за ним прогрохотали тяжелые башмаки, но я увидел, как он бросился за борт
совершенно невероятным нырком, выбросив вперед раненную руку. Снизу
раздались крики и всплески - матросы, предупрежденные шумом борьбы,
попрыгали с лестниц в лодки. Раздалось жуткое завывание Волков, треск
пистолетных выстрелов и буханье мушкетов. Мой меч оказался зажатым подо
мной, я пытался его достать, корчась и извиваясь, как пойманная рыба, а
Молл цеплялась за сеть и рычала поверх меня. Затем, поставив колено мне на
живот, она приподнялась и захватила в руки две огромные пригоршни сети,
собираясь разорвать ее, и ей это бы удалось, даже при том, что ее
внутренний огонь погас. Но над нами нависла Мэй Генри - лицо ее напоминало
сырое тесто, глаза были стеклянными, и злобно ударила кафель-нагелем; Молл
упала на меня, дергая ногами и держась за голову, и я почувствовал, как
она дернулась еще раз, когда кафель-нагель снова опустился на ее голову.
зажатая подо мной и Молл, вскрикнула от ужаса. Под банданой в горле
пиратки зияла огромная рваная дыра, черная бескровная борозда, сквозь
которую был виден даже блеск спинной кости. Я с воплем вскочил, сбросив с
себя Молл, и схватил Клэр. Все еще опутанный сетью, я потащил нас к
лестнице, ведущей на квартердек, и мне это почти удалось - появился
какой-то прилив сил. Однако я поскользнулся в луже смолянистой слизи и с
грохотом упал, чуть не повалившись на что-то жуткое, валявшееся в дверях
каюты полубака. Искореженная огнем масса, окруженная огромной звездой
обугленной древесины, только смутно напоминавшая человеческую фигуру; но
по пряди длинных волос и обрывка черных лохмотьев, сохранившихся в одном
углу, я понял, что это была девушка, которую Ле Стриж называл Пег Паупер.
В этот раз они пришли подготовленными, и загрязненная вода не смогла
погасить их огонь.
вверх на лица Волков и другие физиономии с суженными от торжества и
вожделения темными глазами. Эти физиономии нельзя было назвать красивыми,
их линии были более странными, чем у Волков. У них были отвислые ушные
мочки, губы изрезаны шрамами, лбы странно плоские и зауженные, и все это
было покрыто замысловатым узором чего-то черного: краски или татуировки,
так, что почти полностью закрывало медновато-желтую кожу внизу. Что-то
взлетело в воздух на фоне сияющего неба и опустилось. Вспышка света, как
агония...
чувствовал, что меня переворачивают, моя голова тошнотворно билась о
палубу, ощущал хватку ремней, от которой останавливалась кровь. И я помню,
как меня буквально поставили на ноги, скрученного, как борова, - руки,
которые были смертельно ледяными. И тем не менее, я, по-моему, был уже
тогда на берегу, покачивание было качанием шеста, к которому я был
привязан, в листьях снова пел шорох ветра. Моим первым четким
воспоминанием была тошнота, приступ рвоты, подступившей к горлу, паника и
кашель, когда я чуть не захлебнулся ею. Мне едва удалось повернуть голову
и очистить горло, и после этого, хотя мой череп разбухал и сжимался при
каждом пульсирующем ударе сердца, я почувствовал себя более живым и
готовым воспринимать окружающее. Правда, я был совершенно разбит, измучен,
голова кружилась; я даже не был уверен, было ли то, что я мог видеть из
несущей меня процессии, наяву или в горячечном сне: мелькание и сверкание
вроде факелов, стук вроде барабанного боя и тихий гул голосов. Длинные
конечности Волков шагали и шаркали, полупританцовывая в такт глухому
барабанному бою. Более короткие ноги шли рядом, голые и покрытые тем же
черным узором; красный свет факела и двигающиеся мышцы придавали ему жутко
живой вид; это было похоже на решетку, ведущую в ад. Только несшие меня
ноги не приплясывали, но тяжело ступали, свинцовые и твердые, как какие-то
свинцовые быки. Они не обращали ни малейшего внимания на встречавшиеся им
препятствия, но налетали на них или так же небрежно проходили мимо и били
о них меня. Избитый, исцарапанный, больной, я потерял всякий счет времени,
пока меня не бросили в мягкую траву, при этом шест оказался поверх меня,
от удара у меня в голове снова все поплыло. Я едва уловил хриплый шепот,
раздавшийся рядом, в темноте.
