дрожал, наблюдая разыгрывавшееся у меня на глазах сражение.
вокруг крепости сливались в один сплошной вой, от которого сердца невольно
бились учащенно.
размахивая оружием:
зная по опыту, что такие бреши производят весьма тягостное впечатление на
защитников крепости. Тогда уже возможно приставлять лестницы, чтобы взойти
на стены.
прибавить к своим титулам еще один, самый пышный, самый заманчивый,
лелеемый в мечтах: Парфянский! А между тем воины уже взбирались на стены,
и осажденные обливали их расплавленным свинцом. Вдруг из бойницы
высовывался ковш на длинном шесте, переворачивался вверх дном, и жидкий
металл лился на римлян, причиняя им невероятные страдания. Однако к вечеру
шестого дня, посвященного Марсу, после яростной защиты и кровавой резни на
улицах Арбела пала.
наемников, Антонин въехал в главные ворота, распахнутые для него
телохранителями. Зловеще пылали факелы, над крепостью стояло зарево
пожаров, и улиткообразный храм чернел на розовом фоне апокалипсическим
видением. В пурпуровом палудаменте, на любимом своем вороном
каппадокийском жеребце, озаренный багровым отблеском пожара, в
сопровождении друзей и верных до гроба скифов, не удержавшись от того,
чтобы надеть на чело лавровый венок из золотых листьев, Каракалла медленно
ехал по улицам, заваленным трупами.
всех восточных городах, куда еще не проникли колонны греческих храмов.
Повсюду на моем пути попадались тела убитых воинов. Рядом лежали римские
легионеры и парфяне, женщины, даже дети, и порой у трупа убитой матери
плакал несчастный младенец. Уже в воздухе тошнотворно и сладковато пахло
быстро загнивающей человеческой кровью. Толпы победителей бродили из дома
в дом, ссорясь из-за добычи. Император увидел, как из одного
разграбленного жилища вышли два воина. Они старались вырвать один у
другого мех с вином и оглашали воздух бранью, на какую способны только
солдаты сирийских легионов.
в мех копьем, и вино брызнуло из него чернеющей струей.
вином.
прибавилась еще одна крепость, будто сложенная из кубиков, какими играют
дети, и рядом с нею - два носатых человечка, таких веселых по виду, что
трудно было предположить, что они изображают трупы убитых врагов. Но в эти
ужасные часы, когда осадные башни вплотную подошли к стенам крепости и
воины уже поднимались на них, случайной стрелой был смертельно ранен
Цессий Лонг. Я находился неподалеку и видел, как парфянская стрела, точно
упавшая с небес, вонзилась легату в горло у самого обреза панциря. Среди
невероятного замешательства центурионы сняли тяжкое тело начальника с коня
и осторожно положили раненого на землю, прикрывая его щитами. Изо рта у
легата хлынула кровь. Однако у старика хватило мужества прохрипеть:
городе прекратились. Когда Корнелин, Аций и другие трибуны разыскали тот
госпиталь, в который унесли Лонга, и отправились к своему военачальнику, я
украдкой пошел за ними. Шатер был поставлен вдали от городских стен. Около
раненого хлопотали Александр и еще один легионный врач, по имени Иосиф,
тоже родом из Антиохии. Легата положили на ложе, и он лежал, залитый
кровью, с закрытыми глазами. Грудь его высоко поднималась от судорожного
дыхания. Корнелин с тревогой посмотрел на врачей.
кривил губы. Но казалось, что он не хочет уступать смерти и что-то ищет на
лице больного, какие-то таинственные признаки, которые могли бы подать
надежду на выздоровление.
мясистую, как у старой женщины.
мужественные люди, знающие, что в иные часы для человека нет спасения.
каким-то питьем.
посмотреть на лицо человека, водившего их многократно в сражения.
застилает зрение... Где... Проб?..
умирающего. Иногда, точно в бреду, он выкрикивал отдельные бессвязные
слова. Корнелин прислушивался, придерживая ухо рукою. Мы поняли, что
легат, очевидно, произнес несколько раз название родного селения. Потом
последовала целая фраза. Странно было слышать из уст старого солдата слова
о сельских работах:
жилище, где прошло его детство и мать пекла ему ячменные лепешки. Он пас
там овец на зеленых лужайках...
легионные знамена. Аций поспешил из шатра, чтобы выполнить желание легата,
и минуту спустя послышался топот ног. Это явились орлоносцы, одетые в
волчьи шкуры, и с ними сотни воинов, пожелавших проститься со своим
начальником. Для них высоко подняли полу шатра. Все это были ветераны,
знавшие легата еще в Сатале молодым трибуном. Орлы тускло поблескивали в
сиянии светильников: украшенный триумфальными венками серебряный тяжелый
орел Августа, золотой, с молниями в когтях, пожалованный легиону
императором Титом, и другие знамена, видевшие стены Иерусалима, туманы
Британии, дубы на берегах Дуная и горы Армении... Рядом с ними возвышался
еще один орел, с табличкой под ним, которая гласила, что это знамя вручил
легиону сам великий Траян. За орлами, как в торжественном шествии,
двигались когортные значки, увенчанные волчицами, руками-хранительницами
или изображениями вечного солнца.
рукой в сторону несообразительных орлоносцев, и тогда они склонили знамена
к ложу, чтобы Лонг мог лучше их видеть. Он еще раз поднял тяжелые веки.
Дыхание его становилось реже и реже. Потом еще один, последний, самый
тяжкий вздох, и все было кончено. Тело легата вытянулось... Корнелин
закрыл ему глаза... Среди гробовой тишины мы услышали его взволнованный
голос:
Севера и Антонина, закончилась в сражении от смертельной раны, в день
римской победы, как прилично закончиться жизни каждого воина.
храмовых подземельях нашли каменные гробницы древних парфянских царей.
Усыпальницы взломали в надежде найти там сокровища, но ничего не
обнаружили, кроме истлевших костей и праха. В припадке внезапного гнева
Каракалла приказал бросить все это с башни на ветер.
Посняков Андрей
Трубников Александр
Шидловский Дмитрий
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Свержин Владимир