пока открывала проклятую дверь.
стоила эта фраза!..
и, поддерживая меня, довел до своей машины.
испугался Сеня! Напряжение было столь велико, что я начала истерически
хохотать. Я смеялась до тех пор, пока интеллигентный старик так же
интеллигентно не смазал меня по щеке.
чтобы машину перехватили... По-моему, это была ?девятка?? Или ?восьмерка?? Я
не очень хорошо вижу, у меня зрение минус три.
дешевенькой пластмассовой оправе, венчик седых волос, воинственно
вздыбившийся над лысиной. Весь его сусальный вид плохо вязался с монтировкой
в худых пальцах.
скрывшейся из вида митяевской ?девятки?.
за жертву изнасилования, пусть так и будет.
придется врать.
безопасности. Потом вернулся к обочине и поднял забытую мной вытертую сумку.
спустя несколько секунд плюхнулся на кресло рядом со мной.
почти насильно сунул мне в руки. Кофе отвратительно пах пробкой и цикорием,
но все же я отважно сделала несколько глотков.
сказал старик. - Но, думаю, вам лучше всего обратиться в больницу. Или в
кризисный центр, сейчас существуют такие службы, я знаю...
***
должны были убедить меня: никакой опасности больше нет, вам ничто не
угрожает. Григорий Петрович вел себя удивительно тактично и больше не
приставал - ни с вопросами, ни с утешением. Я пребывала в
полубессознательном состоянии и машинально слизывала кровь с пальцев.
рейд в глубины своего ?Запорожца? и вернулся ко мне с перекисью водорода и
бинтами. Он сам обработал мне руки перекисью и обвязал бинтами саднящие
ногти.
заставить его выбежать на стылое шоссе из машины, под выстрелы (а он не мог
не слышать выстрелы), с одной монтировкой?
я просила, - к метро ?Семеновская?.
родным.
выговаривала слова, он столько для меня сделал, Григорий Петрович,
совершенно чужой мне человек. А вот я для Митяя не сделала ничего...
вещь. Четверо подонков втянули ее в машину... И не было никого, кто защитил
бы ее, а у самой не хватило сил. Они ведь где-то живут, эти подонки. А
Али-ночки больше нет... Она покончила с собой после всего этого кошмара, она
была очень впечатлительная девочка, писала стихи, ее даже публиковали два
раза в ?Московском комсомольце?, Алина Войнаровская. Может быть, слышали?
Нет-нет, конечно, я понимаю, вы не могли слышать это имя, а ей обещали
большое будущее... Это было десять лет назад, только не зимой, а летом...
Летом, что еще ужаснее... Может быть, я все-таки провожу вас?
скрылся из виду.
Кажется, это здесь. Я не была на ?Семеновской? больше полугода, но этот
двенадцатиэтажный дом запомнила навсегда. Даже в страшном сне я не могла
себе представить, что вернусь сюда по собственной воле.
его стиле - жить в доме с неработающим лифтом.
черного хода и заплакала. Я все еще боялась думать о том, что произошло с
Митяем. Почему меня всегда окружает столько смертей или колея, в которую я
попала - колея с бабочками над жирной землей и подсохшими цветами,
передавленными цветами, - ведет в царство мертвых?..
перед тиграми какого-нибудь Мстислава Запашного и после дуэта
эксцентриков-эквилибристов каких-нибудь братьев-близнецов Немировичей: вот
женщина, которая притягивает убийства как магнит. Слабонервных просим
удалиться...
выглядеть совсем уж унизительно. Да, дверь именно эта, я была здесь всего
лишь несколько раз (два? три?), но хорошо запомнила ее. Набрав в легкие
воздуха, я ждала, пока сердце прекратит выпрыгивать из груди.
ничего не хотело знать. Я не стала уговаривать его, я просто подняла руку и
позвонила в дверь.
просижу несколько лет на балкончике черного хода с панорамой
безлико-окраинной Москвы в кармане, а потом состарюсь и умру. Но он открыл
еще до того, как я успела состариться и умереть.
коленями.
столько месяцев ненавидеть его, считать абсолютным злом, чтобы в результате
прийти к нему домой и обнаружить эти вытянутые трикотажные колени...
предупредила, что придешь? Я бы подготовился.
увидел перебинтованных пальцев. Я совсем забыла, что мое пальто залито
кровью Бадри. Хорошо еще, что добрейший Григорий Петрович отмыл мне лицо
водой из пластиковой бутылки.
кровь - твоя или его?
цинично-обыденный треп.
Занимаешься профессиональной деятельностью и уверенно влияешь на численность
человеческой популяции.
два.
***
контраст с вылизанным домом Митяя. Я сравнивала совершенно невольно - и
снова приходила в глубокое отчаяние. Я была почти уверена, что Митяя нет в
живых, что больше никто так, как он, не коснется моего тела и не зажжет в
нем огонь.
которая выдавала себя за немецкую, но и ее хватило, чтобы укрыть меня от
равнодушно-цепких глаз Лапицкого. Он сидел на полу против меня с чашкой кофе
и прихлебывал его маленькими глотками. Рядом со мной же, на скользком краю
ванны, стояла початая бутылка водки. Я выпила добрых три четверти и даже не
захмелела.