Волки, Караибы - не слишком милые ребятишки. Пару раз подержали мне голову
под водой - просто ради спортивного интереса - Бог знает, почему они не
докончили дело.
невредимую. Молл я не видел...
хотел говорить, а он и не хотел услышать.
видел. Господи, аккуратную штуку они провернули. Взять меня - я сначала
наполовину боялся, что они захватили корабль - сразу, как увидел, что
замок - это ловушка. В этом был смысл - но когда я увидел, как они машут,
естественно, как ни в чем ни бывало... За этим стоит что-то большее, чем
просто Волки или эти индейцы. Здесь нужны мозги.
как почти вырезали их или взяли в рабство. Они, в общем, неглупые ребята -
те, что остались. Только это не они.
пережиток прошлого?
минуту остановились, затем поспешили прочь. - Ты сказал - они сильно
ранили Молл?
выговорил Джип - задумчиво, даже не мстительно. - Она... - Я услышал, как
он задохнулся и ахнул от удара башмака. Меня угостили следующим, не
слишком сильно, но прямо по почкам. Извиваясь, я только смутно осознавал,
что меня отвязывают от столба. Руки и ноги у меня были по-прежнему
связаны, меня потащили через траву, которая внезапно оборвалась на голой
каменистой почве, где меня и бросили. Я лежал, моргая и думая о том, каким
ярким казался свет факела, потом чья-то рука схватила меня за волосы,
подняла и поставила на колени, и я увидел два высоких костра, между ними -
белые камни и снующие туда-сюда темные фигуры.
и вокруг моей шеи сомкнулось холодное, как лед, железо, больно прихватив
кожу. Я инстинктивно отпрянул - и понял, что не один. Клэр и все
оставшиеся в живых члены экипажа, среди них - Пирс, Хэндз и похожий на
краба маленький стюард, были брошены рядами на землю рядом со мной,
скованные между собой чем-то, напоминающим старинные шейные колодки рабов.
И рядом со мной, в неприятной близости, сидел сам Ле Стриж. Он поднял
верхнюю губу в неком подобии саркастического приветствия, но я уже не
обращал на него внимания, потому что следующей в ряду сидела Молл. Живая;
но ее голова свесилась, по лицу разливалась смертельная бледность и
толстый сгусток крови склеивал кудри на ее лбу. Ее опущенные глаза были
погасшими и затуманенными, и у меня упало сердце. Я понял, что у нее
сотрясение мозга, если не проломлен череп. Я как-то был свидетелем
дорожного происшествия, и там один тип выглядел именно так; он умер в
машине скорой помощи.
со мной.
жертвоприношение или как?
твоем месте не стал особенно туда торопиться.
больше я видел толпу, собиравшуюся здесь, тем меньше она мне нравилась.
Помимо Волков здесь были обычные мужчины и женщины и среди них немало
явных гаитян. Однако не все были чернокожими деревенского типа и выглядели
лучше откормленными и довольными жизнью. Остальные были мулатами -
могущественной аристократией Гаити - ухоженными созданиями, которые могли
прилететь из Лондона или Нью-Йорка. На их шеях и пальцах блестело золото,
в свете огня сверкали драгоценности; на некоторых были элегантные
напудренные парики и монокли, однако другие расхаживали в роговых очках и
носили на запястьях шикарные часы "Ролекс". Надетые на них тяжелые платья
были хорошего покроя, висевшие на них веверы и другие странные символы
сияли блестками и золотой канителью. Эти элегантные существа гротескно
смешивались с голыми караибами в их военной раскраске, однако последние
звенели столь же ценными украшениями: не просто медными побрякушками и
спиралями на руках, шее и лодыжках, но кольцами из чистого мягкого золота,
свисавшими из их изуродованных мочек, золотыми палочками, продетыми через
губы и носы и отсвечивавших красным в пламени костров. То там, то тут в
толпе мелькали белые лица - белые всех оттенков, бледные, как старый
пергамент, или бесцветно-белые, как у альбиносов; у многих из них тоже
были тяжелые серьги и украшения, сделанные по давно позабытой моде, зато у
других были явно современные прически и даже очки. Одна матрона с
волосами, выкрашенными в голубой цвет, разразилась украшениями из алмазной
пыли - чистое пижонство в стиле Палм-Бич, что выглядело здесь невероятно
гротескным и зловещим. У меня появилось странное чувство, что я наблюдал