упомянуть об этом раньше. Но меня отвлекли воспоминания о моих тревогах;
ведь я тогда опасалась, как бы вы не передумали, если, несмотря на вашу
просьбу, мой сын все-таки не оставит вас в покое. Я также сообщила вашей
сестре (это я опять обращаюсь к той мисс Доррит, которая не выступает на
сцене), что к случае подобного брака мой сын не получит ни шиллинга и
останется нищим. (Упоминаю этот факт просто как лишнюю подробность; я.
разумеется, не думаю, что он мог повлиять на вашу сестру, разве только в той
законной и разумной мере, в какой подобные соображения влияют на любого из
нас в нашем далеком от естественности Обществе.) В конце концов после
нескольких замечаний, сделанных вашей сестрой в запальчивом и раздраженном
тоне, мы с ней согласились, что опасаться нечего; и ваша сестра была столь
любезна, что позволила мне отблагодарить ее с помощью моей портнихи.
удовольствие побеседовать с ней еще раз, чтобы мы могли расстаться в
наилучших отношениях, и поскольку это обещание уже исполнено, - заключила
миссис Мердл, выбираясь из своего алого с золотом гнездышка и вкладывая
что-то в руку Фанни, - я с разрешения мисс Доррит пожелаю ей всяческих благ
и прошусь с ней как умею.
что клевал печенье и сейчас же его выплевывал. Увидя, что на него смотрят,
он вдруг задергался всем телом, точно передразнивая кого-то; потом
перевернулся вниз головой и запрыгал по стенкам своей золотой клетки,
цепляясь за прутья твердым, хищным клювом и высовывая кончик черного языка.
миссис Мердл. - Если бы мы дожили до чего-нибудь вроде золотого века, с
какой бы я радостью водила знакомство со множеством особ, совершенствами и
талантами которых я сейчас лишена возможности наслаждаться. Первобытная
простота нравов - вот о чем я мечтаю! Помню, в детстве я учила одно
стихотворение, оно начиналось, кажется, так: "О ты, индеец, чей та-та-та
дух!" * Если бы несколько тысяч людей из Общества могли записаться в индейцы
и уехать на острова, я записалась бы первая; но пока мы не индейцы,
приходится, увы, жить здесь и вращаться в Обществе... Всего хорошего!
пудреные головы сзади, - и вновь очутились на Харли-стрит, Кэвендиш-сквер,
где никаких пудреных голов уже не было. Все это время старшая сестра
сохраняла независимое и надменное выражение лица, а младшая - смиренное и
робкое.
молча. - Что ж ты ничего не говоришь?
совсем не любишь, этого молодого человека?
очень жаль, что ты согласилась принять что-то от этой дамы.
что она пошатнулась. - Ну, можно ли быть подобной размазней! Беда с тобой,
да и только! У тебя нет ни уважения к себе, ни настоящей гордости. Тебе
нипочем, что за тобой таскается какое-то ничтожество, какой-то Чивери, - она
выговорила это имя с величайшим презрением, - и точно так же тебе нипочем,
если твою семью хотят втоптать в грязь.
если вот этакая барыня, лицемерка и нахалка, каких мало (разбирайся ты хоть
сколько-нибудь в людях, ты бы это сразу поняла), если она плюет на
достоинство твоей семьи, по-твоему, нужно поблагодарить ее за это?
отомстить за себя - заставь ее платить, глупая девчонка, и употреби ее
деньги с пользой для семьи.
квартировали Фанни с дядюшкой. Последний уже успел вернуться, сидел в углу и
упражнялся на своем кларнете, выводя самые заунывные мелодии. Фанни
предстояло соорудить себе обед из бараньих котлеток, портера и чая, и она
сердито принялась делать вид, что занимается этим, тогда как на самом деле
все тихо и спокойно приготовила младшая сестра. За столом Фанни вела себя
совершенно так же, как накануне ее отец: швыряла нож и вилку, со злостью
набрасывалась на хлеб. Кончилось тем, что она ударилась в слезы.
