печать. Он не отозвался на оклики и пропал в смертельном дыму. Согласно
источнику, "запечатленных" должно было быть сто сорок четыре тысячи. Цифра
явно завышенная. Но уже после апокалипсиса ходили слухи о чудесных
исцелениях и божьих людях, не горящих в огне и не тонущих в водах.
Всплывали конкретные имена. Операция "Иоанн" получила новую фазу развития.
Возобладало мнение Хертвига, что Оракул путем апокалипсиса пытается найти
посредников для Контакта - таких людей, которые по своим
психофизиологическим характеристикам были бы способны к восприятию
неземной семантики. Совет вынес решение. Беженцы были изолированы. С
каждым работали одновременно два-три аналитика. Применялся гипноз и
галлюциногены. Это привело к разоблачениям в прессе и колоссальной утечке
информации - частные руки. Все было безрезультатно. Критерии оказались
ложными. Легенды иссякли. К сожалению, никто не общался с "запечатленными"
непосредственно и мы не знаем, чем они отличаются от других людей. На
исходе месяца группа Брюса начала совершать небольшие вылазки. Это совпало
с появлением саранчи... "Отворился кладезь бездны, и вышел дым из кладезя,
как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя.
И из дыма вышла саранча на землю, и сказано было ей, чтобы не делала вреда
траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, и
дано ей не убивать их, а только мучить, и мучение от нее подобно мучению
от скорпиона, когда ужалит человека"... Брюс определяет размеры саранчи -
до метра в длину. Удалось загнать и убить одно насекомое. При этом,
получив укус, погиб Эдварде. Брюс сделал подробное описание. Перепончатые
крылья, золотой венец, почти человеческое лицо - мягкая, теплая кожа,
шесть зазубренных ног, хитин, который не берет ножовка. Ткань тела имела
неклеточное строение - гомогенная масса, срастающаяся с железным хитином.
Брюс упоминает о звездчатых образованиях в ней, называя их ядерными
синцитиями, но препараты не сохранились. Лаборатория сильно пострадала от
землетрясения и пожара. Большая часть сотрудников решила пробиваться во
внешний мир. Судьба их неизвестна. Они унесли с собой множество документов
и единственный экземпляр саранчи, зафиксированный в формалине. Брюс умер
за рабочим столом - еще не успев дописать рождение Младенца и появление на
небе Красного Дракона с семью головами, готового, пожрать его.
огромный шок, испытанный человечеством, заставил впервые осознать
некоторые масштабы: Земля и Вселенная - искра жизни в океане холода и
пустоты. Кто мы и зачем? - этот вопрос волновал теперь не только горстку
философов. Было сильнейшее разочарование. Ладислав Сморгла в предисловии к
своей книге "Зерно культуры" писал: "...происходит очищение базиса
цивилизации, сущности ее - того, что объединяет людей независимо от
пестрой мозаики расовой, государственной или социальной принадлежности...
Как ни странно, единым связующим звеном в настоящий момент оказалась
религия. Именно ее и пытается познать Оракул, даже не подозревая, что на
самом деле сохранилась одна скорлупа, а содержание давно превратилось в
сухую и слабую пыль. К сожалению, западная культура не смогла представить
ничего более существенного, чтобы продемонстрировать иному Разуму самую
суть человечества..."
нерв. - Встать!.. - в самое ухо заорал Скотина Бак. - Слезай, скотина!.. -
Я кубарем полетел с нар. Стуча зубами, натянул штаны, продел руки в
полосатую куртку. От нее разило карболкой. Она если и согревала, то самую
чуть, но спать в одежде все равно не разрешалось. Скотина Бак, не ленясь,
сам, два или три раза за ночь обходил бараки и, если замечал непорядок,
срывал с провинившегося задубевшее, драное одеяло, ударами резиновой
дубинки гнал из теплого и затхлого нутра - ставил снаружи, в ледяном
сумраке, под синим кругом дверной лампы - на весь остаток ночи.
Сопели и матерились. Но больше для виду. Они жили тут же, в закутке, за
дощатой перегородкой и знали, что ночью, когда в придавленных темнотой
бараках тихой змеей от стенки к стенке ползет въедливо-ядовитый шепот,
каждый из них может запросто лечь и не проснуться - найдут утром с
посиневшим языком и вытаращенными от удушья глазами. Поэтому блоковые даже
под совиным взглядом Скотины Бака лишь бодро суетились - на месте,
стараясь не забираться далеко в гущу копошащихся, с трудом разгибающихся,
полосатых тел. Я улучил момент и как всегда сунул на грудь сбереженную
пайку - ощутил кожей колючую твердость хлеба. У меня ныла спина, и
позвоночник, хрустя, разламывался на части. На скуле немел кровоподтек:
это приложился Сапог, увидев, что я везу полупустую тачку. Я не сразу
вспомнил о Водаке. А когда вспомнил, тут же вылетела из головы и спина, и
нарывающий палец, и то, что вчера, перед отбоем, сидя на нарах, я с тоской
и горечью кончиком языка сковырнул два левых зуба и выплюнул их в ладонь.
