Чтение 7–й страницы книги ~Вечный шах~

...Опять ухо поручика и текст: "Простите..." И опять ухо. Всего шесть
раз. Отечественную пленку не жалели, паразиты, не кодак, чай.

...Теперь ухо портного Алексеева, а поручик уже лицом к камере
говорил: "Простите..." На этот раз обошлись тремя дублями...

...Потом комиссар в полном обмундировании четырежды бухался в реку...

Не повезло: подсечка была в конце ролика. Ну, вот, наконец.

...Точно схваченный рамкой кадра от копыт коня до шишака буденовки,
мчался почти былинный витязь...

Виктора всегда восхищало умение настоящего оператора держать кадр.
Вот и сейчас: черт-те что, три движения - движение всадника, движение
стрелы крана, с которого снимал оператор, вслед за всадником, движение
камеры - скоординированы почти компьютерно, потому что на экране была
эффектная и совершенная в своей композиционной законченности картинка. И,
конечно, дьявольский профессионализм: камера была остановлена в тот
момент, когда стало ясно, что лошадь не пошла на кульбит.

Вот и съемка со второй камеры. И сразу ясно, что снимал ассистент: и
витязь уже не витязь, а так, понарошечку верхом, и конь не то что борзой,
а просто выбракованная лошадь. Естественно, и понял ассистент, что надо
выключать камеру только тогда, когда лошадь воткнулась головой в землю и
на шатающихся ногах поднялся конюх-витязь.

Ничего интересного не увидел Виктор, отнес в монтажную коробку и
сказал:

- Спасибо, Клавочка. - И вдруг вспомнил: - А комбинаторский рапид
есть?

- У комбинаторов, где же ему быть. - Не любила Клава комбинаторов,
что выразила интонацией.

В цехе комбинированных съемок шло секретное (у этих волшебников
экрана все секретно) совещание, о чем предупреждала бумажка, пришпиленная
к двери. Зная цену копеечным этим тайнам, Виктор без колебаний открыл
дверь. Дамочка, как бы страж, сидевшая у двери, зашипела на него, но он не
обратил на нее ни малейшего внимания, вошел в комнату и, сделав губы
трубочкой, негромко свистнул. Высокое собрание обернулось на свист, и
тогда он пальчиком поманил к себе комбинатора своей картины.

- Что ж вы так? - сделал выговор комбинатор Виктору, после того, как
они оказались за дверью.

- Так надо, - успокоил его Виктор. - Материал той съемки лаборатория
вам выдала?

- Только что принесли. Я даже его еще не видел.

- Мне он нужен, шеф. На полчаса. Посмотрю и принесу обратно. Слово.

- Не имею права, - зафордыбачил комбинатор.

- С меня пол-литра, - вкрадчиво пообещал Виктор.

- Что с вами поделаешь, - про пол-литра комбинатор вроде бы не
услышал, но почему-то вмиг перешел на дружеский тон: - Надо поискать этот
ролик.

- Клавочка, еще раз зальчик на десять минут, а? - весело попросил
монтажера Виктор.

- О, господи! - только и сказала Клава, выключая стол.

Для пробуждения в ней желания совершить необходимое ему действие,
Виктор прихватил Клаву за мягкую талию и слегка приподнял со стула.

- А еще солидный человек, известный сценарист, - укорила она его и
рассмеялась.

Будто бы в большой воде скакал маленький всадник. Рапид, съемка на
шестьдесят кадриков в секунду вместо стандартной для адекватного
воспроизводства движения в проекторе на двадцать четыре.

Снимали с партикабля, находившегося метрах в пятидесяти от основного
места действия, и поэтому на экране были и поле, и кустарник опушки. Общий
план.

...Лениво, как во сне, поднимались вверх огненные взрывы, парил, как
бабочка, конь, в галопе отрывая от земли все четыре копыта...

Вот она, ошибка мальчишечки-витязя: он опоздал, зацепленная шнуром
конская нога уже пошла на землю, и только тогда он подсек. Лошадь не
кувырнулась, она споткнулась и, ударившись лбом о твердый грунт, сломала
шею.

...Дважды в предсмертной агонии нелепо сводила все четыре своих ноги
лошадь, вставал, как бы не торопясь вырастая, мальчишечка...

И тут камера сбилась. Видимо, комбинатор, отрываясь от окулярной
дырки, сдвинул ее, и она ушла от мертвого коня и растерянно-испуганного
мальчишечки. В кадре оказались край поля и жидкий подлесок, сквозь который
довольно явственно просматривалось темно-серое тело легкового автомобиля.

