Чтение 61–й страницы книги ~Пария~

сон, иллюзии? Я поставлю крест на своей карьере и не верну Констанс.

- А если ты ничего не сделаешь, - ответил я, - то остаток жизни ты
будешь говорить себе: "Я мог вернуть Констанс, но я очень боялся
рискнуть".

Уолтер прорезал корочку запеканки, и изнутри вырвался пар. Он ел
молча, явно не обращал внимания на вкус, и был так голоден, что съел все.
Он допил вино и громко забарабанил пальцами по столу.

- Пять или шесть миллионов, так?

- Примерно.

- Можешь мне дать точную смету расходов?

- Конечно.

Он вытер губы салфеткой.

- Сам не знаю, куда я лезу, - заявил он. - Но я могу, по крайней
мере, пойти на дно с честью.

- Помни о Констанс, - напомнил я ему.

- Помню, - ответил он. - Именно это меня и беспокоит.

Доктор Розен поставил свой "мерседес" у клиники Дерби, когда я
остановился рядом на своем "торнадо" и помахал рукой, приветствуя его. Он
остановился на тротуаре: худощавый, безукоризненно одетый мужчина с козьей
бородкой, в огромных очках в калифорнийском стиле - в нижнем углу левой
линзы были вырезаны инициалы хозяина. Я часто думал, что доктор Розен
намного лучше смотрелся бы в Голливуде, чем в Салеме. По натуре он был
эксгибиционистом и обожал общаться на медицинском жаргоне, изобилующем
определениями типа "тск-аналог" или "акцептационный невроз".

Однако он был великолепный специалист - образованный, честный,
беспокоящийся о пациентах в лучших традициях деревенских врачей Новой
Англии, а его склонность к фанфаронству была всего лишь невинной
слабостью.

- Добрый день, Джон, - весело сказал он. - Идем, выпьем кофе.

- Я пришел только навестить Энн, - объяснил я. Мы пошли вместе по
испещренной пятнами солнечного света тропинке к застекленным дверям
клиники. В приемном покое, где работал кондиционер, было прохладно и
спокойно, звучала тихая музыка, вокруг стояли уникальные комнатные
растения. Небольшой водопад, тихо позванивая, падал в бассейн неправильной
формы, заселенный золотыми рыбками. На другом конце помещения сидела за
столом красивая золотоволосая санитарка в белом халате, белой шапочке и
безукоризненно белых больничных туфлях. Она явно не отличила бы кисту от
куста, но это совершенно не имело значения. Она просто была необходимым
элементом "мягкой атмосферы", создаваемой доктором Розеном.

- Кто-нибудь звонил, Марго? - спросил доктор Розен, проходя мимо
стола.

- Только мистер Уиллис, - ответила Марго и затрепетала черными как
смоль ресницами. - Ох, и еще доктор Кауфман из Западного Израиля.

- Соедини меня с доктором Кауфманом через десять минут, хорошо? -
поручил доктор Розен. - Уиллис пусть останется на более позднее время.
Пока он сам не позвонит. Речь шла о его фиброзе?

- Наверно, да.

- Идем, Джон, - пригласил он меня жестом. - Спасибо, Марго.

- Пожалуйста, - мурлыкнула Марго.

- Новенькая, да? - заметил я, входя за Розеном в его просторный
кремовый кабинет. Я огляделся. На стене висела все та же большая картина
маслом работы Эндрю Стевовича - женщина с лунными глазами и двое лунных
мужчин. Я знал каждую подробность, каждый оттенок и цвет этой картины,
поскольку долгие часы просиживал напротив нее, рассказывая доктору Розену
о своей депрессии и одиночестве.

Доктор Розен сел за широкий тисовый стол и мельком просмотрел почту.
Не считая утренней корреспонденции, угол стола был пуст, там стояла лишь
небольшая абстрактная статуэтка, напоминающая свернутый треугольник.
Доктор Розен сказал мне когда-то, что эта статуэтка символизирует сущность
силы врачевания в каждом человеческом организме. У меня это скорее
связывалось с тяжелым случаем несварения, но я оставил это мнение при
себе.

- Энн, - отозвался доктор Розен, словно продолжая уже начатый
разговор. - Энн перенесла болевой шок и серьезную контузию; у нее сломана
кисть, асфиксия мышц, растянуты сухожилия бедер. Ну, шок с тех пор наверно
уже миновал, но физическое облегчение наступит лишь через пару дней.

Он замолчал и, наморщив лоб, посмотрел на письмо от Питера Бента
Бригхема, а потом поднял на меня взгляд, выражающий сдержанное
любопытство.

- Наверно, предпочитаешь не рассказывать, как это случилось? -
спросил он.

- Разве Энн ничего не говорила?

- Сказала, что занималась гимнастикой и упала, но мне очень трудно
поверить в такое. Особенно если учесть, что она должна была падать с
широко расставленными ногами, как балерина, выполняющая поперечный шпагат.
К тому же, синяки и царапины на коже явно указывают, что она вдобавок была
еще и голой.

Я пожал плечами и постарался сделать вежливое бесстрастное лицо.

Доктор Розен с минуту наблюдал за мной, дергая себя за козлиную
бородку. Наконец он сказал:

- Джон, я не утверждаю, что травмы Энн как-то связаны с тобой. Но
напоминаю, что я врач, и, как врач, я должен задавать вопросы. Это -
принадлежность моей профессии. Врач не только лечит симптомы, но и
старается распознать причины на случай, если симптомы появятся вновь. Он
не занимается только механическим исправлением поломанных костей.

- Знаю, доктор, - я кивнул. - Но прошу мне верить: между нами не было
ничего... как бы вы выразились? Ничего несоответственного.

Доктор Розен поджал Губы, явно не удовлетворенный моим ответом.

- Послушайте, - продолжал я. - Я не избивал ее. Я почти ее не знаю.

- Она была с тобой в ту ночь, когда это случилось, и какое-то время
она была голой.

- Но так бывает, доктор. Люди иногда раздеваются догола по ночам. Но
прошу поверить, что ее нагота не имела ничего общего со мной. И ее
повреждения тоже. Я только привез ее сюда, чтобы вы ей занялись.

Доктор Розен встал и сделал пару кругов вокруг стола, глубоко засунув
руки в карманы брюк.

- Ну что ж, - сказал он. - Я не смогу доказать, что ты врешь.

- А вы так хотите это доказать?

- Я только хочу знать, что случилось. Джон, эта девушка ушиблась не
во время занятий гимнастикой. Ты это знаешь, и я тоже. Я не собираюсь
совать нос в твои дела. Я не гражданский комитет в одном лице. Но как врач
я должен знать, как дошло до того, что Энн была так грубо избита и
оскорблена. Ее повреждения имеют аналог лишь с одним... честно говоря,
садомазохизмом.

Я вытаращил на него глаза.

- Вы шутите? Садомазохизм? Вы на самом деле думаете, что Энн Патнем и
я...

Доктор Розен побагровел и поднял руки.

- Джон, прошу тебя, не надо ничего объяснять.

- Видимо, я должен, раз дело дошло до того, что вы считаете, будто я
привязал Энн Патнем к поручням кровати и исхлестал ее бичом.

- Прошу прощения. Я вообще не имел в виду, что... - доктор Розен
замолчал, не закончив фразы. - Извини. Я просто все еще не могу понять,
как были нанесены эти травмы. Не сердись. Это было крайне бестактно с моей
стороны.

- Было бы, конечно, еще более бестактно, если бы я ее действительно
избил, - заметил я.

- Еще раз извини. Хочешь сейчас к ней зайти? Наверно, процедуры уже
закончились.

Доктор Розен вывел меня из кабинета и пошел впереди по коридору.
Резиновые подошвы его ботинок поскрипывали по натертому паркету пола. Он
все еще был озабочен. Я видел это по цвету его ушей. Но как я мог убедить
его в том, что мы с Энн не резвились в комнате для пыток? Доктор Розен
никогда не поверит, что дух Джейн подвесил Энн в воздухе вверх ногами и
издевался над ней с помощью психокинеза.

Энн сидела на белом бамбуковом кресле в углу комнаты и усердно
просматривала "Пирамиду за двадцать тысяч долларов". Она выглядела
бледной, больной, ее рука висела на перевязи, под глазами были синяки. Она
плотно завернулась в халат, как будто мерзла.

- Энн, пришли гости, - заявил доктор Розен.

- Привет, - сказал я. - Как себя чувствуешь?

- Спасибо, лучше, - ответила она и выключила телевизор. - Ночью были
кошмары, но мне на ночь кое-что дали.

Доктор Розен оставил нас одних. Я присел на край постели.

- Я на самом деле чувствую себя виноватым, - сказал я. - Мне не
следовало приглашать тебя к себе домой.

- Это была моя ошибка, - ответила Энн. - Мне не надо было
вмешиваться. Я должна была знать, что Микцанцикатли слишком силен для
меня.

- Главное, что сейчас ты в безопасности.

Энн подняла на меня взгляд. Ее левый глаз сильно оплыл.

- Но какой ценой? Это - куда хуже.

- Никакой цены нет. Я уже раньше раздумывал над такой возможностью.

- Ты на самом деле раздумывал об освобождении Микцанцикатли?

- Конечно. Он обещал, что вернет мне жену и сына. Что бы ты сделала