Гражданку", - понял Скиф.
видел все, но ничего не понимал; разговор о каком-то нападении, о каких-то
статьях, написанных шефом, о двеллерах-оборотнях, подбросивших Сарагосе
красную коробочку с таким знакомым запахом, - все это было сплошной
загадкой. Еще большей загадкой представлялось поведение Догала, его
странные полуобрывочные фразы, которых шеф, казалось, ждал с жадным
нетерпением и был готов вышибить из своего несчастного знакомца чуть ли не
пытками. А в том, что Догал несчастен, Скиф не сомневался ни на одно
мгновение. Этот жалкий человек, и в обычных обстоятельствах не внушивший
бы ему симпатии, явно очутился в беде. В большой беде! Симпатий это
по-прежнему не вызывало, но сочувствие - дело другое.
Терпеливому солдату сержант постель стелет, а взводный чай подает,
говаривал майор Звягин, и мудрость эта засела в голове Скифа столь же
крепко, как и статьи армейского устава. Странно, подумалось ему, речи
своего бывшего комбата он помнит лучше, чем лекции университетских
профессоров - словно бы шесть спецназовских лет заслонили годы учебы на
истфаке. Не стерли, нет, но заслонили... Возможно, потому, что армия была
жизнью, суровой и реальной, а университет - лишь преддверием к ней?
последний месяц он просмотрел целую череду снов: восхитительный - о Сийе
ап'Хенан, пепельно-кудрой амазонке из Башни Стерегущих Рубежи,
таинственный - о фирме "Сэйф Сэйв" и красноглазом Докторе, ужасный - о
Марке Догале и красной коробочке с непонятным зельем... Какой же сон ждет
его теперь?
Сингапур, Серж Никитин, будто бы дремал, и лицо его с точеными чертами и
широким разлетом темных бровей казалось безмятежным. Сентябрь что-то едва
слышно мурлыкал себе под нос. Похоже, недавняя операция н& вызывала у них
ни вопросов, ни недоумения.
полсотни слоев пластика, лежала красная коробочка. - А вот что есть...
Это, сержант, придется выяснять тебе.
раскинулась перед ним, за степью вставали золотые рощи и зеленые леса,
лежало прозрачно-изумрудное теплое море, вздымалась розовая пена гор, а по
равнине, блистая броней, мчались всадницы на быстрых скакунах.
Скандалить не скандалил, тебя хвалил, но и от контракта отступиться не
пожелал. Подавай ему этот Амм Хаммат, и все дела! Собачек полосатых, да
белых зверюг, да разбойников, да амазонок! Правда, на амазонках он вроде
бы не слишком настаивал... - добавил Пал Нилыч, помолчав.
вдвоем. Только не сразу! У меня к тебе есть и другое порученьице... Вот
после него и отправимся в Амм Хаммат. Отправимся, разберемся, что к чему,
тогда можно и клиентов пускать... особливо этаких привередливых, как наш
князек... - Сарагоса сделал паузу и поинтересовался: - Догала видел,
х-м-м?.. Ясно, что бывает с неосторожными да слишком любопытными? Их
только пусти к молочным рекам, кисельным берегам да золотым дурманным
рощам... Никаких твоих ару-интанов не надо - сами всякой дряни нанюхаются!
Так что с князем мы подождем. Не усохнет он с горя.
некуда: лишь Доктор может протоптать тропку в Амм Хаммат, а Доктор делает
то, что велит Сарагоса.
последними событиями - скажем, коробочкой с непонятным зельем,
подброшенной не то вурдалаками, не то оборотнями. Несмотря на
предупреждение Пал Нилыча об излишне любопытных, этот эпизод все больше
интересовал Скифа, распаляя его воображение. Решив, что коль начальник
поддерживает беседу, то можно и вопрос задать, он произнес:
шутку или всерьез?
белки их, словно выточенные из нефритовых пластин, влажно блеснули в
полумраке салона. Сарагоса грузно заворочался на переднем сиденье,
вывернул голову на короткой мощной шее, оглядел своих сотрудников.
мы шутки шутим. Сингапур негромко кашлянул.
типу чудится, что теща намерена его отравить... или, скажем, что мафия
идет по его следам... или ЦРУ, ФРС, или инопланетные пришельцы...
Представил?
тигр-людоед... Такое случается из-за болезни - самовнушение, очень
стойкое, длительное. А бывает, что человек здоров, но внушение действует
извне - нечто вроде сглаза, порчи, наложенной колдуном...
от запоев лечат.
реплики приятеля:
разный у разных людей. За ним - полная или частичная психическая
трансформация. Человек внешне остается человеком, но временами - или
всегда - воображает себя волком, кровожадным волком, и ведет себя как
волк. В часы затмения он зверь, понимаешь? Зверь! Вот тебе и оборотень,
Кирилл. Вампир, вервольф, вурдалак!
слова эти были лишними; откуда он ведал, положено или не положено прочим
инструкторам знать про красную коробочку?
атаракты, как их Догал называет! Ну, ничего - Шеф пристукнул, огромным
кулаком по колену. - Ничего! Туман: редеет, племяннички!
опять повернувшись к нему, спросил:
Наркоман... Наркоман, испробовавший какого-то нового и особо гадкого
зелья... Возможно, доставленного прямиком из Амм Хаммата. Почему бы и нет?
Граф Калиостро, таинственный Догалов Хозяин, мог оказаться вторым
Доктором, ибо редкие вещи в мире существуют в единственном числе; выходит,
и странный дар красноглазого экстрасенса монополией в принципе не был.
пронзительный взгляд. - Ты ведь не думаешь, парень, что я бандит? Что все
мы здесь уголовники и рэкетиры, э? И что служишь ты не в добропорядочной
медицинской фирме, а у каких-нибудь "тамбовцев" или "казанцев"?
вопросы шефа вроде бы и не требовали никаких ответов, так что тишина,
воцарившаяся в просторном салоне "Лексуса", казалась вполне естественной,
без тени напряженности или недоверия. Чуть слышно урчал мотор, обтекаемый
приземистый корпус слидера скользил над асфальтом подобно призраку,
всплывшему из невских туманов, мерцал на небе остроконечный месяц... Белая
питерская ночь была прекрасна, но Скифа вдруг охватила тоска по другим
небесам, по тем, на которых кружили в хороводе три луны, играя в прятки
среди облаков и ярких чужих звезд с неведомыми странными именами.
затем, с минуту поколебавшись, запер ее на ключ. Пожалуй, эта
предосторожность была излишней. Его дежурство закончилось, и в ближайшие
двадцать четыре часа он мог находиться где угодно - в своей городской
квартире, на даче или тут, в клинике. Однако привычка к пунктуальности
победила. Двенадцать лет доктор Хорчанский занимался весьма неприятными
патологиями, и среди людей, которых ему доводилось лечить, были всякие, в
том числе и довольно агрессивные, с коими приходилось держаться начеку.
Это приучило его к осторожности.
протиснувшись между краем стола и шкафом, и сел. Креслами и стульями он не
пользовался, предпочитая тому и другому высокий медицинский табурет,