не было. Я чуть было не сел обратно. Но Скотина Бак, будто почуяв,
воткнулся в меня дикими глазами. Или не в меня. Все равно. Никогда не
угадаешь, куда смотрит эта сволочь.
поймают его...
наверное, сегодня...
дубинкой. Деревянные подметки десятками молотков застучали в пол. Передо
мной качалась сутулая спина Хермлина. Он непрерывно кашлял, сотрясаясь
всем телом. Водак, вероятно, ушел ночью, где-то в середине, когда часовые
на вышках клюют носами, вздрагивают и ознобленно подергивают непромокаемые
плащи. Выйти из барака не проблема. Труднее пересечь плац - гладкий и
голый, пронизываемый голубыми лучами прожекторов. Охрана стреляет в любую
тень. Просто так. От скуки. Чтобы не задохнуться сном среди грузной и
непроницаемой темноты. Я прикинул шансы. Шансы у него были. Если отбросить
Клейста, его предсказания. У каменоломен проволока идет всего в один ряд.
И ток через нее не пропущен - не дотянули провода. Там есть одна канава.
Мы ее сразу заметили, в первый же день. Неглубокая такая - полметра.
Тянется через поле к оврагу, заросшему кустарником. Очень удобно, с вышек
не просматривается. Правда, она заколочена щитом под проволокой, но внизу
течет ручей, и Водак говорил, что земля, наверное, мягкая, можно
подкопать. Так что плац - самое трудное. Я остро позавидовал ему.
Пробирается сейчас по дну, раздвигает мокрые ветви. Мне уйти было нельзя.
Потому что - Катарина. А так бы... Отсюда до города километров пятьдесят.
Завтра к вечеру могли бы быть там. Или еще раньше выйти к передовым
постам. Хотя - какое завтра. Это для нас - завтра, и послезавтра, и
неделя, и месяц. А для них там, за чертой хроноклазма, - одно бесконечное
сегодня.
левой рукой, закрутив куртку на горле. Орал, свирепея: - Я тебя научу,
скотина!.. Ты будешь, скотина, знать, кто я такой, скотина!.. - Щуплый
Петер мотался, как тряпка. Отвечать - не осмеливался. Кончилось это, как и
должно было кончиться. Скотина Бак махнул литым кулаком. Удар был глухой и
отрывистый. Петер осел, коротко хлипнув. Сволочь этот Бак. Всегда бьет в
висок - и насмерть. Кулак у него пудовый. Еще хвастается, что убивает с
первого же раза.
позументами. Хотя видел. Как он, согнувшись и приклеив к лицу улыбку,
открывает двери. Получив чаевые, тихонько свистит: - Бл-дарю-вас...
Щетина, мутные вены глаз, лиловые щеки, отвисшие с перепою... - Что с нами
делает Оракул? Или точнее - что мы сами делаем с собой?
тогда четырнадцать лет, мы жили в Европе. Нас собрали и повезли - целый
эшелон. Тоже - лагерь, собаки, дым из труб... Мои родители так и остались
там...
куртка. По телу полз озноб. Я не ответил Хермлину. Я уже объяснял, что это
- модель, и он не поверил. Многие не верили. Солдаты были настоящие -
рослые, веселые, уверенные в своем превосходстве. Стены в бараках - из
обыкновенного дерева, проволока - железная, свекла в баланде - как свекла,
жесткая и сладковатая. И главное, настоящими были ежедневные смерти - от
пули, от ударов дубинки, или просто от истощения на липком бетонном полу
лазарета.
неба, ослепляя и выхватывая полосатые, мокрые фигуры. Я оказался во втором
ряду. Это было хорошо. Меньше опасности попасться на глаза. Чем реже тебя
замечают, тем дольше живешь. Такое правило. Я это быстро усвоил. Женский
лагерь выгнали тоже. Они стояли напротив - темной шеренгой.
в жирном резиновом плаще. Откинул капюшон. Надрываясь, закричал
по-немецки. Скотина Бак переводил, спотыкаясь с похмелья. И так можно было
понять: - ...Попытка к бегству!.. Бессмысленно!.. Следует выполнять!.. -
Клейст обвисал на мне. Он здорово раскис за последние дни. Бормотал: - Я
недолго... чуть согреться... я умру - пусть... только не в лазарет... - Я
его понимал. О лазарете ходили жуткие слухи. Оттуда не возвращались. Сапог
перестал кричать. Вдруг вывели Водака - под руки - двое солдат. У него
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Майер Стефани
Громыко Ольга
Корнев Павел