тетива.
спиралевидные движения над столом. - Наверное, этот вот. Да.
вихлястую шлюшку, у которой задница, Таня почти не сомневалась, вся в
прыщах.
Роман Плыш не опознал никого.
вспышка внутри сработала, я его считай что сфотографировал. Нету тут его. Он
кучерявый, а у вас только лысые и прилизанные. И рожа - широкая, зато
интеллигентская. Жене такие нравятся. Я, по правде говоря, тогда графин
сгоряча схватил за горлышко, долбанул о край стола, подумал: вот нарисую
гаду на обе щеки по розочке - будет знать. А он не дал, вишь. Одежу вдобавок
испоганил...
темное пятно. Конечно, кровь.
небо с овчинку покажется, и кипятком походить придется... Дай только срок.
"Кашарели". Он даже успел подать Степанцову пальто - и это получилось
совершенно ненавязчиво: джентльмен помог джентльмену, и только.
Спускаясь по лестнице, увидел Лопатко и Петровского, они о чем-то негромко
разговаривали. Удивленно покосились на него и замолчали.
к Курбатову.
ответ на поворот ключа зажигания мягко заурчал тщательно отлаженный мотор.
Рядом стоял желтый милицейский "уазик", ожидая Петровского. "Подождет", -
подумал Степанцов.
первого попавшегося таксофона. Рядом магазин, оттуда тянет густым рыбьим
духом. Из дворика выехала синяя цистерна, на боку красуется набитая под
грубый трафарет белая рыбина, похожая на кедровую шишку. И кривоватая
надпись: "Живая рыба". Значит, свежего карпа завезли. Лет семь назад очередь
выстроилась бы от самых дверей, народ суетился бы, толкался, шумел, лица у
передних радостно-возбужденные - и это несмотря на предстоящую часовую, как
минимум, вахту. Праздник, одним словом. А теперь все спокойно. Скучно.
книжке неподписанный номер, покрутил заржавленный изогнутый диск. Щелчки,
треск. Немолодой женский голос произнес: "Алло?"
- Что-то случилось?
"корыту".
торопясь, включил передачу и поехал к бывшей горкомовской столовой, где в
лучшие времена за двадцать три копейки можно было съесть здоровенную
отбивную из свежей свинины. Дмитрий Павлович уже стоял посреди выложенной
плиткой дорожки, крепкая седая голова выжидательно приподнята, полы ладного
синего плаща развеваются на ветру, открывая серо-белую клетку подкладки. В
руке - чемоданчик - дипломат" песочного цвета, который сопровождал Дмитрия
Павловича Байдака с утра до вечера пять дней в неделю; мягкая тисненая кожа,
три просторных отделения, золотые колесики шифрованного замка.
машине.
юстиции тогда только-только начинал привыкать к званию юриста 2-го класса и
новой малосемейке на окраине; тогда жена, еще молодая, еще крепкая, раз в
месяц приносила свежего карпа, едва не сомлев в магазинной очереди, и потом
они пили "Столичную" под уху и жареху, а потом любили друг друга на
подстилке в коридоре, потому что в комнате спал ребенок; тогда работники
прокуратуры только мечтали о самых крохотных жилищных льготах, и мечты эти
не сбывались; тогда старший следователь Евсеенко, бесспорно - лучший в
районе, за которым не числилось ни одного глухаря, жил в общежитии
машзавода, и его лицо частенько украшали пятна от клоповьих укусов...
собственную жену в отдельной комнате на мягкой кровати, было несколько:
присмотреть подходящую квартиру при выезде на скоропостижную смерть или
самоубийство одинокого человека, опечатать ее и упросить прокурора
походатайствовать в исполкоме о закреплении освободившегося жилья за стоящим
в очереди следаком, или прищучить кого-то из начальства или его
родственников, тогда за то, чтобы ты поумерил пыл, вполне могли подкинуть
что-нибудь из старого фонда.
для жизни трущобах, а родственники начальства, не говоря уже о самой
номенклатуре, были практически неприкасаемыми, а уж если и попадали в сети,
то с таким общественным резонансом, что следователь не мог ничего изменить.
И все же фортуна подбросила Степанцову счастливый билет: он поймал на крючок
инспектора квартбюро Байдака. Дело было возбуждено против домоуправа,
паспортистки и прочей никому не интересной мелочи: незаконная прописка,
мелкие взятки, предоставление служебного жилья дворникам... Обычная проза
жизни.
Степанцов откопал два квартирных дела, в которых Дмитрий Павлович
собственноручно составил фиктивные протоколы обследования жилищных условий и
незаконно поставил людей на квартучет.
стране. Людская накипь, не вмещающаяся в тесные "хрущевки", сходила с ума,
ела поедом друг друга, спивалась, - а кончалось это частенько петлей из
бельевой веревки или выношенных до предела капроновых чулок, закрепленных на
оконном шпингалете или крючке для люстры. Иногда в ход шли спички и керосин,
еще реже доведенный до отчаяния бедолага пытался разделаться с кем-то из
районного или городского начальства. Искать тут какую-то диалектику,
копаться в причинах следователям, которые не относились к категории
идеологических работников, не рекомендовалось, их делом было лишь
задокументировать факт самоубийства. Но информация в райком о
злоупотреблениях в столь горячей сфере однозначно влекла исключение
попавшегося Байдака из партии и сдачу его на полное растерзание.
искусанным насмерть клопами, не стал писать информации, а выбрал другой
путь. Он пришел к Байдаку в квартирное бюро, показал совершенно убийственные
материалы и задал несколько вопросов.
четыре вопроса из пяти. Ответ на последний вопрос он предложил Степанцову
выслушать во время совместного ужина в кафе "Весна". Степанцов со всей
принципиальностью заявил на это, что ужинать они будут в ресторане
"Интурист" высшей наценочной категории.
симпатии.
в полноценную однокомнатную квартиру с огромной девятиметровой кухней по
улице Красногвардейской.
своей стороны. Помогать приходилось часто, но и отдача была соответствующая.
За несколько лет жилплощадь Степанцова расширилась настолько, что
сын-четвероклассник мог кататься по квартире на своей педальной машине,
изображая рейнджера. Сын, нахмурив черные казачьи брови ("Когда вырасту,
буду как папа ловить сволочей", - заявил он однажды), объезжал территорию,
делая остановку в каждой комнате, чтобы проверить, не затаились ли там
торговцы русскими девочками или мексиканские "бандидос". Остановок было
восемь: гостиная, столовая, две спальни, кабинет, кухня, два совмещенных
санузла.
Степанцов и Байдак стали дружить семьями, жены Владимира Ивановича и Дмитрия
Павловича обменивались фирменными блюдами и рецептами, сыновья обменивались
марками, спичечными этикетками, иногда - ударами, причем Родион, который был
постарше, мог избить степанцовского Максима нещадно, до крови - а на
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Самойлова Елена
Доставалов Александр
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия