Ленчика. Это обрывок той самой Риеры Альты, с именем Ангела. Беспечного
Ангела, ангелы просто не имеют права быть другими. Вот теперь мне становится
по-настоящему смешно.
исполнители. Сначала мы с Динкой, не оправдавшие надежд на самый крутой,
самый скандальный проект века, а теперь вот еще и обдолбанный анашой
неумеха-Ангел...
улыбается мне, пусть несмело, пусть робко, впервые за два года... Пока она
улыбается, я понимаю, что умирать мне не хочется. Ни при каких
обстоятельствах.
***
выудила Динка, она же осталась пасти Ангела.
воздухом. Не все же время в доме торчать. Ангел отнесся к этой моей отлучке
совершенно спокойно, ведь я впервые выказываю желание выбраться из дома.
Было бы ненормально, если б я совсем вросла в него корнями, оливковыми и
апельсиновыми. Все-таки Испания, все-таки почти побережье, глупо безвылазно
сидеть в каменной норе с такой же каменной и к тому же кислой рожей. Динку
еще можно понять: путешествия по мужским телам заменяют ей путешествия по
странам, думаю, на этот счет у Ангела нет никаких сомнений. Я - совсем
другое дело. Если мужчины меня не интересуют, то меня должны интересовать
ландшафты. По определению. Если мужчины меня не интересуют, то меня должны
раздражать женщины, которые жить без них не могут. По определению.
окончательно. В этом суть нашей легенды, наспех состряпанной. В этом суть
нашей легенды, которой мы потчуем Ангела вперемешку с чипсами и холодными
гамбургерами. Впрочем, никакой особой легенды нет, нам и притворяться не
приходится: мы по-прежнему не жалуем друг друга. И только Ленчиково письмо
заставило нас действовать сообща.
покурила его травы.
чувствуя. Поначалу Ангел делал это украдкой, теперь он не особенно
скрывается. За нашими долгими безвкусными поцелуями наблюдает весь дом:
распятие в моей комнате, Дева Мария на подоконнике в кухне, разговорники в
библиотеке и даже Рико. Рико почему-то интересуется нашими отношениями
больше всего, до этого я и предположить не могла, что собаки могут
испытывать ревность.
застывшему в отдалении Рико с опаской, Ангела это забавляет - и тогда в ход
идут подручные средства не отрываясь от меня, Ангел запускает в пса первым
попавшимся под руку, книжками, огрызками свечей, фигурками никому не нужных
деревянных святых. С этими святыми он расправляется безжалостно, в отличие
от своих джазовых черных святых - великим покойникам Ангела ничто не
угрожает..
каждого в отдельности, она нежно колется. Вот только трахается она с Ангелом
с таким остервенением, что я, сжавшись в комок на своей библиотечной
кушетке, боюсь, как бы не рухнул потолок.
одиночестве. И что скоро - возможно, очень скоро ? я к ним присоединюсь.
И что я - скоро, совсем скоро! - готова перескочить на что-нибудь гораздо
более сильнодействующее .
пока перепадает только Динке. El dopar, наркота - не такая уж плохая
поддержка в затянувшемся творческом кризисе, а Ангел уже знает, что мы - две
русские певички, когда-то (не так давно, не так давно) популярные у себя на
родине. Масштабов русской популярности он представить себе не может,
поскольку мало знаком с Россией, вот если бы речь шла о какой-нибудь
крашеной Мадонне или о каком-нибудь крашеном Элтоне Джоне... Но в любом
случае Ангел выглядит почти благодетелем, подобравшим сироток у помойных
бачков.
Ангела, что скоро созрею для этого решительного шага. И для пущей
убедительности моих решений позволяю себя трахнуть, ничего, кроме равнодушия
не испытав. Me da lo mismo.
Ангел приходит ко мне в библиотеку - как обычно. Он приучал меня к этому
"как обычно" несколько ночей. И ему почти удалось меня приучить Во-первых,
ночью он никогда меня не целует. Мы просто болтаем с ним. Мы просто болтаем,
и я все время думаю, как бы отнеслась к этому, если бы не было Ленчикова
письма. В какой-то момент я даже ловлю себя на мысли, что жду Ангела, что
мне нравится смотреть на его подсушенное, немного нервное лицо, которое
кажется еще более смуглым в полумраке библиотеки.
от экспансивной Динки; он рассказывает мне о джазе и о мужчинах в джазе.
Одни и те же имена: Чарли Паркер, Майлз Дэвис, Чэт Бейкер... Кто-то
сторчался, кто-то умер от овердоза - у Ангела эти короткие резюме в историях
выглядят всего лишь подножкой поезда, идущего в рай... Имени русской жены
Ангела я так и не узнала, хотя он может вспомнить и о ней, если попрошу. Но
я не злоупотребляю этим, мне просто нравится слушать не правильный и мягкий
русский испанца Пабло-Иманола.
что-то, что намекало бы на содержание Ленчикова письма. Но ничем таким и не
пахло, не пахло настолько, что я даже начала сомневаться: а было ли письмо
вообще? А если и было - то правильно ли я его поняла?.. Но вот кого я поняла
абсолютно правильно, так это Ангела, пришедшего в ту ночь в библиотеку. Я
просто почувствовала, что сегодня, сейчас, что-то должно произойти.
облике шепнуло мне: "Пора". Такое же жесткое, как и его волосы, такое же
жесткое, как и его подбородок. Даже легкая и всегда полупьяная испанская
кровь не может смягчить этой жесткости.
обходится. О мужчинах в джазе - Ангел большой мастер нанизывать их друг на
друга, импровизировать на тему. От "мужчин в джазе" он переходит к "мужчинам
в джиззе", что-то новенькое, хотя звучит довольно актуально. Я давно ждала
этого момента, так давно, что оказалась к этому неготовой.
контракт ("никаких мужчин, твари живородящие, даже самый завалящий член
может пробить бреши в вашем имидже"), - чертова девственница не может быть
готова к плотским импровизациям Ангела.
наслаждений, Ангелу явно не хватает словарного запаса. Он повторяет одни и
те же слова, похожие на риффы, - безостановочно, как заклинания. Он
гипнотизирует меня ими, медленно придвигаясь ко мне. Джаза больше нет, есть
медитация, есть психоделика (психоделической музыкой обожала шваркать нас по
башке Виксан: "Торчать под нее - круче удовольствия не придумаешь, шит, шит,
шит", - говорила она).
Ангел.
дрожащий; интересно, нашлась ли у Ангела отмычка для губ отставной попсовой
гирлы, ведь ключи потеряны, потеряны... Или я сама их потеряла, забросила в
заросли лопухов и репейника, - следуя Ленчикову контракту?..
жаться к моим губам. Но приходится признать, что ночные поцелуи Ангела
отличаются от дневных. Дневные не требуют продолжения, это игра, вертеп,
карнавал . Из тех карнавалов, которыми наводнен Сичес и попасть на которые
мне так и не довелось. Но этот ночной поцелуй... Плевать, что отмычкой и не
пахнет.
требовательно касается моего языка, он делает круг почета вокруг моего
языка. Язык Ангела кажется мне колючим, шерстяным; прямо как свитер на голое
тело, от которого иногда так горят и вспухают соски. Собачья шерсть,
свалявшаяся собачья шерсть, неужели эта чертова шерсть приводит Динку в
такой экстаз?..