Чтение 61–й страницы книги ~История одной судьбы~

- Все в порядке, Кирилл Евгеньевич, - бодро сказала Анна. - У вас
неверная информация.
- Да я без всякой информации... - Калитин негромко рассмеялся. - Сидел,
работал, вспомнил о вас, а тут еще Георгий Денисович... Вот и решил
позвонить. Вам от меня что-нибудь нужно?
Почему-то у Анны теплеет на сердце.
- Пока нет, Кирилл Евгеньевич. Спасибо. Понадобится, обратимся.
- И обращайтесь, - серьезно советует Калитин. - Обязательно
обращайтесь...
Как будто почувствовал, что у Анны сегодня не все благополучно!
Гудели провода, и из какой-то безвестной дали глухо доносился чей-то
писклявый голос: "Высылайте акцепты... акцепты..."
- Какие еще акцепты? - сердито произнес Калитин и постучал рычажком
телефона. - Кто там врывается?
Голос мгновенно исчез.
- В таком случае все, - опять адресуясь к Анне, мягко сказал Калитин. -
Не стесняйтесь, звоните в случае чего...
Они пожелали друг другу спокойной ночи.
Разговор был беспредметным, однако после него у Анны полегчало на душе.
Свободно говорить с Калитиным она не могла. Еще не привыкла. Ей
хотелось, например, спросить, почему он терпит возле себя Косяченко?
Косяченко не меньше, чем Костров, нес ответственность за все, что
происходило в области. Но, увы, не принято, чтобы младшие задавали такие
вопросы старшим.
Она подумала, как бы реагировал Калитин, если бы вдруг Сурожский район
отвел кандидатуру Косяченко в депутаты областного Совета...
А ведь следовало отвести, вдруг ясно поняла Анна. Плохо, когда у
руководства стоят люди без реальных заслуг перед народом. Все победы и
поражения зависят от людей и от тех, кто ими руководит... В ней бурлят
мысли, а сформулировать их до конца она не может даже для себя самой.
Вот бы сейчас народу такого писателя, как Толстой! Что отличает
настоящего писателя от ненастоящего? Плохой писатель видит только то, что
видят все, а настоящий писатель видит то, чего никто еще до него не увидел и
что начинают видеть все после того, как он показал...
Чулок давно выпал из ее рук. Тени расплылись на стене. Роняет свой
желтый свет лампа.
Анна встает. Потуже закутывается в платок. Тихо-тихо идет по комнате,
выходит в сени, открывает наружную дверь, останавливается на крыльце.
На улице тихо. Все в снегу. Темно. Но где-то в отдалении, в глубоком
невидимом небе просвечивает узкая зеленоватая полоса.
Проносится порыв ветра. Весеннего ветра. Ветер дует ей в лицо, и Анна
зябко кутается в платок. Пахнет хлебом, бензином, землей...
Ею вдруг овладевает желание выйти в поле, всем своим существом ощутить
близкую весну, приникнуть к земле, хочется очутиться там, где она встала на
ноги, где нашла себе дорогу, где получила партийный билет, и она решает, что
завтра... нет, сегодня она с утра обязательно поедет в "Рассвет".

