Чтение 61–й страницы книги ~Песня цветов аконита~

— Пока ты — один. Но я плохо позаботился бы о тебе, если бы позволил оставить все без изменений. Твоей женой станет девушка из Дома Тайо. У тебя будет не только имя, но и родня.

«Родня, которая всецело предана мне. И девушка, которой ты не захочешь причинить вред, так или иначе противясь моей воле».

—Так надо? — Йири не сводил глаз с лица Благословенного. И Нэито, человек скорее покладистый и добродушный, чувствовал себя неуверенно. Неуверенно — под взглядом какого-то наместника… человека, воспитанного старшим братом Нэито.

— Такова моя воля. — Это уж слишком — испытывать неловкость перед ним.

— Я подчиняюсь воле повелителя, — на слове «повелитель» Солнечному почудилась насмешка. — И кто эта девушка?

— Младшая дочь Найру, хранителя дворцовой печати.

«Как?!» — чуть не вырвалось у Йири совершенно по-мальчишески. Потом он подумал — и все стало на свои места. Найру — семейство сильное. Не слабее Лисов и Мийа, только держится в стороне — и безоговорочно предано трону. А за Йири снова пытаются решить всё…

— Но ведь ей всего тринадцать. Можно ли подождать с этим?

— Ты снова пытаешься отказаться. Договор должен быть заключен сейчас. Но в твой дом она может войти через год-два.

— Да, — он склонил голову, подчиняясь. Два года… отсрочка. И нет сомнений — за ним будут ой как следить.

Прямо из покоев Нэито он направился к лучшему врачу Островка. Ёши по-прежнему оставался на своей должности, и не было никого, кто превзошел бы этого человека знанием и умением. Йири шел знакомыми коридорами, ощущая себя подростком. Не больно-то тепло они с Ёши расстались… после истории с Аоки между ними словно кошка пробежала. Ёши не являлся в зал — положение позволяло ему, хоть врач и не имел высокого звания; однако Ёши не любил подобные сборища, как и Нэито, и Йири.

Молодой человек поймал за плечо попавшегося на пути мальчишку-слугу и попросил узнать, захочет ли господин лекарь принять гостя. Тот скоро вернулся — Йири приглашали зайти. Вот тут он и вправду почувствовал себя прежним подростком — и, оказавшись у двери, застыл нерешительно. Сколько бы он простоял, Небу известно, только дверь отворилась, и молодой человек встретился взглядом с прежним знакомым, и тот улыбался.

Врач не изменился — все такие же седые волосы и нестарое живое лицо, широкая черная одежда из тонкой шерсти, отделанная сиреневой полосатой тесьмой. Он принял гостя со всем радушием — впервые за все время пребывания в Столице Йири вздохнул с облегчением. В этих покоях ему всегда было хорошо. Когда-то Ёши прогнал смерть от его постели, потом не один раз отгонял всевозможные страхи. И теперь Йири встретил то, о чем и мечтать позабыл — понимающего надежного друга.

Они пили лээ из маленьких чашечек и говорили. Даже о том, что вслух не произносят, говорили взглядами. И про Айхо врач упомянул — признался, не ожидал, что Йири привезет с собой такого.

— Настоящее сердце оказалось возможным найти даже в глуши?

— Да.

— От этого мальчика в восторге уже полстолицы — он просто чудо, — со смехом говорит Ёши. Йири прикрывает глаза на миг.

— Этот мальчик мог быть уже мертвым. Скажи, почему так бывает — чем люди лучше, тем они беззащитней?

— Ты не такой. Только не говори, что ты не из лучших.

— Этого не скажу. Я то, что из меня сделали — но мне повезло. Мастер, работавший надо мной, хотел видеть меня сильным. А его… некому защитить.

— Есть ты.

— Я… Что я могу — держать его при себе, как игрушку? А если отпущу — сразу накинется стая…

— Я не понимаю ничего на этом свете, если ты не пытаешься по-своему воспитать мальчишку.

— Боюсь этого, Ёши. Я не учитель, и переделывать душу…

— Но ты ведь пытаешься? — настойчиво добивался чего-то. Ответа, думал, и не дождется.

— Уже нет.

Не хотелось Йири говорить про мальчишку, ох как не хотелось. И Ёши заговорил о другом.

— Ты был прав тогда, заключив договор с пиратами. Я мало знаю о том, что творится на море, но слухи доходят и до меня. Ши-Тау с людьми не дает спуску прочим пиратам и гоняет сууру, как жеребцов на кругу. Те готовы уже на любые уступки, лишь бы мы не закрывали им все пути на восток.

— Хорошо, — Йири был доволен, но лишь уголки губ дрогнули и лицо осветилось. — Но я ни при чем. Повелитель доверил мне эмма и позволил заключить договор.

— Ты слишком скромен, — лукаво покосился на него врач. — Раньше ты тоже был тишайшим с виду, но делал многое. Что же ты будешь делать теперь, имея подлинную власть, подтвержденную повелителем?

— Не знаю. Для меня повелителем был другой.

— Все умирают, — сочувствие было в голосе Ёши.

— Да. Но не все держат судьбы других на ладони.

— Тебе придется теперь подчиняться другому.

— Я хотел бы иного. Но остается лишь поступать так, как должно. Тому, чья воля была для меня всем, не понравилось бы, поступи я иначе.

— Однако ты уже сказал новому повелителю «нет».

— Это ничего не меняет. «Нет» я говорил и другому…

— Меня всегда поражало, почему ты еще жив и даже не был наказан ни разу всерьез, — брови врача чуть приподнялись и сдвинулись, словно он бился над неразрешимой задачей.

— Этого я не знаю и сам. И не хочу ломать голову. Было так — этого довольно.

— Ты знаешь, что натворил твой мальчишка? — неожиданно спросил Ёши.

— Что? — почти испуганно отозвался молодой человек. От Айхо он уже ожидал чего угодно. Например, что тот стащил главную государственную печать… в подарок ему.

— Он привез из Окаэры футляр с твоими рисунками… их видело уже полстолицы. При дворе нет, конечно… разве что слуги… но дворцовые художники уже спрашивают о тебе, не решаясь заговорить напрямую. Они ведь помнят.

Лицо Йири вспыхнуло на мгновение — растерянное, совсем детское. Потом улыбнулся, становясь прежним:

— И не зарекся брать чужое без спросу! Неймется ему… мало досталось тогда… — заметив вспыхнувший любопытством взор врача, поведал эту историю.

— Ну, ты же не станешь за это наказывать? Это же от чистоты душевной.

— Надо бы… шкуру спустить, чтобы позабыл раз и навсегда совать нос, куда не просили.

— Теперь о тебе говорят, как о наследнике мастеров древности… говорят, дух Зимней ветви нашел себе новое воплощение…

— Пусть говорят что угодно. Мне это давно безразлично. А с Айхо я еще разберусь…

— Не скроешь пламя в ладони. И не пытайся, — строго сказал Ёши. Таким тоном давно никто не говорил с молодым наместником. — Мальчишка оказался умнее тебя.

Йири только руки развел — вот, значит, зачем Айхо так рвался в Столицу… Полугодом раньше он рассердился бы всерьез — и, пожалуй, на сей раз актеру не удалось бы легко отделаться. Однако сейчас тянуло смеяться, а не сердиться. Душевная чистота… и такими вот чистыми наивными глазами смотрел на него Айхо, скрывая среди своих вещей пресловутый футляр. Неудивительно, что мальчишку считали лучшим актером северо-востока.

Затем Йири заговорил о том, что его мучило. Предстоящий брак. Ёши кивнул:

— С точки зрения повелителя, все правильно. Ну, и для девушки это не самое худшее… хотя и не лучшее.

— А я?

— И ты — не самое плохое, что могло ее ждать. На тебя хоть смотреть приятно.

— Привязать меня к Дому Найру — чудесно!

— И не самой худшей веревкой. Тебе отдают красивую девушку из влиятельного дома. Не взбрыкивай, словно необъезженный жеребенок. Ты давно уже все понимаешь.

— Но девочка…

— Тебя она уже беспокоит, не так ли? На это и был расчет.

— Как мне надоели эти придворные игры! Я думал, хоть в Окаэре избавлюсь от них. — Он помолчал и продолжал: — И еще я боюсь. Судьба была ко мне милостива… боюсь, что только ко мне, но не к тем, кто окажется рядом.

— Может, наоборот? Тебя избрало Небо для основания нового Дома, который будет прославлен в веках? Тогда твои сомнения почти преступны. — Ёши притронулся к переносице, размышляя. — Дам тебе последний совет. Ты послушно принимал все — и взлетел высоко. Не торопись теперь поступать иначе.

Молодой человек отозвался с коротким смешком:

— Небо слишком много внимания уделяет моей судьбе. К добру ли?

— Если не выбираешь ты, выбирают тебя. Все разумно.

— Я хотел бы хоть раз в жизни выбрать сам. Или мне в этом отказано?

Ёши пристально на него посмотрел:

— Если есть та, что на самом деле имеет значение… в тебе достаточно сил поступить по-своему.

