бы мне: "Безусловно, нет!"
лордом Снигсвортом, следует предать гласности. Вениринг рисует положение
общественных дел, по всей вероятности, немыслимое ни при каких
обстоятельствах (впрочем, ручаться за это нельзя, ибо нарисованная им
картина не ясна ни ему самому, ни кому-либо другому), и продолжает следующим
образом:
любому классу общества, ее осмеяли бы, на нее с презрением показывали бы
пальцем! Если бы я представил такую программу какому-нибудь почтенному и
разумному коммерсанту вашего города - нет! разрешите мне сказать - нашего
города, как бы он ответил мне? Он ответил бы: "Долой!" Вот как бы он мне
ответил, джентльмены! Преисполненный благородного негодования, он ответил бы
мне: "Долой!" Но, предположим, я поднялся бы несколько выше по общественной
лестнице. Предположим, я взял бы под руку моего уважаемого друга слева от
меня и, пройдя с ним по родовым лесам его семьи и под развесистыми буками
Снигсворти-парка, приблизился к величественному замку, пересек двор,
распахнут двери, взбежал по ступенькам и, минуя одну комнату за другой,
очутился бы, наконец, перед лицом знатного родственника моего друга - перед
лицом лорда Снигсворта. И, предположим, я сказал бы этому вельможе: "Милорд!
Введенный в ваш дом вашим близким родственником, моим другом слева от меня,
я осмелюсь предложить вашей светлости эту программу. Каков был бы ответ его
светлости? Да он ответил бы мне: "Долой!" Вот что оп ответил бы,
джентльмены! "Долой!" Повторив, несмотря на свои высокий сан, точное
выражение достойного и разумного коммерсанта нашего города, близкий и
дражайший родственник моего друга слева от меня, ответил бы мне в гневе:
"Долой!"
шлет миссис Вениринг депешу: "Кончил".
присутствует и джентльмен-законник, после чего в должной последовательности
происходит выдвижение кандидата и объявление о его избрании. И, наконец,
Подснеп извещает миссис Вениринг депешей: "Провели".
обед, их ждет также леди Типпинз, их ждут Бутс и Бруэр. Каждый скромно
приписывает заслугу избрания Вениринга в парламент только себе, но, в общем,
все признают, что Бруэр превзошел самого себя, когда предложил наведаться в
палату общин в тот вечер и посмотреть, как там обстоят дела.
историйку. Миссис Вениринг вообще отличается слезливостью, а после недавних
треволнений глаза у нее и вовсе на мокром месте. Перед тем как удалиться
из-за стола под руку с леди Типпинз, она говорит растроганным и совершенно
дрожащим голосом:
этом. Когда я сидела вечером накануне выборов у колыбели нашей малютки, она
спала очень беспокойно.
и потерять из-за этого место, но он вовремя спохватывается.
крохотные лапки и улыбнулась.
осведомиться:
глазами носовой платок, - неужели добрые феи сказали нашей малютке, что ее
папа скоро будет Ч. П.?
своих мест, расчищая путь Венирингу, который бежит вокруг стола на помощь
супруге и, предварительно пояснив, что труды последних дней оказались ей не
по силам, выволакивает ее из столовой, пятясь задом, причем она весьма
драматически скребет каблуками по ковру. Вопрос, удалось ли добрым феям
сказать малютке о пяти тысячах фунтов и как она переварила это известие,
остается невыясненным - его не обсуждают.
сценой и продолжает умиляться даже после того, как его благополучно
доставляют в квартирку над конюшней на Дьюк-стрит в Сент-Джеймс-сквере. Но
когда этот кроткий джентльмен ложится у себя дома на кушетку, в голову ему
вдруг приходит ужасная мысль, вытесняющая все прочие, более безмятежные
мысли.
своих избирателей и в глаза не видал до того самого дня, когда мы с ним туда
приехали!
шагает по комнате, потом снова ложится на кушетку и говорит со стоном:
я с ним встретился. Он мне уже не по силам!
знакомство с мисс Подснеп. Говоря нежным языком самой миссис Лэмл, они с
милой Джорджианой вскоре слились воедино - сердцем, мыслями, чувствами,
душой.
