Екатерининском саду, и праздничные толпы народа стекались к подсвеченным
прожекторами колоннам Большого театра. Он сидел, будто оглушенный. В
абсолютной чистоте знания было нечто незыблемое. Нечто от первооснов мира.
От галактических сфер. Ведь законы природы не зависят от наблюдателя. Это
был путь - "прокол сути", как говорил Сапсан. Но путь этот никуда не вел.
Или уже не хватало сил и терпения.
головой, сотрясая небосвод. Улица странно накренилась. Желтые мгновенные
червяки, извиваясь, брызнули с одежды, а у Веры в поднявшихся волосах
послышался резкий сухой треск.
твердые губы.
которого медленно и лениво, обнажая скользкую тину на камнях, струилась
черно-зеленая Поганка. Это была именно Поганка, он узнал. Полчища сонных
широких лопухов стекались к ней. На другой стороне, как ведьмины метелки,
торчали голые ветви, и в мертвенной неподвижности их было что-то пугающее.
Он уже видел все это. Хотя - нет! Конечно! Это была ложная память, мираж,
фактор, сопутствующий "проколу сути". Огромный валун серым затылком
высовывался из воды. Хватит выдумывать, сказал он себе. Нет никакого
"прокола сути". Нет никакого "внутреннего зрения". Ничего нет. Обман.
Одиннадцать лет потеряны впустую. Надо стряхнуть с себя остатки дремучих
грез и начинать жить снова. Пора. Мне тридцать три года.
не приеду... - быстро, неразборчиво пробормотал он. Оторвал ее пальцы и по
глиняной насыпи вскарабкался на мост. Останки перил шелушились краской.
Дерево было горячее. Грохотало уже непрерывно. Вся мощь небесных сил
низвергалась на землю. Лопухи при вспышках казались черными. Вера стояла
внизу и махала руками. Это было здесь - второго июня. Много лет назад.
Денисов не знал, чего он ждет сегодня. Наверное, чуда. Чуда не
происходило. Видимо, следовало приехать сюда именно второго июня. Или
совмещение календарных времен не так уж важно? Молния разорвалась,
кажется, прямо в лицо. Он на секунду ослеп. А когда схлынули красные и
сиреневые пятна, плавающие в глазах, то в полумраке, оцепенело окутавшем
мир, он увидел, что по мосту, пригибаясь, бежит человек с винтовкой и
кричит что-то, разевая безумный жилистый рот. На человеке была старая
залатанная гимнастерка и башмаки, перевязанные обмотками. Он вдруг
споткнулся, упал и больше не двигался. Два темных пятна расплылись на его
спине. Видно было удивительно ясно, как под рентгеном. И еще несколько
человек побежали по мосту, оборачиваясь и вскидывая винтовки. Денисов
вдруг услышал выстрелы - хлесткие, пустые. Это вовсе не сторож колотил в
колотушку. А от здания гимназии, от железных ворот с вензелем, четко,
будто внутри головы, затыртыкал пулемет. Денисов даже нагнулся, пугаясь.
Кто-то из бежавших толкнул его, кто-то вскрикнул. Упала к ногам
простреленная фуражка. Сапсан, как и все - в гимнастерке и обмотках -
появился на середине моста, размахивая маузером. - Ложи-ись!.. Ложи-ись!..
- Часть бойцов залегла, и дула ощетинились из лопухов, но большинство
побежало дальше с матовыми размазанными от беспамятства лицами. Их было не
остановить. Денисов почему-то оказался внизу, он не помнил, где его
столкнули, и в бледном пузыре света видел, как, изогнувшись, занеся
маузер, оседает Сапсан - метрах в пяти от него, на мосту. Все происходило
очень замедленно, точно со стороны. Ухнула пушка вдоль Сибирского тракта,
и на другом берегу Поганки вспучился земляной разрыв. Тогда даже те, кто
залег в лопухах, побежали дальше. И Сапсан остался лежать. Денисов опять
вскарабкался наверх. Черная пыль выедала глаза. Лицо Сапсана было ж крови
- осунувшееся, жесткое, быстро отвердевающее лицо с разводами потной
грязи. Зрачки его закатывались голубоватыми белками. Шевельнулись разбитые
губы. - По-бе-да... - прошептал Сапсан. Денисов, как мог бережно,
поддерживал его тяжелую голову. Из пустоты появилась Вера и, взяв за
плечо, умоляюще сказала:
облаками.
