вскарабкались на бруствер, и здесь, за бруствером, через десять шагов все
отодвинулось, ушло назад, перестало защищать - землянки под берегом, ровики,
орудие, ходы сообщения, - и мгновенно охватило ощущение собственной
открытости, оторванности от людей, от того, что было своим. Чибисов на
подкашивающихся ногах ковылял за Ухановым, то и дело проваливаясь в глубокие
воронки и в страхе вырываясь из них, с застрявшим в горле криком: "Куда мы
идем?" - мотался из стороны в сторону.
степи, в которой была дикая ночь, заставленная силуэтом недавнего боя; степь
леденела в змеином шелесте поземки, в безмолвии зарева за спиной, и порой
казалось: тихие, забеленные снегом тени поджидающе выползают навстречу,
бесшумно извиваются меж неподвижных громад танков, еле позвякивает железо и
подымаются впереди белые головы с рогатыми очертаниями квадратных касок... И
Чибисов падал на землю, по-пьяному тыкаясь пальцами в спусковую скобу
автомата: "Немцы! Немцы!"
наклонясь к ветру, переступая через эти извивающиеся под поземкой тени.
Тогда Чибисов, едва отпуская дыхание, отдирал иней на мокрых веках: вокруг
виднелись вмерзшие в снег трупы, запорошенные с утра, - наверно, те немцы,
которые успели выскочить из подожженных танков.
стучащим где-то в висках сердцем. - По мертвецам к живым идем... Господи,
куда мы идем? Неужто Уханов не боится так к немцам зайти? Здесь они живые
таятся!.. Неужто второй раз в плен? Окружат в одночасье, закричат...".
озираясь вправо, он хотел увидеть, где идут Кузнецов и Рубин. Но не было
видно их. "Не перетерплю второй раз, убью себя!.. Господи, пожалей меня и
моих детей! Не злой ведь я человек, ни кошку чужую, ни собаку даже - никого
в жизни не обижал!.. Пальцем ни жену, ни детей не тронул! В парнях еще
тихим, смирным называли, смеялись, никаких драк не любил... С разведчиком, с
парнишкой не по умыслу было! С испугу я... окоченел весь! За это наказание
мне?" - мысленно шептал Чибисов, с мольбой обращаясь к кому-то, кто
распоряжался его жизнью, его судьбой, и уже смутно видел, куда идет, -
толчками колыхались перед закрытыми глазами очертания танков в
светло-лиловой пустоте.
Уханова. - Немцы!..
двумя ногами обо что-то твердое, точно капустный лист хрустнувшее, упал
лицом вниз, в поземку, суматошно приподнялся, ничего не соображая: впереди
какой-то свет, расплываясь пятном, мигнул, замельтешил сквозь влагу век. А
там, на бугре, над степью выросли невнятные белые фигуры и зыбко закачался
темный силуэт машины.
чужом языке:
обезумело рванул неощутимый пальца---------------------------------------(1)
- Кто там? Стой! ми затвор автомата, но мигом чья-то рука клещами схватила
его за плечо, и в ухо - свистящий шепот:
ну?
пополз на животе куда-то вправо, всхлипнув горлом, опасаясь взглянуть вверх,
загребая в валенки, в рукавицы снег, и тут снова пронзил слух чужой оклик:
резкими огнями. Затем разящий, всеоголяющий свет встал беспощадно над
степью. Несколько секунд пышно развернувшийся этот свет плыл в поднебесье, и
в течение нескольких секунд одно и то же повторялось в мозгу Чибисова:
"Видят нас, видят!.. Сейчас подбегут - и выстрелить не успеем!"
подушку дошел до него голос Уханова.
ногами, упавшая ракета догорала на снегу, в десяти метрах позади танка, за
которым, оказывается, вплотную лежали они. Ракета, шипя, разбрызгивалась
возле ног бенгальским огнем, осыпая искрами серую броню танка, застывшую
уродливую толщу гусениц, синевато освещала короткое обледенелое бревно с
торчащим вверх сучком с фосфорической искоркой на нем - бревно виднелось как
раз на том месте, где споткнулся и упал на хрустнувшее Чибисов: это был труп
немца танкиста.