сбросить с себя одеяло, которым ее пеленали в фаэтоне кремового цвета, и
стать во весь рост; как только ей удавалось ускользнуть подальше от своей
матушки-качалки, чтобы та не отдавила ей (если можно так выразиться) бедные
замерзшие ножки, - она отправлялась к своей подруге миссис Альфред Лэмл.
Миссис Подснеп ни в коей мере не препятствовала этому. Часто слыша, как
пожилые остеологи, занимающиеся учеными изысканиями главным образом на
званых обедах, называют ее "великолепным экземпляром", и признавая себя
таковым, она вполне могла обходиться без дочери. А мистер Подснеп, узнав,
где Джорджиана проводит время, преисполнился благосклонности к супругам
Лэмл. То, что они, не будучи в состоянии завладеть им, почтительно цеплялись
за краешек его мантии; то, что они, не смея купаться в лучах солнца - в
лучах самого мистера Подснепа, - довольствовались слабым отражением белесой
луны - его дочери, - казалось ему совершенно естественным, понятным и
правильным. Он оценил скромность супругов Лэмл и стал лучшего мнения о них,
видя, как они дорожат таким знакомством. И вот Джорджиана уезжала к своей
подруге, а мистер Подснеп отправлялся на один обед, на второй обед, на
третий обед, выступая под руку с миссис Подснеп и осаживая своим упрямым
подбородком воротник и галстук с таким видом, словно он наигрывал на свирели
триумфальный марш в собственную честь: "Бейте в бубны и литавры! Подснеп
пожинает лавры!"
(особенность эта в той или иной форме плавает и в глубинах и на отмелях
подснепизма): он не переносил даже намека на пренебрежительное отношение к
своим друзьям и знакомым. "Как вы смеете! - казалось, говорил в таких
случаях мистер Подсиеп. - Что это значит! Я одобряю этого человека. Этот
человек аттестован мною. Поднимая руку на этого человека, вы поднимаете руку
на меня, Подснепа Великого. Я не так уж пекусь о достоинстве этого человека,
мне важно соблюсти достоинство Подснепа". И, следовательно, если б
кто-нибудь осмелился сомневаться при нем в Лэмлах, он почувствовал бы себя
глубоко оскорбленным. В сущности говоря, таких скептиков и не находилось,
ибо Ч. П. Вениринг - весьма солидный авторитет - утверждал, что они люди
состоятельные, и, возможно, верил этому сам. А, собственно, почему бы ему и
не верить, если он попросту ничего о них не знал?
временной резиденцией. Покуда мистер жил холостяком, говорили они друзьям,
этот дом вполне устраивал его, но теперь он им не годится. И они подыскивали
себе роскошный особняк в самой фешенебельной части города и вот-вот готовы
были снять или купить такой особняк, но почему-то не доводили дела до конца.
Тем самым супруги Лэмл мало-помалу создали себе блистательную репутацию. При
виде какого-нибудь пустующего роскошного особняка их друзья говорили: "Вот
что надо Лэмлам!" - и тут же писали Лэмлам письмо, и Лэмлы ездили смотреть
эти особняки, но, к несчастью, в них всякий раз обнаруживался тот или иной
изъян. Короче говоря, им пришлось испытать столько разочарований, что они
уже начинали подумывать о постройке собственного роскошного особняка и тем
самым создали себе еще одну блистательную репутацию, так как многие из их
знакомых стали выражать недовольство своими домами и заранее завидовали
несуществующему особняку Лэмлей.
головой его злого духа, и если шепоток: "Я здесь, в шкафу", кое-когда и
пробивался сквозь толщу драпировок, то слышали его лишь немногие, и, во
всяком случае, не мисс Подснеп. Чем особенно пленилась мисс Подснеп в этом
доме, кроме обаятельности своей подруги, так это ее счастьем в семейной
жизни, что служило постоянной темой их разговоров.
возлюбленный! По крайней мере мне так кажется.
палец. - Надо быть внимательнее.
я что-нибудь не так?
Вам не разрешается называть его мистер Лэмл, Джорджиана.
всегда меня упрекает, что я говорю невпопад.
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Березин Федор
Шилова Юлия
Андреев Николай
Рыбаков Вячеслав