А к автомобилю, спинами к нему, зрителю, плыли сквозь кусты двое:
богатырь в кожаной черной свободной, какая положена процветающему деляге,
куртке и лох-интеллигент в светлом, тоже недешевом костюмчике тропикал.
Лох рукой погладил себя по голове, женственно поправляя прическу, и что-то
знакомое Виктору было в этом движении. Двое не дошли до автомобиля: съемка
прекратилась.

Серый автомобиль - "Ауди" цвета мокрого асфальта? Нет, этот
автомобиль - светлее. Богатырь в кожанке - председатель Удоев? Нет,
председатель повыше. Лох, лох! Где он видел этого лоха?

В монтажной, сев за второй стол со старомодным ручным прокручиванием,
догнал пленку до кадра, где двое были видны наиболее ярко. Остановил кадр
и долго изучал картинку через лупу. Ни черта. В статике даже лох перестал
казаться знакомым.

Благодарно поцеловав Клавочку в затылок, Виктор направился в группу,
где заместитель директора по документации в одиночестве копалась в
бумажках.

- Танечка, разрешишь договор с трюкачами посмотреть? - спросил
Виктор.

- Трудовое соглашение, - поправила Танечка. - Да бога ради!

Договор был один на всех, и подписывал его только руководитель.
Занимательно все получалось: представлял конную контору гражданин, который
в ней не работал. Видимо, был с липовой бумажонкой Семен Афанасьевич под
соответствующей органам, в которых он трудился много лет, фамилией
Голубев. А где же домашний адресок? Туточки, туточки... Несвижский
переулок... Ага, это от сада Мандельштама к улице Толстого. Башенки такие
милые для начальства. В порядке был полковник Голубев, раз такую квартиру
получил. Квартиру номер двадцать семь. Виктор переписал адресок на
бумажку, закрыл папку и поблагодарил Танечку:

- По гроб жизни обязан, золотце мое!

Ехать было недалеко: по Бережковской набережной через Бородинский
мост на Садовое, с Садового на Комсомольский, у Николы в Хамовниках
направо и сразу налево. Вуаля, Несвижский.

Ухоженные липы росли у милой башенки. И обработанные клумбы цвели и
пахли. Добросовестно здесь трудились дворники. В вестибюле, заросшем
буйным, почти тропическим вьюнком, он строго сказал привратнице:

- К Голубевым.

В лифте, чистом и без неприличных надписей на стенках, поднялся на
шестой этаж. Спокойное освещение площадки, непотревоженная ничем и никем
теплая окраска стен, элегантно обитые двери с опрятным ковриком перед
каждой. Комфортно, комфортно жить в таком доме. Хоть полковником
госбезопасности становись. Виктор ткнул палец в пупку звонка.

Дверь открыла моложавая дама.

- Здравствуйте, - сказал Виктор. - Я бы хотел повидать Семена
Афанасьевича.

Дама ненавязчиво осмотрела его, удовлетворилась, видимо, осмотром,
раз пригласила:

- Проходите, прошу вас.

В этом доме не боялись, что нежданно-негаданно могут явиться
квартирные воры. Виктор с дамой миновали прихожую и оказались в уютном
холле. Дама плавным движением руки указала на кресло и опять попросила:

- Прошу вас, садитесь.

Большую аристократку изображала из себя офицерша. Виктор тяжело
плюхнулся в кресло, потер ладонями портки на коленях и сяво заканючил:

- Мне бы Семена Афанасьевича...

Аристократки во все века снисходительно относились к маленьким
бестактностям непосвященных. Дама тихо улыбнулась, уселась в кресло
напротив и поведала:

- А Семен Афанасьевич в командировке.

- Как в командировке? - шибко удивился Виктор. - Он только на днях из
нее вернулся.

- И уже в другой, - мягко посочувствовала ему дама.

- И где? - Виктор сказал это так, чтобы нельзя было понять, союз "и"
он произнес или плебейское "игде".

- Уже много-много лет Сергей Афанасьевич не докладывает мне о целях и
пунктах назначения своих поездок, - намекая на важность и сугубую
секретность этих поездок, печально и с тайной гордостью сообщила она.

- Как же так? Жена вы ему или не жена?

- Жена, жена, молодой человек. Простите, а не могу ли я узнать, кто
вы такой?

- Ассистент режиссера по реквизиту, - неожиданно для самого себя
соврал Виктор.

- О, как интересно! Кинематографист! И чем вы занимаетесь?

- Реквизитом, - коротко объяснил он. Дама поняла, что надо переходить
к делу:

- Сожалею, что так получилось. А я ничем не могу вам помочь?

- Разве только подпись вашего мужа подделаете. Он должен тут одну
бумажку подписать. По прошедшей командировке.

- А что за бумажка, если не секрет?

- Седла, пришедшие в негодность, списываем, - заврался, совсем
заврался сценарист.

- Нет, не подпишу! - засмеялась дама. - Тюрьмы боюсь.