начала расспрашивать о семье, при каких обстоятельствах умерла старуха, то
есть моя мать, и кому она оставила свое состояние; дело в том, что в свое
время она торжественно пообещала отказать мне что-нибудь после своей смерти
и устроить так, что если я буду в живых, то смогу тем или иным способом
вступить во владение завещанным, причем ее сын, а мой брат и муж, не в силах
будут воспрепятствовать этому. Моя спутница сказала, что ей неизвестно в
точности, как у них там вышло, но говорят, будто моя мать оставила некоторую
сумму денег и для выплаты ее заложила свою плантацию, с тем чтобы сумма была
вручена дочери, если только она когда-нибудь объявится, будь то в Англии или
в другом месте; доверенность на распоряжение этими деньгами оставлена ее
внуку, которого мы только что видели с отцом.
конечно, вызвало у меня тысячу мыслей, что мне предпринять, когда и каким
образом дать знать о себе, да и нужно ли это делать.
себя вести и какое принять решение. Ни днем ни ночью эта забота не давала
мне покоя. Я лишилась сна, стала молчаливой, так что муж это заметил и все
гадал, что меня тревожит; пробовал развлечь меня, но все было напрасно. Он
упрашивал меня признаться, что со мной; я долго отшучивалась, но наконец,
чтобы отвязаться от него, сочинила историю, подкладка которой, однако,
соответствовала действительности. Я сказала, будто расстроена тем, что нам
придется покинуть это место и переменить наши планы, так как я обнаружила,
что здесь меня могут узнать; дело в том, что после смерти моей матери
некоторые из моих родственников переселились в эти места и я должна буду или
открыться им, что в нашем теперешнем положении во многих отношениях
неудобно, или уехать отсюда; и вот я не знаю, как быть; от этого я так
задумчива и печальна.
случае не следует открываться кому-нибудь, поэтому он готов переехать в
другую часть этой страны или даже вовсе ее покинуть, если я нахожу это
нужным. Но тут возникло другое затруднение: если я уеду в другую колонию, то
не сумею заняться розысками имущества, оставленного мне матерью; с другой
стороны, я не могла даже думать о том, чтобы посвятить своего мужа в тайну
того брака; о таких вещах не рассказывают, и к тому же я опасалась
последствий; но опять-таки, чтобы добраться до своего наследства, я должна
была публично открыть, кто я такая и кем стала теперь.
моего супруга; ему казалось, что я недостаточно откровенна с ним и не
посвящаю его во все свои тревоги, и он часто спрашивал, чем он провинился,
что я не хочу поделиться с ним своими горестями и заботами. По правде
говоря, мне следовало доверить ему свои тайны, потому что ни один муж не был
больше достоин этого; но я положительно не знала, как ему открыть такую
вещь, а между тем, не имея возможности поделиться с кем-либо этой тайной, я
изнывала под ее тяжестью, ибо, что там ни говори о нашей сестре, будто мы не
умеем хранить тайны, жизнь моя служит неопровержимым доказательством
противного. Но у каждого из нас - и у мужчин и у женщин - должен быть
поверенный наших тайн, близкий друг, перед которым мы могли бы излить и наши
радости, и наши горести. Иначе, печальная ли наша тайна или радостная, она
становится нам в тягость и бремя ее подчас оказывается непосильным для нас.
Все, что мы знаем о человеческой природе, только подтверждает мои слова.
иной раз слабость в этом деле: не в силах нести бремя тайной радости или
тайной печали, они кончают тем, что кому-нибудь да открывают свою душу, лишь
бы дать исход своим чувствам, лишь бы избавиться от этого невыносимого,
бремени; и это не есть следствие глупости или беспечности, а совершенно
естественное явление. Эти самые люди, даже если бы они продолжали бороться с
искушением, в конце концов ночью, во сне, выболтали бы свою тайну, и она
сделалась бы достоянием всякого, кто находился бы в это время поблизости.
Так силен этот непреодолимый инстинкт, что люди, виновные в самых чудовищных
преступлениях, хотя бы в убийстве, не в силах противиться ему; они должны
поведать свою тайну, пусть даже ценою собственной жизни. Все эти внезапные
исповеди и признания справедливо приписывают божественному промыслу; однако
несомненно и то, что провидение, обычно избирающее своим орудием природу, и
тут прибегает к естественным средствам, когда творит свои сверхъестественные
дела.
