вот как! Ну и пускай идет оттуда пешком или вплавь добирается до дому. Это
будет очень полезно твоему милому сыночку".
Мойр. Не было никакого сомнения, что Агнес, которая, как и мать, ни в чем
не могла отказать Мэту, готова была бы тотчас послать ему деньги, несмотря
на возмутительную холодность и невнимание с его стороны за последние
несколько месяцев. Но, к несчастью, так же несомненно было и то, что у
Агнес не найдется сорока фунтов. Мойры были люди почтенные, но бедные,
нужда могла каждую минуту постучаться к ним в дверь, и даже если бы
родители захотели, они, конечно, не смогли бы сразу достать для Агнес
такую большую сумму. К тому же в последнее время в обращении Агнес с
будущей свекровью сквозила вполне понятная обида, явный намек на страдания
оскорбленной невинности. Как же можно перед этой невинной страдалицей
сознаться в том, что она, мать Мэта, украла деньги своего обожаемого сына?
Непогрешимая мисс Мойр тотчас же ее осудит и, может быть, даже отвернется
от нее на глазах у всего города.
механически готовила обед, мозг ее продолжал бешено работать, состязаясь в
скорости со временем. Когда Броуди пришел домой, она подала обед, не
переставая сосредоточенно думать все об одном и том же, так что с
необычной для нее рассеянностью поставила перед мужем маленькую тарелку
Несси.
порцию, поставленную перед ним. - Или рассчитываешь, что я сотворю такое
же чудо, как Христос с хлебами и рыбой?
легко выдала свою тайную заботу. Не могла же она сказать в своз
оправдание: "Я думала о том, где бы достать сорок фунтов для Мэта"!
злорадно хихикнула старая бабка. - Тем-то она, верно, и была занята
сегодня все утро!
Броуди в тон матери. - На выпивку! Ладно, я приму свои меры!
подхватила старуха.
верной сообщницы, и взгляды эти были так многозначительны, что она чуть не
погубила все дело. Однако критический момент прошел благополучно, и после
обеда, когда Броуди ушел, а старуха отправилась к себе наверх, мама
вздохнула свободнее и сказала Несси:
сегодня хорошо помогла маме, и, если еще перемоешь посуду, я принесу тебе
из города конфет на целое пенни.
тонкой стратегии. И хотя дождь перестал, Несси, соблазненная надеждой
получить конфеты, а главное - гордая тем, что мать доверяет ей, как
взрослой, охотно согласилась остаться дома и перемыть посуду.
провожала Мэта в Глазго, и торопливо вышла. Она быстро миновала пустырь и
направилась по дороге, огибавшей станцию, затем на углу Релуэй-род и
Колледж-стрит остановилась перед низенькой лавчонкой, у входа в которую,
над полукруглой притолокой двери, висела позорная эмблема - три медных
шарика. На окне красовалась надпись грязными белыми буквами, из которых
некоторые выпали, другие были разбиты, так что с трудом можно было
разобрать: "Покупка золота, серебра, старых фальшивых зубов, деньги под
залог", а за окном на небольшой грифельной доске красовалась более
лаконичная и менее внушительная надпись мелом: "Покупаю тряпье". С тяжелым
чувством стояла миссис Броуди перед этой единственной во всем
достопочтенном городе Ливенфорде ссудной лавкой. Она знала, что войти сюда
считалось самым постыдным делом, до которого может опуститься приличный
человек. Еще страшнее было войти сюда на глазах у кого-нибудь, это влекло
за собой бесчестье, позор, гражданскую смерть.
лавку, быстро и легко, как тень. Громкий звон дверного колокольчика
возвестил об ее приходе, и, оглушенная его долгими переливами, она
очутилась перед конторкой в похожей на коробочку комнатке - одном из трех
отделений лавки. Очевидно, тут и внутри и снаружи число три имело какой-то
каббалистический смысл. Очутившись в этом отделении, миссис Броуди
почувствовала себя в безопасности, укрытой от любопытных глаз больше, чем
она смела надеяться. Даже этим низким людям, видно, не чужд был инстинкт
деликатности! К тому времени, когда звонок перестал дребезжать, ноздри
миссис Броуди начали различать пронзительный запах кипящего жира с
примесью аромата лука, распространявшийся неизвестно откуда. От этого
тошнотворного запаха ей стало дурно, она закрыла глаза, а когда через
мгновение открыла их, перед ней стоял низенький тучный человек, как дух,
магически возникший из-за густого белого облака чада, наполнявшего
внутреннее помещение. У человечка была длинная, волнистая квадратная
борода, серая, как железо, кустистые брови того же цвета, а под этими
бровями мигали блестящие, круглые, как у птицы, глазки; руками и плечами
он делал почтительные движения, но черные глазки-бусинки неотрывно
смотрели в лицо посетительнице. Это был польский еврей, переселение
которого в Ливенфорд можно было объяснить разве только склонностью его
нации гнаться за невзгодами. После неудачных попыток кое-как прожить
ростовщичеством на неблагоприятной почве Ливенфорда он был вынужден
существовать только на те гроши, что зарабатывал покупкой и продажей
тряпья. Кроткий и безобидный, он не питал к людям злобы за оскорбительные
клички, которыми его встречали, когда он объезжал город на своей тележке,
запряженной ослом, выкрикивая: "Тряпки, кости, бутылки покупаю!" И никогда
ни на что не жаловался, горько сетуя только в разговоре с теми, кто готов
был его выслушивать, на отсутствие в городе синагоги.
вежливо, но миссис Броуди испугала грубая обнаженность произнесенного
слова.
старомодное пальто, и шершавые руки со сломанными ногтями, и потускневшее
от времени узенькое обручальное кольцо - единственное кольцо, и смешную
затасканную шляпу, не пропустив ничего решительно, ни единой подробности
ее убогого туалета. Он подумал, что перед ним сумасшедшая. Поглаживая
двумя пальцами свой мясистый крючковатый нос, он сказал серьезно:
золото или брильянты, если хотите получить такую сумму.
зачитывалась, брильянты были обязательным атрибутом каждой настоящей леди.
Но у нее не было ничего, кроме обручального кольца да серебряных часов
покойной матери, под залог которых ей в самом лучшем случае могли дать
каких-нибудь пятнадцать шиллингов. Начиная понимать всю невыгодность
своего положения, она пробормотала заикаясь:
читала... в газетах... что некоторые это делают. Разве нет?
все такие - худые, жалкие и глупые. Как это она не понимает, что в такой
лавке, как у него, можно говорить только о шиллингах, а не о фунтах, и
что, если бы даже он и мог дать сумму, которую ей нужно, он потребовал бы
залог и проценты, а, судя по ее виду, ни то, ни другое ей взять неоткуда.
Он покачал головой, мягко, но решительно, и, проявляя все ту же любезность
и миролюбие (для чего он усердно пользовался руками), сказал:
предприятия, где-нибудь в центре города. О да, они вам это устроят. У них
больше денег, чем у такого бедняка, как я.
Презреть опасность, решиться на такой позор, как посещение этой жалкой
трущобы, и уйти, не достигнув цели! Однако ей пришлось примириться с
отказом - апеллировать было не к кому.
нужны, она снова очутилась на грязной улице, среди луж, среди разбросанных
повсюду пустых банок из-под консервов, у канавы, засоренной разными
отбросами. Торопясь уйти отсюда, она с острым чувством унижения и растущей
тоской думала о том, что ничего не достала, а между тем Мэт ожидает денег,
уверенный, что они высланы. Заслоняя зонтиком лицо, чтобы ее не узнали,
она лихорадочно спешила домой.
над аккуратной стопкой чисто вымытых тарелок, и ожидала заслуженной
награды - обещанных ей конфет. Но мать сердито отмахнулась от нее.
в следующий раз.
хозяйственных надобностей, главным образом для растопки, старые газеты и
журналы, которые муж приносил домой.
колени, как будто падая ниц перед каким-нибудь идолом. Торопливо пробегая
глазами газеты одну за другой, она, наконец, испустила невнятный крик
облегчения, найдя то, чего искала. Что говорил проклятый еврей?
"Попробуйте обратиться в более крупное предприятие", - сказал он,
безобразно коверкая английские слова. И поэтому она выбрала самое большое
объявление в столбце, извещавшее в витиеватых выражениях, что Адам
Мак-Севитч, чистокровный шотландец, ссужает от пяти до пятисот фунтов
стерлингов без залога, только под расписку, что по вызову загородные
Махров Алексей
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Березин Федор
Доценко Виктор
Смит Кордвейнер