Чтение 61–й страницы книги ~Рай без памяти~

Я позвонил в управление. Мне ответили пьяным голосом:

- Дежурный слушает.

Я слово в слово повторил все сказанное мне Фляшем. Дежурная жаба
мгновенно протрезвела и спросила, где меня найти, если ей удастся
связаться с комиссаром. Я положил трубку; главное было сделано.

После этого я разбудил Томпсона и рассказал ему о своих разговорах. Его
больше всего заинтересовали лучники.

- Что с ними будет?

- Ничего не будет. Или они доберутся до нас, или растворятся в толпе на
улицах, благо угощенье бесплатное. Луки они забудут или бросят и тогда
утратят всякую ценность для нас. Правда, они могут и сболтнуть лишнее, но
кто будет сегодня вслушиваться в пьяную болтовню на улице?

- Не знаю, - все еще сомневался Томпсон. - Корсон Бойл дьявольски умен.
Он что-то подозревает. Почему он так усиленно вас разыскивает? Почему вы
вдруг стали "бывшим"?

- Бойл умен, но и капризен. Я - это его каприз.

- А если он уже все узнал и мы не дотянем до банкета?

- Будет больше жертв - только и всего. Какие-то группы окажут
сопротивление. Но уже сейчас вся периферия и важнейшие опорные пункты в
Городе в наших руках. Что остается Бойлу - отречение, самоубийство,
бегство? А потом, я думаю, что блокада Города отрезала полицейскую клику
от информации. Связи нет. Я сужу по ответу дежурного. Когда начнется
банкет? В четыре. А в три мы уже замкнем третье кольцо. Кстати, я не
совсем понимаю диспозицию. Какая разница между кольцами?

- Первое - это периферия: Майн-Сити, продтрасса, железная дорога,
омнибусное шоссе. Второе - границы Города: товарная станция, ипподром,
Си-центр, въездные заставы. Третье - опорные пункты противника
непосредственно в Городе, такие, как Главное управление и центральный
склад оружия в четырнадцатом блоке, Вычислительный центр, мэрия и
телефонная станция. Последние два пункта уже не могут быть использованы
противником, вы правы: они в наших руках. В мэрии сосредоточены группы
Фляша, телефонистки на станции работают под нашим контролем. Конечно,
можно соединить аппараты и незаметно для контролера. Поэтому третье кольцо
особенно настораживает. Противника могут предупредить.

- А если перерезать линию?

- Нет, - не согласился Томпсон. - До последней минуты в основной
полицейской цитадели должна быть телефонная связь. Пусть иллюзорная, но
должна. На каждый звонок должен ответить дежурный. Наш дежурный.

Он подчеркнул слово "наш" с неколебимой уверенностью, что в нужный
момент нужную телефонную трубку, засекреченную и охраняемую, как сейф с
шифром, возьмет в руки наш человек. Ну а если наш человек рухнет с
простреленной грудью, а телефон-предатель все же выполнит свое черное
дело? Томпсон даже улыбнулся моей наивности.

- Если то, что задумано, затем продумано, выверено и рассчитано, а
потом выполнено с такой же точностью, случайностей не бывает.

- Ну а дрогнет рука, например. Что тогда? Промах?

- Рука не дрогнет, если вы подготовились.

- Ко всему не подготовишься. Наступил на улице на корку банана - и
хлоп! Сотрясение мозга.

- Если смотреть под ноги, на банан не наступишь.

- Вы отрицаете непредвиденное?

- Нет, конечно. Но надо уметь предвидеть.

Что-то от земного Томпсона все-таки было в моем собеседнике. Я
попробовал атаковать с другой стороны:

- А ошибка? Могут же быть ошибки.

- Могут. Но не должны. Моя блокированная земная память подсказывает мне
нечто очень верное: это хуже, чем преступление, - это ошибка. Кто это
сказал?

- Талейран Наполеону.

- Кто кому?

- Министр императору. В свое время вспомните, адмирал.

У меня это вырвалось по старой привычке, но Томпсон зацепился:

- Я даже не знаю, что делает на Земле адмирал.

- Командует флотом, эскадрой. Это - на море. Иногда министерством или
разведкой. Это - на суше. На суше - за письменным столом, на море - с
авианосца или подводной лодки.

Глубокие морщины на лбу Томпсона казались еще глубже.

- Из двух десятков слов, которые вы произнесли сейчас, я знаю точно два
или три. Некоторые объяснил мне Зерн, остальные слышу впервые. Как
бессмыслицы из детской сказки. А-ви-а-но-сец!

Я объяснил, что такое авианосец. Томпсон извлек объемистый блокнот и
записал.

- Начал вторую тысячу, - грустно усмехнулся он, - ребенок учится
ходить. Тысячу пять слов дал мне Зерн. Кстати, почему он молчит?

Действительно, почему молчал Борис? Я взял трубку.

- Погодите, - остановил меня Томпсон. - Связь с Би-центром только через
продуправление. Сообщите им номер мэрии, если спросят, откуда вы звоните.

Я последовал его совету. Вопреки опасениям с Вычислительным центром
соединили немедленно. Я спросил:

- Борис?

- Я.

- Какой из двух - земной или здешний?

Я спрашивал по-русски. В трубке засмеялись. Я выжидающе молчал, даже
смех у них был одинаковый.

- А не все ли равно. Юрка, если по делу?

- Старик волнуется.

- У нас по-прежнему. Ждем. Галунщики на плацу, и в лабораториях ничего
не знают.

В трубке что-то щелкнуло, будто подключили еще аппарат, и грубый
знакомый голос дежурного недовольно спросил:

- По-каковски говорите? Не понимаю.

- Вам и не требуется понимать, - сказал по-английски Зернов. - Вам
требуется передать по начальству, что подслушиваемый разговор непонятен.
Все! Отключайтесь или соедините меня с комиссаром.

Что-то щелкнуло опять, и голос пропал.

- Передай старику, - продолжал по-русски Зернов, - что ровно в три
снимаем зеркальный контроль и блокаду "проходов". Блокируется только
телепортация.

Я тотчас же перевел это Томпсону.

- Не в три, а в два, - сказал Фляш.

42. КОНЕЦ "ОЛИМПИИ"

- Иначе говоря, через десять минут. Так и передай.

Он стоял в дверях без шапки, с какими-то щепками в волосах, с красными
от бессонных ночей глазами и землистым цветом лица - измотанный ночной
сменой рабочий. Из-за спины его выглядывал Джемс, уже сменивший лагерную
куртку на ковбойку и шорты "дикого". Грудь его наискосок пересекала желтая
тетива лука, а у пояса болтался синий колчан с торчавшими из него длинными
хвостами стрел.

- Почему в два? - спросил Томпсон.

- Банкет начнется не в четыре, а в три. Съезд гостей к половине
третьего. К этому времени все опорные пункты должны быть уже захвачены.
"Олимпию" берем последней. Командуешь операцией ты. - Фляш даже не
посмотрел на меня - только плечом шевельнул.

- С какими силами? - спросил я.

- Сотни тебе достаточно. Мы перебрасываем из Си-центра четыре омнибуса
автоматчиков во главе с Мартином.

Я еле сдержал радость: лучшего соратника трудно было и пожелать.

- Завершив окружение, - продолжал Фляш, - начинаете штурм. Четыре входа
- четыре группы. Мартин с тремя проникает через главный и два боковых
входа и занимает зал. Ты - через артистический за кулисы и займешь все
внутренние проходы и лестницы. На сцену выходишь в последнюю минуту.
Сигнал - взрыв!

Я знал, что правительственная ложа минирована, но считал это излишним.
С сотней автоматчиков можно было бы обойтись и без пиротехники.

- Ты не знаешь Корсона Бойла, - отрезал Фляш. - Он только мертвый не
страшен. А пешек его жалеть нечего. Подрывник будет у барьера ложи,
переодетый официантом. Мина заложена за барельефом с орлом. Свеча на любом
столе. Стоит прикоснуться свечой к орлу - он вспыхнет, как пакля.

- Он же резной, деревянный, - усомнился я.

- Мы его заменили другим, пропитанным горючим составом. Конечно, жаль
подрывника. Но что ж поделаешь: мы еще не умеем делать самовзрывающиеся
снаряды.

- Постой, - сказал я, - у нас есть бикфордов шнур?

- Какой шнур? - не понял Фляш.

- Запальный. Одним концом прикрепляешь к барельефу или еще проще - к
мине, другой...

- Пока он будет гореть, заметят.

- Есть выход, - сказал я, вспомнив американский фильм с почти
аналогичной ситуацией. - Взорвать можно и на расстоянии. Понадобится
меткий лучник. Сверхметкий.

- Сгожусь, - вынырнул из-за спины Фляша Джемс.

- Пошли другого, - поморщился Фляш, - сейчас будем перевооружать твоих
лучников.

- Пусть другой и перевооружает. А я с Ано, - осклабился Джемс.

Я вспомнил соотношение сцены и ложи. Метров тридцать, не больше.
Сколько летит стрела?