ипподроме. На ипподроме для паломников устроены своего рода загоны, там
должны дежурить и менты, и даже врачи, об армии распорядителей нечего и
говорить. Да к тому же для того, чтобы попасть в загон, нужно пройти
металлоконтроль. В парке же подойти чуть не вплотную к папе мог любой
достаточно наглый желающий. Я, например, протиснулся довольно-таки близко.
Из ТТ, положим, стрельнуть было бы трудновато, но, скажем, из "стечкина"
можно было бы и удачу попытать.
С речью выступил только один, говорил по-украински в микрофон и, к счастью,
довольно кратко. Потом уж все священники подходили к папе индивидуально,
благословлялись и говорили ему каждый по паре слов в обстановке, так
сказать, интимной. Какой-то кардинал строго следил, чтобы верующие не
слишком грузили престарелого понтифика. Впрочем, один какой-то ксендз в рясе
задержался дольше других. Папа сам спросил его о чем-то, и тот ответил. Папа
спросил еще, и тот ответил снова, несмотря на строгие брови кардинала. Когда
наконец ксендз, получив сверх отпускаемой нормы второе благословение,
отошел, я с изумлением узнал в нем Дока. О чем и на каком языке Док мог так
относительно долго беседовать с папой римским, было для меня неразрешимой
загадкой. Я изумился, но и успокоился: Док внедряется в ближайшее окружение
папы. Уж если он проделал это, то вполне можно надеяться, что он выполнит и
оставшуюся часть своей миссии.
дарили, чиновники преподавали народной массе уроки грубейшего подхалимажа. К
счастью, никакой стариковской делегации на папу не наслали.
плавно повезли в бывшие патриаршие палаты. Там я тоже оказался на пару минут
раньше кортежа. Вообще-то Деда мы здесь не ждали, но все же я предпочитал
смотреть в оба. Все прошло спокойно. Док, кажется, уже числился как лицо,
особо приближенное к понтифику, даже бдительный злой кардинал смотрел на
него почти дружески. Док не развлекал больше святейшего отца занимательными
беседами, но терся в непосредственной близости. Впрочем, он не нагличал,
держался скромно, выглядел как подчиненный, отличенный начальством, но в то
же время знающий свое место. Папа помахал рукой, покачал посохом, и его
увезли в палаты. Вроде бы на сегодня больше мероприятий не намечалось, и я
отправился домой. Боцман уже был там, уже вернулся.
"Торгпресс" (вроде нашей бывшей "Союзпечати") и приобретя телефонную карту,
мы отправились на поиски удобно расположенного таксофона.
одиноко стоящую телефонную будку, -- и сообщишь, что в здании ЦУМа заложена
бомба.
невключенную бомбу в ЦУМе. Он это сделал. Но какой именно ЦУМ попался ему
раньше, я не знал.
побегают. Будешь смотреть на часы во время разговора. Тридцать секунд -- и
вешаешь трубку. Есть платок?
взгляд, совершенно невразумительное. И тридцати секунд не понадобилось ему,
пятнадцатью обошелся. Наконец, он бросил трубку, и мы поспешили скрыться в
переулках подальше от засвеченного автомата.
расстояние.
говорит, я трубу и положил. Только я не совсем понимаю, зачем все это нужно.
поедем куда-нибудь подальше отсюда и задублируем звонок.
показалось, что этого сверхдостаточно, чтобы всполошить местные органы. И
действительно, хватило. Результаты нашего усердия мы пожинали на следующий
день, сидя у телевизора.
Киевского телевидения, Борода переводил. Диктор сообщил, что накануне
вечером некто неизвестный трижды позвонил в милицию и сообщил, что
заминировано здание ЦУМа во Львове. Всю ночь милиция доблестно
переворачивала универмаг кверху дном, но ничего не нашла. Корреспондент в
прямом эфире пересказывал подробности этого события на фоне большого
магазина. Были видны озабоченные менты и толпа зевак. Боцман вытаращил
глаза.
оба заминированы!