из своего длительного общения с преступным миром. Когда я сидела в Ньюгете,
я познакомилась там с одним человеком из числа так называемых "ночных птиц";
впрочем, может, теперь их стали называть иначе. А работали они вот как: к
вечеру по тайному сговору с кем-нибудь из стражи такого молодца выпускают на
волю; там он откалывает всякие штуки, а наутро специалисты по поимке воров
(тоже честный народ!) "обнаруживают" все его проделки и за вознаграждение
приносят потерпевшим все, что вор у них украдет за ночь. Так вот, этот
парень непременно выбалтывал во сне, что он делал, что украл и у кого; можно
было подумать, что он подрядился описывать свои приключения шаг за шагом,
точно ему ничего не грозило! Поэтому, чтобы не выдать своей тайны
постороннему, каждый раз, когда он возвращался с ночной прогулки, он был
вынужден либо сам запираться на ключ, либо просить сторожа, на которого он
работал, запирать его. С другой стороны, стоило ему поделиться своими
приключениями и успехами с кем-либо из своих друзей и товарищей по оружию
или хотя бы со своим хозяином (ибо как его еще назвать?), и все было в
порядке: он мог спать спокойно, как всякий другой человек.
самые заветные тайны, и свои и чужие, не будет сочтен за ненужное
отступление; ведь я затем только и решила напечатать описание своей жизни,
чтобы из каждой ее части можно было вывести мораль; я рассказываю свою жизнь
в назидание и поучение читателю, в надежде предостеречь его от моих ошибок и
заблуждений.
душе, и единственное, в чем я могла найти облегчение, было открыться мужу в
такой степени, чтобы ему стала ясна необходимость переселиться в
какое-нибудь другое место; и главной нашей заботой стало теперь, в какую
часть английских колоний нам направиться. Муж был совершенно незнаком со
страной, не знал и географического расположения разных мест, а я, не знавшая
до сих пор, что означает слово "географический", имела о ней самое общее
представление из частых разговоров с приезжими. Но мне было хорошо известно,
что Мериленд, Пенсильвания, Ист- и Вест-Джерси, Нью-Йорк и Новая Англия все
лежат к северу от Виргинии, и, значит, климат там холоднее; по этой причине
я ко всем к ним чувствовала отвращение. Я всегда любила теплую погоду;
естественно, что теперь, когда я старела, мне хотелось всячески избежать
холода. Оставалось только переселиться в Каролину, единственную южную
колонию англичан в Америке; туда я и надумала отправиться, тем более что мне
легко было вернуться оттуда, когда придет время разыскивать имущество матери
и потребовать его выдачи.
остановились, и перевезти все наше имущество в Каролину, где я и
предполагала поселиться. Он и сам понимал, что нам здесь неприлично
оставаться, раз у меня тут есть знакомые, поэтому с готовностью принял мое
предложение; о прочих же оостоятельствах я умолчала.
по-прежнему тяжело угнетала меня, и я не могла думать о том, чтобы уехать
отсюда, не разузнав тем или иным способом, что именно мать оставила мне; не
могла я также примириться с мыслью, что уеду, не дав о себе знать своему
прежнему мужу (брату) или нашему сыну; только, разумеется, мне хотелось
сделать это так, чтобы ни мой новый муж ничего об этом не проведал, ни они
бы ничего не узнали о нем и вообще не заподозрили, что у меня есть муж.
отослала мужа в Каролину, а сама приехала позднее, но это было
неосуществимо; он ни за что не тронулся бы в путь без меня, будучи незнаком
со страной и не имея понятия, как устраивать плантацию. Тогда я надумала
уехать вместе, с частью наших товаров, а когда мы устроимся, вернуться одной
в Виргинию за остальными; но я знала, что и в этом случае муж никогда не
согласится на разлуку со мной и не останется там один. Все объяснялось
просто: он вырос барином и не только был незнаком со страной, но еще и
поленивался и, когда мы наконец обосновались на новом месте, предпочитал
уходить с ружьем в лес, на охоту, которой здесь занимаются главным образом
индейцы; повторяю, он предпочитал охотиться, лишь бы не работать на
плантации.
положительно не могла побороть в себе желание открыться своему прежнему
мужу, тем более что, не сделай я этого при его жизни, я, может быть, не
сумела бы потом убедить моего сына, что я действительно его мать, и, таким
образом, потеряла бы разом и сына и деньги, завещанные мне матерью. И все
же, с другой стороны, мне казалось невозможным открыть им мое теперешнее
положение - и то, что я замужем, и то, что сослана за море как преступница;
вот и выходило, что непременно нужно уехать, а потом вернуться к прежнему
мужу как бы из другого места и в другом образе.
нельзя селиться на реке Потомак, ибо здесь тотчас станет известно, кто мы,
тогда как, если мы переедем в другое место, мы ничем не будем там отличаться
от семей прочих плантаторов; а так как местные жители всегда довольны, если
к ним приезжают люди с достатком, чтобы купить плантацию или заложить новую,
то мы можем быть уверены в радушном приеме и о нашем положении никто не
узнает.
им знать о себе в настоящее время из боязни, как бы им не стала известна
причина моего приезда сюда, что подвергло бы нас большой опасности;
она мне оставила некоторое состояние, может быть даже значительное, о
котором стоило бы разузнать; но и этого нельзя сделать, не подвергая себя
Семенова Мария
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия