Просто вдруг напомнила. Бывает.
минар (последний тонкий сосудик, по которому пульсирует жизнь), после
чего с ее репутацией нет ходу нигде. В черном списке... Она не слышала,
где кончаетсЯ ее жалоба и начинаетсЯ отчаянное нытье, обращенное уже не
ко мне С к небу.
ных судах.
ли жить дальше? С задавала ЛесЯ Дмитриевна Воинова свой частый в те дни
вопрос. Спрашивая, она вскидывала столь многим памятные (редкой красоты)
глаза.
кали. Пока ктоРнибудь из них, охотливый, не подгонял бедолагу вновь:
тоящей в то фальшивое брежневское время, когда она со товарищи сидела за
судным столом и веским словом изгоняла людей с работы. Та демагогша,
красиваЯ и решительная, обожавшаЯ своего гладко выбритого мужа, партийца
и степенного карьериста, не позволявшаЯ себе амурных развлечений (ни ра-
зу за жизнь, сказала) С та ЛД была житейски настоящей и поРсвоему иск-
ренней. А эта, в плохонькой квартирке, однаРодинешенька, без копейки де-
нег, обнищавшаЯ и неприспособленная, виделась ноющей и тем сильнее
фальшивой, чем старательнее она унижалась. (ХотЯ каялась. ХотЯ как раз
сейчас, возможно, она становилась настоящей, а ее муки искренними.) В
каждой крупной женщине С маленькаЯ девочка, это известно, но девочка
оказалась совсем уж маленькая. Ее растерянность. Ее голосок! Куда делись
ее приятели? Не имела даже соседей в привычно житейском смысле. њтобы
продать сервант, позвала людей с улицы. Где ты их нашла?.. Они видели,
как ЛД продала серьги, подошли к ней после в метро и спросили, не про-
даст ли она им шубу, котораЯ на ней. Она испугалась, а они все шли и шли
за ней до самого дома. Тогда она сказала С вот сервант, сервант она про-
даст, они сунули ей денег, к парадному тут же подрулила машина, и
стильный сервант птичкой выпорхнул в дверь. Она плачет. Денег мало. Дали
совсем мало. А что она могла? Звать милицию, кричать?.. она не умеет
кричать. (И никогда не умела. Умела выступать в общественном судилище.)
Плачет, но ведь агэшника жалостью не сразу проймешь; тем более белым
днем.
габаритах, ах, жаль, не живописец! Вот ведь она лежит: большие и узкие
белые груди стекают с горы вниз, завершаясь огромными бутонами сосков,
налившихся, ах, эпитет С алым цветом. А белое тело дает линию и перерас-
тает (по линии взгляда) в еще большую, в ослепительноРбелую гору ее за-
да. КакРкаЯ линия. Ловлю себЯ на величественных мыслях: мне бы порабо-
тать, да, да, принести машинку и здесь поработать. Сию минуту. Это как
на пленэре. Поставить машинку прямо на гору ее задницы, и Я бы сейчас же
вернулсЯ к Литературе, вдохновившись на страничкуРдругую. Застрекотал
бы! (Какой там Мур! Здесь попытка сравнятьсЯ с богоравностью древнееги-
петской скульптуры...) Какое вдохновенное могло быть сочинительство С Я
бы себе стрекотал по клавишам, как в былые времена, тихоРтихо, никому в
мире не мешая, моЯ югославскаЯ машинка на этом русском айсберге была бы
неприметна, как эльф. Как мушка. Ну, сидит себе. Ну, маленькая. Ну,
пусть.
ведь кто и когда мог ее научить? Культура покаяниЯ не пустяк. Самообуче-
ние униженностью?.. Плачет, С но чтоРто же в этих всхлипах и от молитвы.