звонить. Но для начала я решил все же наведаться в тот самый трехэтажный
ЦУМ. Оказалось, что киевский журналюга проявил банальную недобросовестность,
дав в эфир картинку только одного ЦУМа, тогда как кверху дном был перевернут
и второй. В него уже пускали покупателей, но в залах торчало множество
усталых и злых ментов.
нас к отделу, торгующему ублюдками. А как прикажете называть современный
отдел игрушек? До революции игрушечные магазины торговали ангелочками, после
революции, когда ангелы от России отлетели, перешли на кукол-мальчиков и
кукол-девочек. Ну, еще на всяких медвежат. Теперь детям предлагают
развлекаться натуральными чертяками с рогами, разве только на ногах у них
колеса вместо копыт. Борода, толкнув меня локтем и кивнув на типичного
представителя преисподней, шепнул:
глазами такое! Сразу подумаешь: все, хана, допился до белочки!
продавщица по его просьбе лазила снимать с полки какое-то чудовище, он сунул
руку за витрину и незаметным движением вынул из-под пестрых коробок химикову
бомбу. Боцман сунул ее за пазуху и вопросительно посмотрел на меня. Секунду
поколебавшись, я незаметным кивком дал команду отхода.
шли по практически безлюдному переулку одной из тех тайных троп, которые
здесь знал только Борода. Боцман посмеивался и качал головой:
игрушечном отделе! Ну не мог же я положить эту адскую машинку прямо на пол в
центре торгового зала!
обнаружили наш сюрприз, то, может быть, папу в тревожном порядке
эвакуировали бы из города в тихий и безопасный Ватикан. Но они ничего не
обнаружили. Перезакладывать нашу бомбочку было все же несколько рискованно.
Да и пока мы занимались бы такого рода провокациями, мог выползти из своей
норы Дед и приступить к осуществлению своего безумного замысла. Время было
дорого. Бороду, которого в городе, кажется, знала каждая собака, я отправил
домой, строго-настрого приказав ему сидеть безвылазно до поступления особой
команды. Мы же с Боцманом прогулялись до окраины, где пристроили бомбу в
вонючую сточную канаву.
аэропорта, переоблачился в рясу, он почувствовал себя человеком первого
сорта. Католическому духовенству, по крайней мере на время визита папы,
горожане оказывали просто-таки подобострастные знаки внимания. На ближайшие
два дня ему предстояло напрочь забыть родной русский язык, по возможности не
изъясняться на этом запретном наречии даже во сне. На вооружении у Дока были
вообще-то два языка. Во-первых, проходя подготовку среди кубинских
коммандос, он сносно овладел испанским. Правда, это был не совсем испанский
-- это был кубинский диалект общего латиноамериканского, опять же диалекта
испанского. Это значило, что он может выдавать себя исключительно за
кубинского патера. Но как раз этого делать было нельзя. Немногочисленное
кубинское духовенство сплошь выпускалось духовными академиями Испании, и уж
на чистом языке Сервантеса эти священнослужители изъяснялись без запинки.
мертвой латынью. Можно было в принципе придумать себе национальность
настолько экзотическую, что среди многочисленных паломников не нашлось бы ни
одного "соотечественника". Но риск, что таковой по закону подлости найдется,
все же был слишком велик. Док решил, что он все же будет латиносом, но не
испанского, а, скажем, немецкого происхождения. В случае чего пару фраз
по-немецки он смог бы родить. Но тогда Куба отпадала, откуда на Кубе взяться
немцу? Оставалась единственная латиноамериканская страна, о которой Док хоть
что-то знал -- Парагвай. Кубинские товарищи много рассказывали ему, как они
в качестве наемников при поддержке местных индейцев племени гуарани отбивали
у аргентинцев серебряные рудники в окрестностях Байа-Негро. Вскоре легенда
была готова. Итак, Док, на самом деле он патер Мартин, немец по
происхождению, в Парагвае живший не в испанских провинциях, примыкающих к
Асунсьону, а в местах, населенных гуарани. Оставалось надеяться, что экзамен
на этом языке все же сдавать не придется. А за свою латынь, международный
язык медиков и католиков, Док был, в общем, спокоен. Легенда получалась
шаткая, но вполне сносная. На подготовку лучшей все равно не было времени.