(светло-серая форма ленинградских стройотрядов шестьдесят седьмого
года), белый банлон, свежая полубороденка - симпатичный мальчик.
разочарованно-скучающий и загадочно-замкнутый благородный вид.
Во-первых, танцевать я еле умею - а хочется, естественно. Во-вторых,
развязность моя часто сменяется застенчивостью - как сейчас, - дело
обыкновенное. В-третьих, со вчерашнего вечера я вообще не могу внутренне
раскрепоститься. Дело в том, что меня, беспризорного "дикаря", приютили
на свободную койку в свою комнату четыре девчонки. И когда трое - в их
числе инициаторша благодеяния - вышли перед сном мыться, четвертая,
глядя в глаза, довольно спокойно пообещала: "Замерзнешь ночью - приходи,
согрею". Несколько обалдев и обмерев внутренне, я - внешне - сказал
"обязательно" в таком же тоне - и не пришел: среди четырех разбитных
девочек я чувствовал себя несколько затравленно, несвободно - к
сожалению, пожалуй, двоих из них и к гораздо большему сожалению своему;
примешивалась и проблема буриданова осла, сдобренная забавно-тупой
формой тактичности: я чувствовал некое моральное право на себя той,
которая, собственно, поселила меня сюда, но не считал гарантированным,
что она не выпихнет меня из своей постеди, если я туда полезу, а принять
в ее присутствии приглашение другой затруднялся, - присутствие же еще
двоих усугубляло положение; в таком пикантно-анекдотическом бестолковом
положении я был в первый раз в жизни (и в последний). И ни одна из них
не была так чтобы слишком хороша.
по моде), тоненькая (даже излишне худощава), прямые каштановые волосы
(негустые) по плечам, личико милое (и заурядное: отвернись - забудешь).
Нерешительный полуотказ: она не умеет; во мне сразу появляется отрадное
превосходство, настроение и уверенность повышаются: я вас научу. Голос у
нее не красивый; у очень женственных натур случается мелодичный высокий
голос, очень плавный на интонациях, буквально льющийся из горла без
обрывов; у нее не такой, обычный голос.
выделяется, я тоже; на нас смотрят с чувством много больше
положительным, чем усмешливо. Мое тщеславие польщено.
рядом, прикосновение ее рук и талии под моей рукой отчуждено. Кисть ее
руки в моей длинная, худая, вдажноватая и при своей безучастности на
ощупь неприятна. Двигаемся мы с моей партнершей плохо, контакта движения
не возникает; держится она деликатно-сдержанно, но чуть улавливается
некоторое внутреннее раздражение; я теряюсь, внутренняя связанность
начинает вновь увеличиваться. Пытаюсь задержать, изменить этот процесс,
пробую с подобающе-нейтральных фраз завязать разговор - без успеха. Ясно
уже - знакомство не состоялось, но во внешней части сознания еще не
исчезла надежда (действие некоторой инерции восприятия и спекулятивной
подстановки желаемого за действительное).
недвусмысленный.
отверженность. Уязвленное самолюбие, несбывшаяся надежда - пусть
маленькая, незначащая, но когда она разбивается, то в этот самый момент
из почти ничего превращается мгновенно и неощутимым образом в нечто
значительное. Девушка в общем-то хороша, сейчас она больше чем просто
нравится мне: я задет, горечь гордости и обиды просачивается; растраву
души можно было бы сформулировать примерно так: "Разве ей не ясно, что я
хороший; я, хороший, не нужен ей... как неправильно и плохо все
устроено".
какая жизнь за мной...
себя, ориентируясь на нее, историю: я герой-курсант, у которого заглох в
полете двигатель истребителя и который не катапультировался, спасая бог
весть что внизу, и посадил самолет, чудом выжив после взрыва его на
земле, и списан навеки из родной авиации, и трагическая любовь заставила
меня страдать в сумасшедшем доме и бросить университет, а вот сейчас я
полюбил по-настоящему впервые и с первого взгляда. (В психологии, вроде,
подобные явления классифицируются как "косметическая ложь".)
