лежать так, пока молот Бога-громовержца не сокрушит землю. Он ощутил запах
пороха от одежды другого человека, и этот горький аромат возродил в его
памяти каждый страшный миг той схватки в соснах. Мышонок стал вырываться
от Майкла и отшатнулся назад. - Не подходи ко мне! - закричал он. - Будь
ты проклят, не подходи ко мне!
затем утихнуть.
деревьях. Я видел его, когда ты убивал тех людей! Немцев! Моих людей! Ты
пристрелил того мальчишку и даже глазом не моргнул!
Тебе ведь нравится убивать, так?
исказилось. Он чувствовал, будто его выворачивало наизнанку от внутренних
позывов. - Тот молодой парень... Я его убил. Я убил его. Убил немца. О,
Боже мой! - Он оглядел изуродованную комнату, и ему показалось, что он
услышал крики своей жены и двух дочерей, они кричали, в то время как взрыв
бомбы возносил их до небес. Где я был, думал он, когда бомбардировщики
союзников сбрасывали смерть на самых любимых людей? У него даже не
сохранилось их фотографий, все его бумаги, его бумажник и фотокарточки
отобрали у него в Париже. Это было так жестоко, что он не удержался на
ногах и упал на колени. Он стал рыться в куче обгоревшего мусора, отчаянно
пытаясь найти хоть какую-то фотографию Луизы и детей.
обломков во всех помещениях своей квартиры, но Железный Крест по-прежнему
держал в кулаке. - Что ты собираешься делать дальше? - спросил Майкл.
ненависть к Германии. Гитлер прав. Мир боится и ненавидит Германию. Я
думал, что он сумасшедший, но он оказался прав. - Мышонок копался все
глубже в обломках, фотокарточек не было, только пепел. Он обратил свой
взор к обгоревшим книгам и стал искать фотографии, которые, бывало, стояли
на полках. - Я предам тебя! Вот что я сделаю. Я предам тебя, а потом пойду
в церковь и вымолю прощение. Боже мой!.. Я убил немца. Я убил немца своими
собственными руками. - Он всхлипнул, и слезы потекли по его лицу. - Где
фотографии? Ну где же фотографии?
здесь оставаться.
оконные рамы задрожали. Глаза его покраснели и запали в орбиты. - Я здесь
жил, - сказал он, на этот раз шепотом, сквозь комок в горле.
ехать.
видел смысла в побеге. - Ты - британский шпион, а я - гражданин Германии.
Боже мой... зачем я позволил уговорить себя на такое! У меня душа горит.
О, Господи, прости меня!
- сказал Майкл. - Думаешь, никто не скорбел над мертвыми, когда нацистские
самолеты бомбили Лондон? Думаешь, твоя жена и дети - единственные, чьи
тела вытащили из развалин взорванного дома? Если думаешь так, то ты дурак.
- Он говорил тихо и спокойно, но его зеленый глаз пронзительно смотрел на
Мышонка. - Варшава, Нарвик, Роттердам, Седан, Дюнкерк, Крит, Ленинград,
Сталинград. Гитлер усеял города трупами так далеко на север, юг, восток и
запад, как только мог достать. Сотни тысяч, над кем скорбят. Повсюду
многие люди, как и ты, плачут в развалинах. - Он покачал головой, ощущая
смешанное чувство жалости и отвращения. - Твоя страна гибнет. Гитлер ее
уничтожает. Но прежде, чем с ним будет покончено, он планирует уничтожить
как можно больше людей. Твой сын, жена, дочери - кто они для Гитлера?
Имели они для него какое-то значение? Не думаю.
Мышонка как фальшивые бриллианты.
что они падали в Лондоне. Но когда к власти пришли нацисты и Гитлер начал
войну, где-то просто обязательно должны были падать бомбы.
сел на обгоревший пол, обхватив себя руками.
мной в безопасное место. Оттуда Гюнтер сможет вывезти тебя из страны.
быть не могло. - Если ты хочешь жить на кладбище, это твое дело. Если
хочешь встать и поехать со мной, давай вставай. Я уезжаю.