поводя окрест.
ослабевшие ноги. Грохот уносило куда-то в сторону, молочные вспышки
бледнели, гроза отступала, на раскаленную потрескавшуюся землю не упало ни
одной капли дождя.
Северной Ирландии. Неизвестные лица ворвались вчера в небольшой домик в
местечке Баллинаич (графство Даун) и в упор расстреляли 31-летнего Терри
Маллэна и его 76-летнюю мать Катрин. Представитель королевской ольстерской
полиции, ведущий расследование, заявил, что преступников обнаружить не
удалось.
"Сандос" в Базеле. Он вызвал значительные разрушения и сопровождался
серией взрывов и выбросом в атмосферу мощных облаков ядовитых веществ.
оккупантами, чтобы разогнать демонстрацию палестинских студентов на
оккупированных арабских территориях. Волнения начались в связи с 40-й
годовщиной резни в деревне Кфар-Касем, сорок девять жителей которой были
убиты израильскими солдатами в первый день тройственной агрессии.
списке "приговоренных к смерти", который распространен в Сантьяго в виде
коммюнике ультраправой террористической группировкой "7 сентября".
совершила банда из гак называемого "мозамбикского национального
сопротивления". В административном пункте Кафумпе террористы похитили 18
детей дошкольного возраста...
стекали по ней. - А-а-а!.. У-у-у!.. - голосила толпа. Бледно-зеленые тени
метались вокруг дубов, и лица у всех были, как у вставших из гроба.
было во что бы то ни стало избавиться от наблюдения. Бьеклин уже третий
час ходил за мной, как привязанный, фиксируя каждый шаг. Я был уверен, что
он записывает меня на видео. Я не возражал, это была его работа - Валахов
занимался тем же, и в договоре о совместных операциях был обусловлен самый
жесткий взаимный контроль. Так что я не мог жаловаться. Я лишь хотел бы
знать, где проходят границы полномочий Бьеклина. Каковы секретные
инструкции? Например, может ли он меня убить? А если может, то при каких
обстоятельствах? Я не сомневался, что такие инструкции существуют. Это
было не праздное любопытство: месса продолжалась третьи сутки, позавчера
ночью погиб Ивин. Он действовал в одиночку и, согласно заданию, не был
обязан поддерживать регулярную связь с группой, - тревога поднялась только
утром, когда он не отметился в представительстве. Его нашли на берегу
Озера Ведьм (Остербрюгге), безнадежно мертвого, с двумя пулями,
выпущенными в спину. Мне следовало соблюдать максимальную осторожность. Я
висел на ниточке. Тем не менее от Бьеклина требовалось избавиться - карман
мне жгла записка, прочтенная полчаса назад при свете факелов погребальной
процессии (несли Харкона, покровителя свиней), всего четыре слова на
крохотном клочке бумаги: "Остербрюгге, полночь. Ищу брата". Я не заметил,
кто сунул ее. Во время похорон, когда завывали гнусавые рога архаров,
когда пищали мокрые бычьи пузыри, когда отверзлась электрическая
преисподняя и запахло серой, сжигаемой на железных противнях, а внуки
Сатаны - голые волосатые атлеты - с криками: "Ад!.. Ад идет по земле!.." -
целыми пригоршнями начали разбрызгивать вокруг себя консервированную
обезьянью кровь (фирмы "Медикэл пьюэ донорз"), я вдруг ощутил быстрое
слабое прикосновение к ладони, и пальцы мои непроизвольно сжались. Но
когда я обернулся, то на меня вновь уставились радостно бессмысленные
хари: демон-искуситель, и демон-вампир с трубчатым ртом, и демон-младенец,
и Дракула, и Гонзага, и Кинг-Конг, и пара горбатых домовых, обросших
паутиной, и семейка вурдалаков - родители с детишками, и веселая компания