То есть с каждым унижением и последующим рыданием она вымаливала себе
поворот судьбы. Поворачиваюсь к ней, полный жалости, но вновь натыкаюсь
взглядом на громадное белое бедро. Да что ж такое?! А тут еще энергичнаЯ
загробнаЯ ревность С встречный взгляд выбритого партийца. Следит со сте-
ны. Тень мужа какРто особенно зорко устремляла глаза, когда Я, сбросив
ботинки, забиралсЯ в его спальное царство.
не могу себе позволить ее объедать, ЛД нища. Надо бы хоть чтоРто с собой
приносить, но что?.. Могу купить только гнусной колбасы. Я, правда, при-
нес свежайший батон хлеба.
безденежья.)
вать:
Ну, хоть чай. СегоднЯ нет, говорю решительно. Пора уходить. ЛесЯ Дмитри-
евна стоит у зеркала, наскоро приглаживаЯ волосы и оглядываЯ себЯ длЯ
последнего (на сегодня) объятия, взгляда глаза в глаза С у самых дверей.
лет, спрос за столом, а одним из семи судей была красиваЯ ЛесЯ Воинова
(мне 27 С значит, ей было 24С25, всегоРто!). ЛесЯ Воинова произнесла
тогда энергическую краткую речь, глаза ее лучились. Она еще и одернула
сидящих за столом мужчин:
не виновен?
нет). Возможно, был влюблен. Она еще не защитила диссертацию, но уже за-
вершала ее С никто не сомневалсЯ в успехе. Общественной карьеры ЛесЯ Во-
инова не делала, именно и только научную, но ведь красивой женщине хоте-
лось быть на виду С быть на людях. Какой из молодых женщин не хочется,
чтобы сказали, мол, ах, ах, выступила с блеском! И чтобы еще на ушко
шепнули Ти красивая, и умная!У С и ей, разумеется, сказали и шепнули, с
тем сладким придыханием, что так женщине льстит. Ее уже тогда нетРнет и
звали ЛесЯ Дмитриевна. ИмЯ ей шло. Она мне нравилась. И, если честно,
женскаЯ красота ее взволновала менЯ за тем столом куда больше, чем то,
что после ее краткой речи и голосованиЯ менЯ выгнали из НИИ. Я и сам со-
биралсЯ слинять; уже лепил первую повесть.
Из отчаяниЯ и последних сил (и на последние деньги) ЛесЯ
Дмитриевна зазвала к себе на ужин с бутылкой вина троих
влиятельных дядей. ТОдин с именем. Другой у демократов
на хорошем счетуУ, С возбужденно шептала она, выставляЯ
менЯ из теплой постели и начинаЯ готовить стол. Я еще не
понимал, что она менЯ стесняется. То есть внешне
понимал. Но не понимал степени ее стеснения. Она дважды
отсылала менЯ в магазин, чтобы купить то и прикупить
это. И вот на собранные копейки, на наши общие С на
столе какРникак чтоРто было, стояло, лежало в тарелках.
А на кухне дымилось: ЛД готовила, засучив рукава.
(Правило известно: денег нет С стой у плиты.) Но менЯ
вновь отослали, и приготовленного стола в его полной и
зрелой красе Я не увидел. Я увидел уже измазанную посуду
(в полночь). И грязные их вилки. Зато, вернувшись, Я
опять нырнул в ее теплую постель.
науке. О ведомственных дотациях, грантах и прочей своей застольной чепу-
хе. Повздыхали о том, как времЯ идет. Один из них даже решилсЯ на тост С
мол, ЛесЯ Дмитриевна не стареет. Они, конечно, записали день, когда Уче-
ный совет будет заседать и в числе прочего решать вопрос о ее семинаре.
Но ни один из них туда не пришел. И не по какойРто там сложной
нравственной причине. Просто забыли.
зой сказали, пусть ЛесЯ Дмитриевна не приходит на разговор о закрытии ее
семинара, так лучше. Мол, что уж тут. Пусть не цепляется.
нашлись и всегда найдутсЯ люди, готовые толкать падающего. Они очень хо-