Уханов. - Добро пропадает. Ты что, как козлиный хвост, трясешься? Опять
замерз? Пощупай спусковой крючок, чуешь? В общем, папаша, главное - не
робей. Хуже смерти ничего не будет. Сколько тебе лет? А? За тридцать,
похоже?
потерпеть осталось. Успокоятся они - и вперед. Проползем правее - и броском
к двум бронетранспортерам перед балкой. Ничего. Обойдется, папаша!..
которую не перебороло дальнее зарево, подозрительно мигнул на бугре фонарик;
налетевший ветер с поземкой разорванно донес сверху чужой разговор, словно
бы ободряющий смех; и опять повторной искоркой посигналил над степью среди,
казалось, зазыбившихся теней.
Чибисов, неудержимо вызванивая зубами, и, как в безумии, схватился за
автомат, каждой клеточкой своего тела сопротивляясь ужасу того, что может
произойти, с затемненным сознанием от этого ужаса и ненависти к донесшимся
голосам, к смеху немцев, которые тенями шли по бугру в сотне шагов от них,
нащупал и дернул спусковой крючок автомата.
каких-то криков впереди, пробили ответные автоматные очереди, высекая над
головой звон по броне танка; брызнуло снегом в лицо, а рядом - бредовый
голос: "Бей их, сержант! Стреляй их, сержант!.." Еще не понимая, что
произошло, он увидел в распадающемся свете ракеты Чибисова, лежащего на
боку; тот, трясясь как в тике, одной рукой зажимал предплечье, другой тянул
к себе автомат, выбитый, отброшенный в сторону какой-то силой, - и Уханов
крикнул яростным шепотом:
рукавицу от предплечья. - Почему орешь? Ранило? Что плечо зажимаешь?
тщательно ощупал, осмотрел тронутый пулей край чибисовской шинели, уже
слегка увлажненный кровью, выругался в сердцах: - Зачем стрелял, чертов
папаша? Я подавал команду? На кой дьявол, спрашивается, стрелял?
вытерпел я, прости ты меня...
приподнял его с земли, скорченного, дрожащего, видно, вгорячах еще не
чувствовавшего ранения, прислонил спиной к гусенице, выговорил зло:
поймал! - Он отщелкнул диск с автомата Чибисова, повесил автомат ему на шею,
потом, охлаждая себя, провел закостенелой на морозе рукавицей по своему
лицу, проговорил: -Давай, папаша, ползи назад! Возле кухни тебе пшенку давно
варить надо, а не здесь... Прижимайся к земле, а то добавит. В тыл, папаша,
Зоя перевязку сделает! Мотай назад!
Чибисов пополз, заелозил между воронками, стал отдаляться назад, Уханов упал
грудью на снег, зубами хватая пресную, пропахшую порохом влагу - жажда
мучила его.
проходила траншея боевого охранения, и глянул туда - вытянутыми вперед
тенями бежали к нему Кузнецов и Рубин; окатив ветром, оба с бега легли возле
Уханова, удерживая рвущееся дыхание, и тогда, опережая вопросы, он выговорил
сиплой скороговоркой:
лейтенант.
быстро заговорил, подползая ближе: - Представь, Уханов, я ребят из боевого
охранения встретил. С каким-то пулеметчиком усатым разговаривал. Собирают
патроны по всей траншее. В пулеметах смазка замерзла. Отогревают. Думал, уж
никого нет, а оказалось, сидят. Несколько человек. Хотя ни одного командира
в живых. Сказали, что отсюда до двух подбитых бронетранспортеров метров сто
пятьдесят. Подождем, пока немцы успокоятся, и двинем дальше без выстрелов.
произнес Рубин. - Небось рад-радешенек мужичонка: выжил, мол!..
толового вкуса во рту, и с невозмутимым лицом потянулся к автоматному диску
Чибисова, затолкал его за пазуху. - Согласен. Эти похоронники только для
острастки пуляют. Уверен, проскочим, лейтенант.
бывает на холостом ходу, донеслись справа, из станицы, и эхом раздробили
темноту ночи, ее секундное затишье.
Флинт Эрик
Нортон Андрэ
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Афанасьев Роман
Каменистый Артем