начинает потихоньку звереть.
"Мы хотим оградить адмирала от неприятностей, - сказал особист. - Ты ведь
не желаешь Успенскому зла, лейтенант?"
Эндрю что-то промычал в том смысле, что нет, разумеется, не желает.
"Когда ты всю жизнь бороздишь космос, а у тебя вдруг хотят отнять корабль,
очень легко переступить черту и послать всех на хер, - продолжал генерал. -
Но с этого пути уже нельзя повернуть назад. Можно только идти дальше. А
значит - сначала угрожать оружием, потом отстреливаться, а потом... Мы
очень не хотим, чтобы адмирал оступился. Как ты думаешь, это правильно?"
Эндрю только хмыкнул, потому что такой вопрос не требовал ответа.
"Самое обидное, что Успенского все предали, - вступил майор. - Адмирал
Кђниг пытается его утопить, гражданские мечтают подставить, сын от него
фактически отказался... И всем очень хочется, чтобы он сорвался и наделал
глупостей. Нельзя сказать, будто у врагов Успенского мало оснований для
того, чтобы его не любить. Ты сам знаешь, он совсем не пай-мальчик. Он
такой... Русский воин. И сейчас он одинок, как никогда. И очень зол. Пришло
время о нем позаботиться. Не скрою, мы это делаем без особого удовольствия.
Уж наше ведомство от него натерпелось... Но умнее проявить к господину
Успенскому сострадание, чем довести его до нервного срыва. Ты ведь ему
друг, лейтенант. Был, во всяком случае".
"Да я... - промямлил Эндрю. - Ну конечно. Нет, разумеется... Только я
надеюсь, мне не придется ничего такого... Вы понимаете?"
"Мы знаем о ваших отношениях все, - сказал майор. - Не сомневайся. И мы не
шарашкина контора, а военная контрразведка. Мы не предложим тебе ничего
бесчестного. Ты просто выручишь человека, попавшего в беду".
"Ага, - сказал Эндрю. - А каким образом? То есть я согласен, да, только
если..."
"Вот и чудно! - обрадовался генерал. - Тогда вникай в диспозицию. Сейчас
наши люди ставят на флагмане и еще на нескольких судах блокираторы, чтобы в
случае чего... Ну, сам понимаешь. Заглушки на реактор и стволы управления
огнем. Так что, если Успенский и захочет рыпнуться, ничего у него не
выйдет. И он легко сможет пойти на попятный и сказать, что плохого и не
замышлял. Понял, как все удачно для него оборачивается?"
"Наверное", - сказал Эндрю без особого энтузиазма.
"Вот именно, - кивнул генерал. - Но тут возникла проблема. Наш адмирал
начинает догадываться, что его старший техник ведет двойную игру. Со дня на
день Успенский этого человека спишет вниз. И будет искать замену. Ему
понадобится квалифицированный технарь, которому Успенский доверяет, как
себе. А это кто?"
"Увы, не я, - отрезал Эндрю. - Вы же знаете, наверное, что я после взрыва
на "Виггине", едва меня подлатали, явился к Рашену в экипаж проситься. А
мне на самом деле не к адмиралу идти надо было, а прямиком в санаторий для
лиц с нервными расстройствами. Куда я, собственно, и попал уже через
неделю... Рашен, наверное, и не поверит, что я оттуда вышел. Очень плохо со
мной было".
"Нет, парень, - сказал майор почти ласково. - Ты его недооцениваешь. Поверь
мне на слово. Успенский будет искать тебя. И найдет. И позовет на "Пол
Атридес". И ты не откажешься".
Эндрю для приличия несколько минут поломался, хотя внутри у него все пело,
а потом согласился, что да, конечно, не откажется.
"Ну и молодец, - сказали ему. - Для начала поздравляем тебя, лейтенант, с
условным сроком в пятнадцать лет. Кстати, ты опять лейтенант, и награды
тебе вернут. А теперь вали отсюда".
"Это как? - удивился Эндрю. - Так что же мне делать там, наверху?"
"А что хочешь, - ответили ему безмятежно. - Как сердце подскажет".
"Да вы что? - изумился Эндрю. - А если я, допустим, все Рашену выложу про
блокираторы?"