Собеседник думал слишком долго — простым вопросам не уделяют столько внимания. И в конце концов отозвался:

— Такой нет.
* * *

Конечно, Йири не видел ее — только женщины, служащие при дворе, при дворе появляются, в редких случаях — жены придворных. А незамужние дочери — никогда. Не говоря уж о том, что когда Йири уезжал в Окаэру, ей исполнилось всего восемь лет. Про нее говорили — красивая, умная, чтит отца и одарена талантами. Чего еще пожелать? Он не мог бы найти лучшей невесты, отвергнув эту. Вспоминал Юхи… нет, все не так. Здесь — выгодный союз между равными домами. И девочка предложена ему в законные жены. От него требуется лишь оказывать жене уважение, а любовь многие ищут на стороне. Но почему-то Йири не сомневался — она-то будет его любить. Ее так воспитывали — искренняя преданность данному в мужья обязательна. А уж тонкая душа, чуткая и послушная — не сможет иначе.
* * *

Как положено — визит в дом Найру.

Два года еще можно ждать. Сейчас ей тринадцать.

Несмотря на умение понимать людей, Йири так и не смог узнать, как сам Найру относится к предстоящему браку. Вероятно, потому, что тот испытывал противоречивые чувства.

Дом понравился Йири — жилье говорит о хозяевах многое. Простое изящество: узкие неяркие картины и цветы в нишах — сухие синеголовники, бессмертники, похожие на потерявшие сияние звезды; причудливо изогнутые корни, напоминающие зверей. Богатства не видно, броскости нет, однако оно чувствуется — как и приязнь между членами семьи.

Йири встретили радушно, поговорили ни о чем. Он не выразил желания увидеть девушку.

— Все уже решено. Зачем ее беспокоить? Два года еще ждать.

В Найру взыграла отцовская гордость.

— Она красива, господин Алайя. Да, это воля повелителя, но моя дочь хороша и обладает всеми достоинствами, необходимыми женщине.

Он лишь покачал головой.

— Ни мига я в этом не сомневался.

Впрямую отказывать — оскорбление, но и навязывать смотрины гостю — недопустимо. Отцу пришлось проглотить отказ.

Покидая дом, он прошел через сад — мостик над нешироким ручьем, обточенные водой и временем камешки, листья водоцвета.

Оглянулся — хрупкая девочка с черными косами стояла неподвижно возле ручья, смотрела. Сплетенье ветвей — лица толком не разглядеть, падают тени от листьев.

Отец прислал — или сама решилась?

Одежда на ней была сиренево-голубая, расшитая серой нитью. Оперение дикого голубя…

Говорить с девочкой было незачем.

Так она и стояла, смотрела вслед.
* * *

Вскорости Йири покинул Столицу.

Три недели прошло, и Шену Асано собрался на северо-восток — должность обязывала его лично побывать в подотчетных провинциях. Смена человека на троне — не шутка, и не стоит доверять все чиновникам. Можно попасть в нехорошую историю. А Благословенный недолюбливает Лисов, зато благоволит к их врагам — Мийа.

Вечером того дня, когда Шену отбыл в северо-восточную область, Каэси Мийа с наиболее доверенным родственником собрались на совет, чтобы нанести Лисам тяжкий удар. Достаточно одного подложного приказа. Любящий удобства Шену не будет разъезжать повсюду, а наверняка, как и раньше, устроится в городе Четырех Ключей близ знаменитого храмового комплекса между провинциями Окаэра и Эйто. Конечно, заподозрив неладное, Йири может ослушаться приказа… Но вряд ли он решится начать с ослушания, когда новый правитель только-только взошел на престол. Даже если и не поверит — послушается. И, хотя у него за спиной большая армия, с собой он ее не возьмет.

— Шену давно ненавидит Йири Алайя, считая, что он поднялся наверх через смерть Ханари Асано. У каждого свои слабости… Лисы всегда были дружной семьей.

Родственник Мийа поежился от этих слов — уж у Зимородков точно нет подобной привязанности. А Каэси улыбнулся ему так, как улыбнулась бы довольная яссин.

Мягко сказал:

— Я ждал больше десяти лет. Теперь — время пришло. Повелитель обещал ему покровительство. У нового повелителя доброе сердце, но он не простит того, кто заставит его невольно нарушить слово. К тому же почти сразу, как оно было дано — и тогда, когда он всерьез доволен Йири Алайя.

— Лучше бы оставить его в живых. Или хоть подождать…

— Невозможно. Он взлетел высоко, но любой из нас скорее пожертвует им, чем по-настоящему равным. А он… нельзя ему позволять подняться еще выше. Дочь Найру… если свадьба состоится, этот Дом станет серьезным препятствием.

— Разумно.

— Вполне в духе Лисов — уничтожить человека из мести, заманив в ловушку, — судя по улыбке Каэси, подобное было в духе как минимум и его Дома тоже. — Даже если повелитель и не поверит до конца, сомнения останутся. Шену Асано не выкрутиться… или же, если лисья хватка ему не изменила и он кое-как удержится — на вершине ему не быть.

— И все-таки жаль Йири Алайя. Его рисунки талантливы.

— Ему, полагаю, теперь не до забав с кистью. Впрочем, он спокоен, а в Окаэре порядок — почему бы и нет?

