говорит, но Кодлин! - вот у кого прекрасная душа, хоть по нему этого и не
видно".
рукавом и грустно покачивать головой, давая этим понять одинокому
джентльмену, что без своей маленькой любимицы он лишился покоя и счастья.
комнате. - Найти этих людей и убедиться, что они ничего не знают, ничем не
могут помочь! Нет! Лучше бы мне по-прежнему тешить себя надеждой и не видеть
их в глаза, чем испытать такое разочарование!
Томас?
Какое мне дело до всяких Джерри, когда у меня эта девочка из ума нейдет!
"Мой друг Кодлин, говорит, хороший, добрый Кодлин! Он только и думает, как
бы мне услужить. Я против Коротыша ничего плохого сказать не могу, а
все-таки сердцем льну к Кодлину..." А однажды, - задумчиво добавил этот
джентльмен, - она назвала меня "папаша Кодлин". И до чего же я растрогался!
Кодлина и обращаясь к их новому знакомцу, - этот Джерри держит танцующих
собак, сэр, и как-то случайно он разговорился со мной и рассказал будто
видел вашего старичка при бродячем музее восковых фигур, однако чей это был
музей, ему неизвестно. А я решил, чего мне беспокоиться, раз уж мы их
проворонили, не уследили за ними, и ни о чем не стал расспрашивать, тем
более что Джерри видел их где-то далеко отсюда. Но, если желаете, у него
можно узнать.
джентльмен. - Говорите скорей!
скороговоркой ответил Коротыш.
по соверену. И это только для начала. Если я с вашей помощью найду старика и
его внучку, вы получите еще двадцать. Приходите завтра и держите наш
разговор в тайне... Впрочем, вы сами понимаете, что это в ваших интересах. А
теперь дайте мне свой адрес и оставьте меня.
одинокий джентльмен битых два часа шагал из угла в угол по своей комнате над
головой у недоумевающих мистера Свивеллера и мисс Салли Брасс.
ГЛАВА XXXVIII
наступившей передышкой, но и тем обстоятельством, что происшествия, здесь
рассказываемые, складываются наилучшим для этого образом и толкают нас на
путь, который мы и сами избрали бы, как наиболее для нас желательный и
приятный. Итак, пока события, заключенные в последних пятнадцати главах,
разворачивались своим чередом, Кит, - как читатель, вероятно, догадывается,
- все больше привыкал к мистеру и миссис Гарленд, к мистеру Авелю, пони и
Барбаре и все больше убеждался, что каждый из них в отдельности и все они
вместе стали самыми его близкими и верными друзьями, а коттедж "Авель" в
Финчли - родным ему домом.
из них, что сытость и уют, в которых жил теперь Кит, унизили в его глазах
скудную еду и скудное убранство материнского жилища, они сослужат нам плохую
службу и в то же время будут несправедливы по отношению к Киту. Кто больше
Кита мог бы заботиться об оставшихся дома близких - хотя это были всего лишь
двое малышей и мать? Какой отец мог бы, захлебываясь от гордости,
рассказывать такие чудеса о своем необыкновенном сыне, какие Кит не уставал
рассказывать по вечерам Барбаре о маленьком Джейкобе? Была ли на свете
другая такая мать, как у Кита, если судить по его отзывам? И кто еще
испытывал такое довольство в той бедности, какую терпели родные Кита, если
по тому, как он расписывал их жизнь, можно составить себе истинное
представление о его семье?
родному гнезду - чувства прекрасные, то в ком же они прекраснее всего, как
не в бедняках! Узы, связующие богачей и гордецов с семьей, выкованы на
земле, но те, что соединяют бедняка с его скромным очагом, отмечены печатью
небес, и им нет цены. Человек знатного рода может любить свои наследственные
чертоги и владения как часть самого себя, как атрибуты своего происхождения
и власти; его связь с ними зиждется на гордыне, алчности, тщеславии.
Преданность бедняка своему жилью, в котором сегодня приютился он, а завтра
кто-нибудь другой, коренится в более здоровой почве. Его домашние боги
созданы из плоти и крови, не из золота, серебра и драгоценных камней; у него
нет другого достояния, кроме сердечных привязанностей, и если тяжкий труд,
рубище и скудная еда не мешают бедняку любить голые стены и полы, эта любовь
дарована ему небом, а его жалкое жилище становится святыней.
