обратились против него. Первое горе было самое острое, самое жестокое, оно
коснулось того, в чем Люсьен считал себя неуязвимым,- его сердца и его
любви. Корали была не очень умна, но, будучи одарена прекрасной душой, она
порой преображалась в том внезапном вдохновенном порыве, что создает великих
актрис. Этот редкостный дар природы, покамест он под влиянием опыта не
обратится в привычку, зависит от причуд характера и нередко от милой
застенчивости, свойственной молодым актрисам. Внутренне простодушная и
робкая, по внешности дерзкая и легкомысленная, как и подобает актрисе,
влюбленная Корали все еще жила сердцем, хотя и носила маску комедиантки.
Искусство изображать чувства, это возвышенное притворство, еще не
восторжествовало в ней над природой. Ей было совестно одаривать зрителей
тайными сокровищами сердца. И она не была чужда слабости, присущей настоящим
женщинам. Чувствуя себя избранницей сцены, созданная для того, чтобы царить
на подмостках, она, однако, не умела подчинить очарованию своего таланта
зрительную залу, к ней равнодушную, и, выходя на сцену, всегда жестоко
волновалась: холодность зрителей могла ее обескуражить. Каждую новую роль
она воспринимала как первое выступление, и это было мучительно.
Рукоплескания были ей необходимы: они не столько тешили самолюбие, сколько
вдохновляли ее; шепот неодобрения или молчание рассеянной публики лишали
Корали всех ее способностей; переполненная, внимательная зала, восторженные
и благосклонные взгляды окрыляли ее; тогда она вступала в общение со
зрителями, пробуждая благородные качества всех этих душ, и чувствовала в
себе силу увлечь их и взволновать. Такая впечатлительность, свойственная
натуре нервной и даровитой, говорила также о тонкости чувств и хрупкости
этой бедной девушки. Люсьен оценил, наконец, сокровища, таившиеся в этом
сердце, он понял, что его возлюбленная еще совсем юная девушка. Корали, не
испорченная театральными нравами, была бессильна защитить себя против
соперничества и закулисных происков, которым предавалась Флорина, девушка
столь же лживая, столь же порочная, насколько ее подруга была чистосердечна
и великодушна. Роли должны были сами приходить к Корали: она была чересчур
горда, чтобы вымаливать их у авторов или принимать бесчестные условия,
отдаваться первому встречному журналисту, пригрозившему ей любовью и пером.
Талант, явление столь редкое в своеобразном комедийном искусстве,
представляет лишь одно из условий успеха, талант нередко даже вредит, если
ему не сопутствует известная склонность к интриганству, а ее совсем не было
у Корали. Предвидя страдания, которые ожидали его подругу при вступлении в
Жимназ, Люсьен желал любою ценой обеспечить ей успех. Деньги, оставшиеся от
продажи обстановки, и деньги, заработанные Люсьеном, все были истрачены на
костюмы, на устройство уборной актрисы, на прочие расходы, связанные с ее
первым выступлением в этом театре. Тому несколько дней Люсьен, из любви к
Корали, решился на унизительный поступок: взяв векселя Фандана и Каналье, он
отправился в улицу Бурдоне, в "Золотой кокон", просить Камюзо учесть их.
Поэт не был еще настолько развращен, чтобы спокойно пойти на этот штурм.
Путь был для него сплошным терзанием, устлан самыми мучительными мыслями, он
твердил попеременно "да" и "нет". Однако он вошел в тесный, холодный,
мрачный кабинет, обращенный окнами во внутренний дворик. Но там восседал не
прежний возлюбленный Корали, добродушный, ленивый, распущенный, недоверчивый
Камюзо, каким он его знал, а почтенный отец семейства, купец, ханжески
украшенный добродетелями, член коммерческого суда, в обличий показной
судейской суровости, огражденный от просителей покровительственным холодком,
глава фирмы, окруженный приказчиками, книжными полками, зелеными папками,
накладными и образцами товаров, опекаемый женою и скромно одетой дочерью.
Люсьен, подходя к нему, дрожал с головы до ног, ибо почтенный торговец
взглянул на него тем откровенно равнодушным взглядом, который ему случалось
подмечать у дисконтеров.
сударь!-сказал Люсьен, стоя перед развалившимся в кресле купцом.
слышал биение сердца униженного поэта, тихим голосом рассказал ему о
положении Корали. В замыслы Камюзо не входило, чтобы Корали потерпела
неудачу. Слушая Люсьена, Камюзо с усмешкой рассматривал подписи на векселях:
будучи членом коммерческого суда, он знал положение книгопродавцев. Он дал
Люсьену четыре с половиной тысячи франков и потребовал оговорить в
передаточной надписи на векселе: Получено шелковыми товарами. Люсьен
немедленно пошел к Бролару и, не скупясь, заплатил ему, чтобы обеспечить
Корали полный успех. Бролар обещал наведаться в театр и явился на
генеральную репетицию условиться, в каких местах пьесы его "римляне" должны
будут во славу актрисы ударить в свои мясистые литавры. Оставшиеся деньги
Люсьен отдал Корали, умолчав о своем посещении Камюзо; он успокоил тревоги
Корали и Береники, не знавших, на какие средства вести хозяйство.
Мартенвиль, один из лучших в ту пору знатоков театра, не раз приходил
разучивать роль с Корали. Люсьен получил от нескольких сотрудников
роялистских газет обещание напечатать благожелательные отзывы, он не
предчувствовал несчастья. Канун выступления Корали был гибельным для него
днем. Книга д'Артеза вышла. Главный редактор газеты Гектора Мерлена послал
книгу на отзыв Люсьену, как наиболее сведущему: роковою известностью мастера
этого жанра он был обязан своим статьям о Натане. В редакции было полно
народа, все сотрудники были в сборе. Мартенвиль пришел уточнить один пункт в
общей полемике, поднятой роялистскими газетами против газет либеральных.
Натан, Мерлен, все сотрудники "Ревей" обсуждали успех газеты Леона Жиро,
выходившей два раза в неделю,- успех тем более опасный, что тон газеты был
спокойный, благоразумный, умеренный. Зашел разговор о кружке в улице
Катр-Ван, его называл" Конвентом. Решено было, что роялистские газеты
поведут систематическую и смертельную войну с этим опасным противником, ибо
они стали на деле осуществлять доктрину той роковой секты, которая
впоследствии низвергла Бурбонов, когда к ней, из чувства мелкой
мстительности, присоединился самый видный из роялистских писателей. Д'Артез,
монархические убеждения которого никому не были известны, подпал под
отлучение, объявленное всем членам
согласно классической формуле. Люсьен отказался написать статью. Отказ его
вызвал неистовую бурю среди видных членов роялистской партии, явившихся на
это собрание. Люсьену прямо было сказано, что новообращенный должен
поступиться своей волей, а если ему не угодно служить монархии и церкви,
пусть он возвращается в свой прежний лагерь; Мерлен и Мартенвиль отвели
.Люсьена в сторону и дружески посоветовали ему действовать осмотрительно:
Корали во власти либеральных газет, поклявшихся в ненависти к нему, защитить
ее могут лишь роялистские и правительственные газеты. Первое выступление
актрисы без сомнения подаст повод к жаркому спору к печати, и это принесет
ей известность, по которой вздыхают женщины театрального мира.
месяца будет играть под перекрестным "гнем наших статей и летом, за три
месяца гастролей в провинции, заработает тридцать тысяч франков. Из-за вашей
щепетильности, которая вам мешает стать политическим деятелем и от которой
вам следует избавиться, погибнет и Корали и ваша будущность: вы лишите себя
куска хлеба.
возлюбленная погибнет, если он не зарежет д'Артеза в крупной газете и в
"Ревей". Бедный поэт воротился домой, мертвый душою; он сел подле камина в
своей комнате и стал читать книгу д'Артеза, одну из самых замечательных книг
в современной литературе. Он проливал слезы над ее страницами, он долго
колебался я, наконец, написал издевательскую статью,- а он мастерски писал
такие статьи; он обошелся с этой книгой подобно детям, которые, поймав
красивую птицу, мучают ее, ощипывая перья. Его жестокая насмешливость
способна была нанести урон книге Когда Люсьен стал перечитывать это
прекрасное произведение, все добрые чувства в нем пробудились: в полночь он
прошел пешком через весь Париж и, подойдя к дому д'Артеза, увидел в окне
трепетный, целомудренный и неяркий свет. Как часто ему случалось смотреть на
это освещенное окно с чувством восхищения перед благородным упорством
поистине великого человека; он не находил в себе силы войти в дом и
несколько минут неподвижно сидел на тумбе. Наконец, движимый добрым ангелом,
он постучался; д'Артез читал, сидя у холодного камина.
догадываясь, что только страшное несчастье могло привести его сюда.
приказали мне ее зарезать.
оставьте меня в аду моей проклятой работы. Может быть, нельзя ничего
достичь, покамест не зачерствеет сердце.
любовью. И он рассказал ему о своем положении.
Корали.
на удрученного горем Люсьена, сидевшего в кресле.
продолжал он.- Насмешка бесчестит произведение, серьезная критика порою
служит похвалой; я изложу ваши мысли в такой форме, что ваша статья окажет
честь и вам и мне. Свои недостатки знаю только я один!
и утоляешь им мучительную жажду; вот он, этот плод! - сказал Люсьен,
бросившись в объятия д'Артеза; рыдая, он поцеловал его в лоб и сказал:-Мне
кажется, я вам вручаю мою совесть, чтобы когда-нибудь вы мне ее возвратили.
торжественно сказал д'Артез,- подобное раскаяние нечто вроде премии за
скверные поступки. Раскаяние - это душевная чистота, которую наша душа
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Громыко Ольга
Андреев Николай
Махров Алексей