Каэси прибавил — неясно, всерьез или нет:

— Ему самое время умереть сейчас — и стать легендой среди художников, искра в ночи… Потом может быть поздно. Я оказываю ему большую услугу.

И улыбнулся собственным мыслям.

Глава 11. ГОРЫ ЮСЕН

Тянется сказка, вьется, словно лента в руках танцовщицы. И тени вздымаются в воздух, отрываясь от земли, — неправильно это, непривычно и неприятно, пожалуй, — только вот люди смотрят за танцем и ничего больше не замечают. Колокольчики заливаются, и гудят темные тан: танец — тоже история. Раз в полвека танцовщицы Неба сходят на землю, чтобы поведать людям иное знание — но люди только смотрят на танец, на красоту девушек с лентами и не задумываются о большем.

Золотистые плети плюща поднимались по стенам. Золотистые в свете садового фонаря, но слепой была ночь — где-то затерялась луна.

Ночь над землею текла, а тень ее — по земле. Медленная, тягучая, все различия сглаживала, все запреты снимала. Взгляд, следивший за Йири, — тревожный.

— Чего ты боишься? — спросил он, заметив неотрывный взгляд.

— Хорошо не может быть долго. — И сбивчиво, еле слышно: — Нет, у меня все… я не за себя…

Глаза — черешни. Пламя свечи пляшет в них. Почему неспокойно пламя?

— За меня бояться не стоит.

Он зажигает другие свечи — руки движутся плавно, словно в священном танце: один неловкий жест, и будет шрам на теле мироздания. Айхо смотрит, как завороженный. И голос — глубокий, ровный — и мягкий, словно касание:

— Ты рожден с крыльями — большая птица. Земля тебя не удержит. Когда-нибудь ты поднимешься высоко — не так, как это понимают чиновники и придворные.

Блики света ласково скользят по шелку волос, по складкам, бегущим из-под браслета, по лунным камням, оправленным в серебро — в последнее время он начал носить эти камни, знак созерцательного спокойствия.

Только один взгляд бросил на юношу.

— Помни, что ты обязан делать, раз награжден многим. Не растрать свой талант — и саму жизнь. Ты сумеешь, я знаю.
* * *

— Я далек от столичных интриг, но даже мне не нравится эта поездка, — Те-Кири словно враз постарел.

— Мне тоже не нравится. Но нельзя проверить, отсиживаясь здесь. — Йири вздохнул. — Это может быть и ловушкой… Такую ловушку могут устроить несколько человек, и у каждого своя цель. Кое-кому пришлось бы по вкусу, задумай я отсидеться под защитой гарнизона Окаэры.

— Ты можешь не вернуться в Гёру, если отправишься к Четырем ключам, — глухо сказал Те-Кири. Только сильные чувства заставляли его забывать про этикет и разницу положений.

— Что же… если и не вернусь, весьма вероятно, останусь жив. А дорога моя какие только петли ни делала. Я давно разучился бояться — и привык доверять судьбе.

Те-Кири шагнул к нему, обнял. Постоял, молча разжал руки и удалился.

Костер горел на берегу: обряд прощания с теплыми днями. Скоро начнутся дожди…

Завтра Йири собирался покинуть город и рад был, что может перед дорогой исполнить этот простой обычай — положить в костер несколько стеблей и цветов.

Рыжие блики бежали по тонкому шелку. По рукавам, по груди, — но лицо оставалось в тени.

Кьонг — пересмешник защелкал неподалеку. Странная птица — все равно ей, днем петь или ночью.

— Господин мой… — Ниро тронул Йири за плечо. — Вам принести накидку?

— Не холодно. Лето же еще… почти. — Он улыбнулся. — Хорошо… Тихо…

Голоса доносились, но будто издалека, еле слышно. Не хотели тревожить верные слуги. Йири опустился на колено, протянул руку к огню.

— Я вырос в Тхэннин, Ниро. Там у нас зимы холоднее, чем здесь. А в этом году лето было холодным… Сегодня — как летом, хотя конец месяца Журавля. Мой месяц, — сказал с короткой усмешкой.

Тонкий шелк, фиолетовый, казался черным. Там, где его не согревал огонь, он прохладой касался кожи.

Перед внутренним взором Йири — храм. Тот, из юности, — рифленые стены, морская ракушка. Храм далеко, и негде помолиться об удачной дороге.

Айхо не было с ними — в театре шло представление. Может быть, уже кончилось — но Йири советовал юноше побыть с друзьями-актерами, а не мчаться сюда. Осенний огонь — это грусть. Не стоит грусть допускать к Айхо.

— Мой господин, вы ничего не говорите о Столице…

…Смешной мальчишка Ниро. Разве он обязан отчитываться?

— Неужто ничего не переменится?

…Похоже, обязан.