они и не подозревали, что
имеют отношение к Искусству.
значения.
лишь часть большого целого. У других частей цели отсутствуют.
совершенно тщетны. Я фокусировался на предмете, входил в состояние
"врастания", но дальше дело почему-то не шло. Вдоволь намучившись, я решил
спросить совета у Халида, однако неожиданно все получилось само собой.
и стояла относительная тишина. Проштудировав очередную страницу учебника, я
устало поднял глаза. В поле зрения попала маленькая солонка. Казалось, я
просто не замечал ее раньше. Размышляя о своем, я ненавязчиво разглядывал
солонку. Она была совершенно обычной - круглая, беленькая, относительно
чистая. Кое-гда эмаль потрескалась, в одном месте чуть заметно облупилась.
Солонку опясывал простенький орнамент; я обратил внимание, что цветные мазки
не всегда соответствуют обводкам, выползая за пределы. Орнамент состоял из
чередующихся листьев и ромбов в псевдофольклорном стиле; преобладали голубой
и зеленый цвета.
соль. Она была крупнозернистой и грязной; кое-где сбилась в грудки.
Некоторые кристаллики отражали свет и даже играли радужными гранями,
некоторые казались матовыми и мертвыми. Внезапно я поймал изменения
восприятия: казалось, я рассматривал кристаллики через большое
увеличительное стекло. Понемногу увеличение возрастало: я мог рассматривать
каждый кристаллик во всех подробностях, сосчитать количество граней,
наслаждаться преломлением в них света. Затем зрительное восприятие и вовсе
свихнулось: я начал воспринимать кристаллы соли одновременно со всех сторон
как некое целое. Удерживать это состояние не хотелось; я расслабился и
наблюдал за ним со стороны.
учебнику и заметил странную особенность: недавно прочитанная страница
буквально стояла перед внутренним взором во всех подробностях. Мало того, из
всего, прочитанного сегодня, я не забыл ни одной запятой! Было чему
удивляться.
мне. - Это состояние должно быть спонтанным, оно появляется, когда меньше
всего его ждешь. В то же время, им можно управлять и вызывать по мере
необходимости.
просто невозможно.
действительно стать той же солонкой или другим предметом, однако качество
восприятия резко изменилось. Оно стало гораздо гибче: говоря в общем,
предметы принимали совершенно иные формы, чем видилось "невооруженным"
глазом. Дело даже не в том, что удавалось увеличение предметов или
созерцание их с разных сторон одновременно (кстати, такое бывало далеко не
всегда). Наблюдая, скажем, карандаш, я чувствовал как бы "самость" его,
цельность, уникальность, неповторимость, можно сказать, чужое бытие.
Карандаш был карандашом и вмещал в себе весь космос. Теперь я получал
громадное наслаждение от предметов вообще; мир предстал в бесконечном
восхитительном разнообразии.
клетки знали об этом опыте уже давно, а в том, что с глаз спала пелена, нет
никакой моей заслуги.
заслуги или достижения отсутствует вообще. Твои знания никому не
принадлежат, вернее, абсурдно говорить, что они могут принадлежать кому-то.
возражал я. - Допустим, ты помог мне, и я тебе очень благодарен, однако
никто бы за меня не смог научиться "врастанию" или "гиперреальности". Это
моя личная заслуга, и ею можно гордиться!
безжалостно наступать на мои больные мозоли, вернее, делал это мягче,
человечнее. - Только ты смешиваешь гордость и уважение к себе. Гордиться
достижениями на пути Искусства бесполезно по одной причине: их источник - не
в тебе самом. И уж подавно, не во мне.
сказать, он везде. Я уже говорил: Искусство не принадлежит никому; в нем нет
ни начала, ни конца. Если кто-то считает себя человеком Искусства - это его
личное заблуждение.
может противоречить себе через слово. Верить ему или нет? Этот вопрос
преследовал меня постоянно. Разумеется, как и всякий мистически настроенный
юноша, я мечтал найти своего гуру, однако всегда мне представлялся древний
старик с бородой, изрекающий истины, не вызывающие сомнений. Воспринимать
Халида как гуру? Нет, это уж слишком. Впрочем, этот человек притягивал и
отталкивал меня с одинаковой силой. Сомнение и доверие чередовались день ото
дня. Наконец, терпение лопнуло, и я решил не откладывая задать прямой
вопрос. Я застал Халида в его комнате за ужином.
донимать меня расспросами.
скрутило, в кишечнике творилось нечто невообразимое. Туалет был страшно
далеко - в конце коридора этажом выше.
совершенно колдовским способом. Это совершенно не могло быть простым
расстройством желудка.
Адамов Григорий
Каменистый Артем
Верещагин Олег
Василенко Иван
Березин Федор
Шилова Юлия