— Решили — не будем. И я согласен с этим решением. Мы направляемся в другую галактику и пробудем там достаточно долго, — лениво директор взял со стола бумагу и неожиданно энергично спросил: — Я слышал, что вашу территорию оккупировали?
Гросвенф сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовольствие доставила эта весть некоторым членам экспедиции. Он достаточно заявил о себе на корабле, чтобы возможности некзиалиста внушили им тревогу. Кое-кто, особенно те, что поддерживают Кента, будут недовольны, если в это дело вмешается директор.
Отдавая себе в этом отчет, он все же пришел к нему, чтобы убедиться — понимает ли Мортон всю сложность ситуации. Гросвенф, стараясь быть кратким, описал происшедшее и закончил так:
— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту освободить мою лабораторию. — Гросвенф старался говорить как можно спокойнее. Он не хотел обличать своего врага. Ему необходимо было знать, как Мортон смотрит на все это. Понимает ли он, какую опасность представляет из себя главный химик.
Директор в ответ холодно произнес:
— В конце концов у вас действительно большое помещение для одного человека. Почему бы вам не поделиться с другим отделом?
Ответ был слишком уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить наступление. Он решительно заявил:
— Означает ли это, что глава любого отдела, находящегося на корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения властей?
Мортон ответил не сразу. На его лице мелькнула улыбка. Наконец, он сказал:
— Мне кажется, вы не совсем понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я выношу какое-либо решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Представьте себе, что я поставил ваш вопрос на повестку дня. Как можно решать то, что уже свершилось. Отдел занят и никто не пойдет против Кента, ну хотя бы потому, что не захотят испортить с ним отношения. Вы получите удовлетворение, если его решение будет оправдано. А вообще, я считаю, что вам лишняя площадь нужна, — мягко закончил он и улыбнулся.
Гросвенф, который добился, чего — хотел, тоже улыбнулся.
— Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой.
Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на широкое обсуждение.
Если Мортон и был удивлен переменой его позиции, то не подал вида.
— Широкое обсуждение, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Повестка дня составляется в моем офисе. И я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку более позднего собрания, но не того, которое готовится сейчас. Так что широкое обсуждение в ближайшем будущем не грозит.
— Я так понимаю, — заметил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?
Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на его столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.
— Собрание состоится через два дня, а следующее через неделю, потом опять неделю спустя, если только какое-нибудь из них не отложу. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно запланированное собрание на двенадцать дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам время, чтобы подготовиться к защите. Целых двадцать два дня.
Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать лимит времени. Его было больше, чем достаточно. Кроме того, стала понятна позиция главного шефа. Короче — все сейчас зависит от него самого. Или он вернет себе свои апартаменты до собрания или признает свое поражение.
И он сказал:
— Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Не находите ли вы, что я должен получить связь с главами других отделов, когда мы находимся в скафандрах.
Мортон улыбнулся.
— Вы ее не получили до сих пор по недоразумению. Положение будет исправлено.
Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Вернулся в отдел он в хорошем расположении духа. Ему казалось, что некзиализм на корабле обретает под собой почву.
В первой комнате Гросвенф с удивлением увидел Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Психолог направился к нему навстречу:
— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?
Гросвенф понял, что Сидл знает о гипнотических опытах. Ему, действительно, стало несколько не по себе. Но виду он не подал. Придав голосу твердое звучание, он быстро сказал:
— Вы абсолютно правы, сэр. Я поступил скверно. А как поступили бы вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.
«Зачем он пришел? — подумал про себя Гросвенф. — Неужели Кент послал его расследовать?»
Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.
— Я имел в виду не это, — мрачно проронил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение от содеянного.
Гросвенф изменил тактику.
— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?
Сейчас он не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины не привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться и показать им свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и сделать его нейтральным.
— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своем диагнозе.
— Почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказался против его кандидатуры на предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, то я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее, я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе, касающемся меня и начальника химотдела.
— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — я тут выступаю в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых. И нахожу, что поступок этот безнравственен. Я удивлен, что вы ждете от меня содействия. Нет уж, увольте.
— Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я совершенно воздержался от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.
— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?
— Совершенно верно, — Гросвенф понимал, что за этим последует.
— И все же, вы загипнотизировали не Кента, а группу посторонних людей. В чем их вина?
Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четыре техника из химического отдела. Это команда Кента. И, конечно же, все они заодно.
— Я не собираюсь спорить с вами по этому поводу, мистер Сидл. Могу лишь сказать, что специалисты, которые с самого начала подчинились лидерам, не вникая, какими интригами занимаются их начальники, должны отвечать за содеянное их шефами зло. Не буду глубоко вникать в этот вопрос, лучше задам свой.
— Да?
— Вы были в технической?
Сидл кивнул.
— Вы видели записи?
— Да.
— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?
— Все связано с химией.
— Именно ее я им преподаю и намерен не обрывать этого процесса. Я рассматриваю свой отдел, как отдел обучения. Люди, приходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.
— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее, я рад сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он будет возражать против того, чтобы его люди углубили знания по химии.
Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент и обрадуется ли он тому, что его служащие будут знать не меньше, чем знает он сам. Он мрачно смотрел в спину уходящему Сидлу и знал наверняка, что психолог даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Гросвенф думал — для решительных действий время еще не настало. Кроме того он спасался, что, если применит тяжелую артиллерию, то вызовет ответные действия, которые трудно будет отразить. «Надо быть хитрее», — решил Эллиот. И мысли его сосредоточились на другой области. Он думал о цикличности истории. О цивилизации, которая рождалась, росла и старела. Он сравнивал свою борьбу с эволюцией, с развитием, в процессе которого появляются коллизии. Это была область, которую хорошо знал Корита. И он решил посоветоваться с ним. Он нашел ученого в библиотеке, что располагалась на том же этаже, что и «Некзиальный отдел». Когда Эллиот вошел в библиотеку, Корита собирался уходить, так что они встретились в дверях, и молодой ученый без околичностей задал свои вопросы.
Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем он сказал:
— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решить специфическую проблему. Это можно сделать только на базе общих правил. Вот практически все, что может предложить теория цикличности.
— Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем «зимнем» периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Корита пожал плечами.
— Я постараюсь быть кратким. Важнейшей «доминирующей» чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами людей того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религии, ищут смысл во всевозможной чертовщине. Объясняют непонятное вмешательством сверхъестественных сил. С ростом знаний общество начинает многое понимать и отрицает наследственное превосходство меньшинства, отвергает его. Начинается борьба за власть… Именно эта обостряющаяся борьба является общей чертой «зимних» периодов для всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба начинается обычно в легальных рамках, которые тяготеют к защите меньшинства. На общественной арене появляются личности, которых втягивает воронка борьбы. Начинается рукопашный бой интеллектов. Охваченные негодованием и страстным желанием люди следуют за такими же сбитыми с толку, как и они сами, вожаками. И повторяется одно и то же, беспорядок ведет по одной и той же дороге к конечному состоянию. Рано или поздно одна из групп завоевывает высоты. Оказавшись у вершин власти, лидеры насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа, чтобы удержаться, начинает тормозить любого рода деятельность. Права, свобода и прочие институты, необходимые всякому организованному обществу, превращаются в средство давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но открыто жестоким обществам. Вспомните Рим после 300 года н. э. Личность не может возвыситься. Ну как, помогла вам эта краткая зарисовка?
Гросвенф задумчиво ответил:
— Да, очень похоже на то, что происходит у нас. Мне необходимо поставить на место мистера Кента, избежав при этом ситуации, свойственной «зимнему» периоду, описанному вами. Я хочу понять, могу ли я немедленно защищаться от него, не усугубив вражду и так уже имеющуюся на борту «Гончей».
Корита улыбнулся.
— Это будет небывалая победа, если она вам удастся. Что ж, желаю вам удачи, молодой человек!
В эту минуту все и решилось…
Они остановились у прозрачной стены в конце коридора. С внешней стороны стены была ниша. И, конечно же, прозрачный корпус не был стеклянным. Это был особый сплав прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.
Гросвенф заметил, что корабль оставил за собой маленькое созвездие, которое проходил недавно. Были видны лишь несколько из пяти тысяч солнц этой системы. Ученый хотел было попрощаться и сказать: «Я хотел бы еще раз поговорить с вами, мистер Корита, когда у вас будет свободное время».
Но не успел произнести и слова, как в стекле напротив него появилась женщина в шляпе с перьями. Она была как в тумане. Гросвенф пристально посмотрел на нее. На мгновение его сознание потухло, но затем на него обрушился шквал звуков, перед глазами замерцали световые блики и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Эта мысль была подобна разряду электрического тока. Однако она его и спасла. Он умел контролировать свою психику и смог мгновенно отвлечься от световых пятен. Резко повернувшись, он закричал в ближайший коммуникатор.
— Не смотреть на изображения! Это гипноз! На нас напали!
Отвернувшись от коммуникатора, Гросвенф шагнул и споткнулся о Кориту, который лежал на полу. Он опустился перед ним на колени.
— Корита! — произнес он. — Вы меня слышите?
— Да.
— Вы сможете исполнить, что я вам прикажу?
Да.
— Вы расслабляетесь, все забываете. Ваше сознание спокойно. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Образы исчезли. Вам ясно? Совсем исчезли.
— Понимаю…
— Они не смогут на вас воздействовать. При виде их вы вспоминаете нечто приятное.
Суворов Виктор
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Сертаков Виталий