они призадумались над тем, как трудно бедняку, живущему в той грязи и
тесноте, в которой, казалось бы, теряется (а вернее, никогда и не возникает)
благопристойность человеческих отношений, как трудно ему сохранить любовь к
родному очагу - эту первооснову всех добродетелей! Когда бы они отвернулись
от широких проспектов и пышных дворцов и попытались хоть сколько-нибудь
улучшить убогие лачуги в тех закоулках, где бродит одна Нищета, тогда многие
низенькие кровли оказались бы ближе к небесам, чем величественные храмы, что
горделиво вздымаются из тьмы порока, преступлений и страшных недугов, словно
бросая вызов этой нищете. Вот истина, которую изо дня в день, из года в год
твердят нам глухими голосами - Работный дом, Больница, Тюрьма. Это все очень
серьезно - это не вопли рабочих толп, не парламентский запрос о здоровье и
благоустроенности народа, и от этого не отделаешься ни к чему не обязывающей
болтовней. Из любви к родному очагу вырастает любовь к родине. А кто
истинный патриот, на кого можно положиться в годину бедствий на тех, кто
ценит свою страну, владея ее лесами, полями, реками, землей и всем, что они
дают, или на тех, кто любит родину, хотя на всех ее необъятных просторах не
найдется ни клочка земли, который они могли бы назвать своим?
очень беден, что его даже сравнивать нельзя с домом мистера Гарленда, и
все-таки постоянно вспоминал о нем с чувством признательности, постоянно
тревожился о своих близких и частенько посылал матери письма в больших
конвертах, вкладывая в них то шиллинг, то полтора, то другие подобные же
подарки, которые позволяла ему делать щедрость мистера Авеля. Бывая в
городе, он всегда урывал время, чтобы забежать домой, и какую же радость и
гордость испытывала при этих встречах миссис Набблс, как шумно выражали свой
восторг Джейкоб и малыш и с какой сердечностью поздравляли Кита соседи; весь
двор слушал и не мог наслушаться рассказов о коттедже "Авель", о всех его
чудесах и всем его великолепии!
хозяина, и своей старенькой хозяйки, и мистера Авеля, и Барбары, никто из
членов этого семейства не чувствовал к нему такого явного пристрастия, как
своевольный пони, который из пони самого норовистого и упрямого на свете
превратился в его руках в необычайно кроткое и покладистое животное. Однако
чем больше пони подчинялся Киту, тем больше возрастала его строптивость по
отношению ко всему остальному миру (словно ему хотелось любой ценой удержать
Кита в семье), и, даже выступая под началом своего любимца, он частенько
позволял себе самые разнообразные и весьма странные причуды и шалости, что
доводило миссис Гарленд до полного расстройства нервов. Но поскольку Кит
всегда представлял дело так, будто Вьюнок просто шутит или выказывает таким
образом свою любовь к хозяевам, старушка в конце концов поверила ему, и если
бы пони в порыве озорства опрокинул фаэтон, она была бы убеждена, что он
сделал это с самыми лучшими намерениями.
Кит научился и садоводству, помогал и по дому, а мистер Авель - тот без него
просто обойтись не мог и с каждым днем выказывал ему все большее доверие и
благоволение. Нотариус мистер Уиэерден был тоже ласков с ним, и даже мистер
Чакстер иногда снисходил до того, что кивал ему при встречах, или удостаивал
той своеобразной формой внимания, которая именуется "показыванием носа", или
каким-нибудь другим приветствием, сочетающим в себе любезность и оттенок
покровительства.
его у самого дома, только было собрался ехать на ближайший извозчичий двор,
как вдруг мистер Чакстер выскочил на крыльцо и зычным голосом крикнул:
"Тпру-у-у!", с явным намерением поразить ужасом сердце пони и утвердить
превосходство человека над бессловесной скотиной.
велено зайти в контору.
Тпру! Кому говорят! У меня этот пони был бы шелковый.
оберетесь. И, пожалуйста, не дергайте его за уши. Он этого не любит.
назвав его "юнцом", и намеренно холодным тоном потребовал, чтобы он живее
поворачивался. "Юнец" повиновался, а мистер Чакстер засунул руки в карманы и
сделал вид, будто он не имеет никакого касательства к пони и очутился здесь
совершенно случайно.
потерял уважения к связкам бумаг и железным шкатулкам нотариуса) и
постучался. Дверь ему сразу же отворил сам мистер Уизерден.
весьма дородный и крепкий на вид джентльмен.
Адамов Григорий
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Корнев Павел
Херберт Фрэнк