версию - без признаков сочувствия и успеха. Она не была расположена
выслушивать, я в волнении говорил ненатуральным голосом - одно другое
усугубляло.
Выглядел юноша никак; я, по моему убеждению, производил более выгодное
впечатление. Вслед им я пережил быстро улетучивающуюся сложную смесь
тоски, разочарования, высокомерного презрения, зависти, злости и тихой
жажды чисто плотских ощущений. Через минуту это состояние утеряло
конкретную направленность, и исчезло уже в обобщенной форме (кроме
своего последнего пункта) тем скорее и легче, что подошли мои
попечительницы, и возник веселый разговор - треп, и мы поли к себе, и
рядом были готовые разделить мои чувства - кои я и оставил самому себе
со смутным сознанием собственной незадачливости и спекулятивными
морализаторскими построениями в пользу целомудрия.
V
и принцессах. То был человек веселый, слабый и несчастный,
принадлежавший к числу тех, у кого вроде бы все в общем не хуже, чем у
других, но имеется в их характере некая черта, которая помимо их воли и
сознания отравляем им жизнь. Он был привязчив - но привязанности его
были неуверенно-непрочны при ласковости; по обыкновению он прикрывал
неувернность иронией, сарказмом. Его нельзя было обидеть - он уходил
раньше, чем чувствовал только возможноть неприязни; при своем грязном
языке был крайне тактичен. Он сходился с людьми быстро и готовно без
назойливости - потребность в привязанности была постоянна, и так же
постоянно рвались прежние связи: его болезненно-самолюбивая и
неуверенная натура не могла быть стойкой. Стихи его -
жестоко-романтические, литературные, юношеские - свидетельствовали о
возвышенных идеалах чувствительной души. Картины - гуаши и акварели на
опять же жестоко-романтические темы - условно-примитивные по технике,
которой он и не мог обладать, но замысел бывал не банален, а композиция
и сочетания цветоа изобличали вкус. Выглядел он так: высокий -
впечатление больше от худобы и разболтанности, в дешевом несвежем
костюме, с маленькой блеклой челкой и ранними залысинами, за очками в
тонкой золоченой оправе глаза с ехидцей, с ехидцей же тонкогубая улыбка
и в точности соответствующий им голос. За ним не было известно никаких
любовный историй - а менее всего он был склонен к аскетизму. Он пил.
Дважды вскрывал себе вены - второй раз, прежде чем перевязать его и
вызвать скорую, ребята набили ему морду. Лечился от алкоголизма, от
психостении, дважды был отчисляем из университета - второй раз
окончательно. Симпатий он не вызывал - производил впечатление какой-то
нечистоплотности, полной ненадежности и при известном изяществе
развязного поведения не был обаятелен.
по-общежитски уютной и на редкость нешумно-гостеприимной. Книги стояли
аккуратными рядами, пол блестел, даже висел коврик на стене. Гостей
кормили по-домашнему пахнувшим варевом, и вообще окружали всегда
какой-то атмосферой желанности. Хозяйка была добра и обладала редким
талантом слушать: слушать, будучи естественно и органически настроена
именно на твою волну, и сопереживая искренне и тактично - и - вот
удивительно! - именно таким образом, как тебе в этот момент было
приятнее.
он не относился всерьез). Картину прикнопили на стенку, - и, пожалуй,
всем она немного понравилась.
света в нижней половине от фонаря на черном столбе, смещенного от центра
вправо. Справа и чуть ближе столба - тонкая фигура девушки в белом
брючном костюме, с черной сумочкой на ремне от плеча и черными прямыми
волосами ниже плеч, лицо отвернуто. Левее и дальше от фонаря - юноша в
стилизованном старинном костюме, со шпагой на перевязи, златокудрый и
печальный. За ним, в синей тьме - парусник у набережной, углы и крыши
многоэтажных домов и фигура на постаменте - памятник с простерной по
ходу корабля рукой.