LXI

Неужели капель? За окном отчетливо постукивает...
Анна проснулась. Она так в одежде и задремала на диване. Всю ночь не
спала, только на рассеете напала на нее дрема. А тут вот капель...
Рановато! Не дай бог, ранняя весна. Тогда просчет, поверили
метеорологам, колхозы еще не готовы к севу, две недели зимы нужны позарез!
Сон как рукой сняло. Анна вскочила с дивана, подошла к окну. Занавеска
белела на фоне серого неба, рассвет только-только расползался. Никакой
капели. Кажется, даже мороз. Анну разбудил воробей.
По подоконнику постукивал своим клювиком воробей. Это Колина работа. Он
с вечера насыпал крошек, и каждое утро воробьи спозаранок прилетали на
подоконник завтракать. Но это был какой-то сверхранний воробей. Он нахально
поглядывал сквозь стекло на Анну.
"Дай только повадку, - подумала Анна. - К даровому хлебу привыкают
легче всего".
Она все-таки решила с утра ехать в "Рассвет". Она давно там не была,
пора посмотреть, что там делается. Анна умылась, позвала свекровь.
- Вот что, мама, - вежливо произнесла Анна. - Наши отношения с Алексеем
вас не касаются, не тревожьтесь, у нас с вами все останется, как было.
Свекровь всхлипнула.
- Да я не мешаюсь.
- Вот и все, - сказала Анна. - Дайте чего-нибудь перекусить...
Свекровь не осмелилась спросить, куда Анна торопится.
- Я в колхоз, - сказала Анна. - Вы проследите, чтобы не проспали дети.
Проводите их в школу...
Она поела, оделась потеплей, кивнула свекрови, вышла на крыльцо.
Расцветал неясный мартовский день.
Анна поглядела на небо. Небо было уже весеннее, все в полосах, розовых,
голубых, лиловых. В самой вышине оно было сизо-голубым, а над горизонтом
розовые полосы желтели и ширились, поблескивая золотом...
Вот-вот брызнет солнце. Земля еще схвачена морозом, еще хрустит под
ногами ледок, а в небе уже весна, уже свирепствует розовощекий март.
Анна медленно спустилась с крыльца и пошла к райкому.
Навстречу спускалась по лестнице ее тезка - уборщица Нюра Силантьева. В
руках корзина со скомканными газетами и ведро. Она улыбнулась Анне.
- Доброе утро, Анна Андреевна. С полным навстречу!
Анна тоже поздоровалась.
- Спасибо.
- Что рано?
- В "Рассвет" еду.
В райкоме еще пусто, один Чирков, инструктор отдела пропаганды,
дежурный по райкому, с книжкою развалился на диване в приемной.
Он вскочил, увидев Анну.
- Доброе утро, Анна Андреевна.
- Вызовите Лукина, - сказала Анна. - Поедем в Мазилово.
Она прошла в кабинет, собралась было позвонить Челушкину, предупредить,
чтобы агроном Аверина никуда не отлучалась, но потом раздумала.
Аверина приехала в "Рассвет" прошлым летом. Она кончила Тимирязевку и
по путевке министерства была направлена в Пронск. Впервые Анне показали ее
на совещании в райисполкоме, но поговорить им почему-то не удалась. Потом
она мельком видела ее раза два. В колхозе ее не бранили и не хвалили.
Присматривались. После Анны рассветовцам трудно угодить.
Сегодня Анна решила уделить Авериной побольше внимания. А то послали
девчонку в колхоз и предоставили самой себе. Для чего Авериной повторять
ошибки Гончаровой?
Отчасти по этой причине Анна и не стала звонить в колхоз. Меньше всего
хотела она появиться перед Авериной в виде начальства.
Анна кинула взгляд за окно. Лукин, вероятно, уже у подъезда. Она ждала
только Клашу. Но что это привлекло ее внимание? Кто на нее смотрит?..
Ах, это клен! Тот самый клен... Стоит против окна и заглядывает в
комнату. Как и в тот страшный день, когда перед конференцией приходил сюда
Алексей. Она и сейчас чувствует и боль, и бессильную горечь унижения.
Она выглянула в приемную. Клаши еще не было.
- Вот что, Александр Иванович, - сказала она, обращаясь к Чиркову. -
Распорядитесь, пожалуйста. У моего окна дерево. Пусть его сегодня же срубят.
- Есть срубить, Анна Андреевна, - послушно сказал Чирков.
- Загораживает свет, - пояснила Анна, оправдывая свое решение.
Клаша наконец появилась.
- Ой, для чего вы? - сказала Клаша, войдя в кабинет и кивая на окно. -
Такой красавец...
- Красив, - сухо согласилась Анна. - Но мешает. Я еду в "Рассвет", если
что - звоните...
Она не хотела, чтобы единственный свидетель ее позора продолжал
заглядывать к ней в окно.
Клаша с недоумением посмотрела ей вслед, ее глаза даже заблестели от
досады...
И Анне вдруг стало стыдно. Клен действительно ни при чем. Мало ли
свидетелей ее жизни с Бахрушиным. Одни преступники пытаются избавиться от
свидетелей.
Она остановилась.
- Клашенька! - позвала она, указывая на окно. - Будь по-вашему, не
будем его лишать жизни.

LXII

Челушкина в конторе не было. Его можно найти в поле, на фермах, на
складе, в Суроже, где он добывал что-нибудь для колхоза, но только не за
письменным столом...
Он был деятельным председателем, не давал покоя ни себе, ни людям, но
колхозники не обижались - жить с Челушкиным беспокойно, зато с деньгами.
В конторе те же столы, те же скамейки, те же портреты, и все же в
комнатах светлее, просторнее от вымытых до блеска полов и стен.
За столами сидели девушки - Малинин не работал уже в счетоводах, - тоже
аккуратные, веселые, чистые. Анна не знала их, должно быть, недавно со
школьной скамьи.
Одна из них побежала искать председателя.
Анна ждала Челушкина и беседовала с оставшейся девушкой - как работает,
учится ли, что читает...
Торопливо вошла Милочка Губарева.
- Анна Андреевна!