рыданиями, - а кто меня толкнул на этот путь, если не ты? Твоих рук дело. А
теперь тебе угодно, чтобы я чуть ли не по земле стлалась перед этой миссис
Мердл, а она будет говорить и делать все, что ей вздумается, и презирать
нас, и, не стесняясь, выказывать мне свое презрение. Только потому, что я
танцовщица!
хочет, только потому, что ему пришлось работать в адвокатских конторах и в
доках и где-то там еще. Тоже ведь твоих рук дело, Эми. Так ты бы хоть
порадовалась, что есть кому за него заступиться.
него вдруг возникало смутное впечатление, будто кто-то что-то сказал, и
тогда он отнимал инструмент от губ и неуверенно поглядывал на племянниц.
себя постоять, когда требуется, так, по-твоему, пусть подобные особы
оскорбляют его безнаказанно? Ты сама не страдаешь от таких вещей, но можно
бы, кажется, подумать о нем, особенно зная, сколько ему пришлось пережить за
все эти годы.
Доррит, тем более что он растравил в ней воспоминание о вчерашней сцене. Она
ничего не ответила сестре, только взяла свой стул и передвинула его к огню.
Дядя после очередной паузы извлек из кларнета какой-то замогильный стон и
снова взялся за прежнее.
а затем объявила, что она самая несчастная девушка на свете и лучше бы ей
умереть. После этого ее слезы превратились в слезы раскаяния, она вскочила и
бросилась сестре на шею. Крошка Доррит уговаривала ее не извиняться и не
оправдываться, но она не слушала никаких уговоров и твердила: "Прости меня,
Эми! Не сердись на меня, Эми!" - с не меньшей горячностью, чем пять минут
назад выкрикивала то, за что теперь просила прошения.
сестры, нежно обнявшись, уселись рядышком у огня, - право же, я совершенно
уверена, что, если бы ты немножко лучше знала Общество, ты взглянула бы на
это по-другому.
затворничеством, - продолжала Фанни, мало-помалу вновь впадая в
покровительственный тон, - а я это время жила на воле, чаше вращалась в
Обществе, оттого я и вышла такая гордая и смелая - пожалуй, даже чуточку
больше, чем нужно.
заботилась о достоинстве семьи. Ты со мной согласна, Эми?
но на душе у нее было совсем не весело.
так предана, и в самом деле есть свой особый дух, свойственный только ему и
отличающий его от всего прочего в Обществе. А поэтому, душенька Эми, поцелуй
меня еще раз, и порешим на том, что мы обе правы и что ты моя добрая, тихая,
домовитая сестренка.
Фанни положила им конец, объявив, что время идти; а чтобы помочь дядюшке
уразуметь это, она захлопнула раскрытую перед ним нотную тетрадь и выдернула
мундштук кларнета у него изо рта.
Вечерний сумрак сгущался там раньше, чем в других местах, и сегодня, когда
она входила туда, ей показалось, что она опускается в какую-то глубокую яму.
Тень тюремных стен лежала на всех предметах. Лежала она и на фигуре в старом
сером халате и черной бархатной ермолке, которая повернулась навстречу
Крошке Доррит, когда та отворила дверь тускло освещенной комнаты.
выпустить ручку двери. - Фании, пожалуй, права".
ГЛАВА XXI - Недуг мистера Мердла
на Харли-стрит, Кэвендиш-сквер, тоже падала тень, но то была тень не
какой-нибудь там вульгарной стены, а других столь же величественных
особняков, высившихся на противоположной стороне улицы. Подобно тому как это
бывает в избранном обществе, каждый дом на Харли-стрит весьма хмуро
поглядывал на дома, стоявшие напротив. Да и в самом деле дома и их обитатели
настолько походили друг на друга в этом отношении, что приглашенные на
званых обедах, сидя за столом, где не было иной тени, кроме тени их
собственного величия, смотрели на своих визави тем же чопорно-непроницаемым
взглядом.
за парадным столом. Двадцать единообразных, безликих фасадов, все с
одинаковыми молотками у дверей, с одинаковыми серыми ступенями перед входом,
с одинаковым узором чугунной ограды, с одними и теми же пожарными