комнатам к лестнице и спустился на улицу. Гюнтер с Дитцем пили из бутылки
шнапс, ветер становился более пронзительным. Майкл ждал рядом с входом в
обгоревший дом. Он даст Мышонку две минуты, решил он. Если этот человек не
выйдет, тогда Майкл будет решать, что делать дальше. Ему будет очень
печально делать это. Но Мышонок знает слишком много.
почерневших кирпичей. Она нашли пару ботинок, и один из ребятишек погнался
за другим. Потом Майкл услышал, как заскрипела лестница, и смог наконец
расслабиться. Мышонок вышел из развалин на мрачный серый свет. Он
посмотрел на небо, на окружающие дома так, будто увидел все это в первый
раз.
глаза обведены красными кругами. - Я поеду с тобой.
вожжами, и напрягшая задние ноги крестьянская лошадь тронулась. Дитц
предложил Майклу шнапс, и Майкл отпил из бутылки, затем передал ее
Мышонку. Маленький человечек покачал головой. Он задумчиво смотрел на свою
правую ладонь. В ней лежал Железный Крест.
Вероятно. Он бы не задумался. Он был специалистом в грязных делах, и
первым и самым главным для него была его миссия. Стальной Кулак.
Франкевиц. Блок. Доктор Гильдебранд и газовое оружие. И, конечно, Гарри
Сэндлер. Как все они взаимосвязаны и какой смысл имели нарисованные на
зеленом металле пулевые отверстия?
может не удаться вторжение союзников в Европе.
рядом с собой автомат. Мышонок неотрывно смотрел на Железный Крест,
завороженный тем, что такая маленькая холодная вещица должна стать
последним, что имело какой-то смысл в его жизни. А потом стиснул награду в
кулаке и положил ее в карман.
заводами и выстроенными в шеренги домиками, облепившими железнодорожные
пути. Гюнтер постучал в дверь одного из таких домов, и ее открыл худой
молодой человек с коротко подстриженными каштановыми волосами и лицом с
выдававшейся челюстью, выглядевшим так, как будто оно никогда не знало
улыбки. Дитц и Гюнтер последовали за своими подопечными в дом и вверх по
лестнице на второй этаж, где Майкла и Мышонка ввели в гостиную и оставили
одних. Спустя почти десять минут вошла женщина средних лет с волнистыми
седыми волосами и принесла поднос с двумя чашками чая и нарезанным черным
хлебом. Она ни о чем не спросила, и Майкл не стал спрашивать у нее. Они с
Мышонком жадно уничтожили чай и хлеб.
полчаса после того, как им подали чай с хлебом, Майкл услышал шум
автомобиля, остановившегося снаружи. Он подошел у окну, чуть отодвинул
занавеску и выглянул. Спускалась ночь, на улице не было ни одного фонаря.
Дома были темными на фоне тьмы. Но Майкл разглядел черный "Мерседес",
остановившийся у края тротуара, и увидел, как водитель вышел, обошел
кругом и открыл дверцу с другой стороны. Сначала показалась красивая
женская ножка, потом и она сама. Она глянула вверх, на полоску желтоватого
света, пробивавшуюся сквозь край маскировочной занавески. Лица ее видно не
было. Затем водитель захлопнул дверцу, и Майкл опустил занавеску на место.
немецкий выговор, весьма рафинированный. В гласных звуках слышалась
аристократичность, но в ней была странность, нечто такое, чему Майкл не
мог дать точного определения. Он услышал, как кто-то поднялся по лестнице,
услышал, как женщина взялась за ручку закрытой двери в гостиную.
обтянутых черными перчатками, она держала черный чемоданчик, а поверх
темно-серого в полоску платья на ней был черный бархатный плащ. Но из-под
шляпы выбивались золотистые кудри, густые белокурые волосы кольцами
ниспадали на плечи. Женщина была стройной, высокой, примерно пяти футов
десяти дюймов росту, и Майкл видел, как блестели сквозь вуаль ее глаза,
когда она остановила свой взгляд на нем, потом перевела его на Мышонка и