"Пожалуйста. Только одна просьба к тебе - не сразу. Оглядись сначала,
посмотри, что к чему. А там - решай. Мы тебе ситуацию обрисовали. Твоя
задача - спасти Успенского от него самого. Защитить его. Пять лет назад он
не разглядел, что ты нуждаешься в помощи. А ты сейчас можешь сделать для
него то, чего он не смог для тебя... Подумай об этом на досуге, лейтенант.
Ну, счастливо".
В свою лагерную каморку Эндрю вошел шатаясь и без сил повалился на кровать.
Он и не думал, что с ним обойдутся так ловко. Эндрю надеялся перехитрить
особистов. А вышло, что они его повязали по рукам и ногам. Всего-навсего -
предложили решать самому.
А теперь он болтался в невесомости, пристегнутый страховочным концом к
стенке, и кусал губу, не зная, что делать.
Зная нынешние обстоятельства адмирала, Эндрю ждал от него силовых решений.
У Рашена был под рукой отличный инструмент восстановления справедливости -
корабли группы F с преданными экипажами. Малейшие разногласия с офицерами
поставили бы адмирала в ситуацию выбора, и он, конечно, нашел бы мирный
выход из кризиса. Беречь людей и уважать их мнение было в его характере. Но
сейчас и думать не приходилось - группа F жаждала надрать задницу своим
обидчикам. Во всяком случае, других мнений Эндрю не слышал. Так что
адмиралу ничего не стоило разметать полицейскую эскадру, чтобы обезопасить
свой тыл, а потом двинуться к Земле и начать предъявлять ультиматумы.
Эндрю не сомневался, что драка с эскадрой Рабиновича пройдет для группы F с
минимальными потерями. А вот столкновение с земной оборонительной системой
могло выйти группе боком. Очень много хороших людей погибло бы в бою с
другими хорошими людьми только из-за того, что финансистам нужны деньги, а
политикам - власть. И если Рашен пойдет на поводу у своей излишне
возбужденной группы, так и будет. Эндрю очень боялся, что обида и ярость
помутят рассудок адмирала.
В принципе, он был недалек от истины. Рашен недаром отлеживался в каюте. Он
пережидал тяжелейший припадок злобы. Вот только Эндрю этого не знал и
сделал неверные выводы.
Из-за того, наверное, что именно его рассудок помутился от обиды на судьбу.
Пока Рашен осторожно и вдумчиво работал над собой, Эндрю, наоборот, отдался
эмоциям. У адмирала на шее висело полторы тысячи человек. А Вернер решал
сейчас личную проблему. Поэтому Рашен старался успокоиться, а Эндрю все
накручивал себя.
Он испугался. Ему теперь было что терять. У него была Кенди.
Как и Рашена, его заботил статус группы F, только в несколько ином ключе.
Эндрю тоже считал, что группе больше нельзя стрелять. Он совершенно
правильно рассудил, что сейчас Земле нужна только голова Рашена. Но после
одного-единственного залпа по своим Земля выпишет ордера на арест всех
офицеров.
В том числе и капитан-лейтенанта Кендалл.
Возможно, те, кого захватят живыми, отделаются длительными сроками. Но
урановая каторга - та же смерть. Конечно, если Кенди приглянется
кому-нибудь из местного начальства, ей будет чуть полегче... Подумав так,
Вернер сжал кулаки. Он вдруг представил себе Иву, грязную, исхудавшую,
жалкую, с радиационными оспинами на лице, стонущую от боли под невесть
каким по счету мужиком... Она еще не знает, что это такое - цепляться за
жизнь когтями, зубами и влагалищем. Этого Вернер не мог допустить.
И теперь, глядя на блокиратор и соображая, когда будет умнее обездвижить и
обезоружить корабль. Эндрю совершенно не думал о себе. Его волновала только
судьба Ивы, которую он в меру своих возможностей намеревался устроить самым
лучшим образом.
Он действительно любил эту женщину. И готов был ради того, чтобы она жила,
не зная боли, пожертвовать всем. Даже ее любовью.
Ведь Ива сейчас, как и большинство офицеров группы F, хотела только одного
- драться, отстаивая свою честь. И как только вскроется причина, отчего ее
корабль потерял ход, первое, что она сделает - попробует задушить своего
возлюбленного собственными руками. В этом Вернер ни на миг не сомневался.