погладил ее по окровавленной голове. Рука моя заметно дрожала. А в
душе стало на удивление пусто.
Кажется, листьев тысячесила.
Корняга и снова куда-то поспешил.
Теперь она едва сочилась из-под впившихся стрел. Тури, не открывая
глаз, притихла, стала ровнее дышать и реже вздрагивать всем телом.
сумерки; пересвет близился. Вулх забеспокоился, заворочался внутри,
щекоча пушистым хвостом стенки моей души, но мне, честно говоря,
сейчас было не до него. Я держал в ладонях голову карсы и изо всех сил
пытался поддержать в ней жизнь. Мне казалось, что из ладоней вытекает
призрачная река некоей странной нематериальной силы, некая аура жизни,
которая подпитывает угасающие силы карсы. Я почти видел тусклые струи,
текущие к моей спутнице, и искренне верил, что действительно помогаю
ей. И еще чувствовал, что карса цепляется за меня, что она все
понимает и пытается подстроиться под мои усилия.
потревожить раненую спутницу. Длинноволосый хоринг в коричневой куртке
и серо-зеленых штанах уводил моего коня вдоль по просеке, и тот даже
не сопротивлялся, шел покорно, словно за мной или Тури. Второй хоринг
стоял рядом и держал за лапу-ветку бедного трепыхающегося Корнягу.
Корняга, кроме того, что трепыхался, еще ругался, словно в дым
упившийся ремесленник из дренгертских мастерских.
отбил его небрежным движением короткого узкого клинка. А мне-то
казалось, что моя рука быстрее молнии.
стрела. Никогда еще я не испытывал такой жгучей и беспощадной боли.
Наверное, боль хлынула из меня, словно вода из лопнувшего кувшина,
потому что карса дернулась и жалобно захныкала, как обиженный ребенок.
И сразу затихла.
еще не пришло. Тело мое обмякло и стекло на примятую траву. Я еще
слышал, что вокруг происходит, но жизнь постепенно покидала анхайра по
имени Моран.
угасающего сознания.
отпусти!
презрение, но почему-то не смог. Наверное, слишком ослаб.
хадасский кинжал.
смог внятно истолковать. Сумерки заволокли и просеку, и весь мир, и
мою угасающую душу.
не знала.
свету и звукам, к свежему воздуху внешнего мира. Но внезапно серая
душная муть хлынула мне в глаза, в уши, в глотку. Я задохнулась и
судорожно забарахталась во тьме. Наверх, скорее наверх!
Карса?! Карса, что с тобой? Что с нами?!! Ох, как больно... Не должно
быть так больно, не может быть. Я ведь не чувствую тела - что же
болит?
медуза, я опускалась назад в глубину.
"Встань на ее пути. Ты еще можешь перехватить ее и вернуть".
привычные образы. Позови ее - и ты убедишься".
Блеклый мертвенный свет исходил от неровных плит у меня под ногами.
Дорога выглядела заброшенной - плиты растрескались, и в трещины
пробивалась призрачная трава. Видно, не часто по ней ходят...
посмеялся над моими мыслями.
кошка присела и сжалась в комок. И подняла на меня растерянный взгляд.
насквозь пропитана мертвенным сиянием; и моя рука, которая легла ему
на шею, тоже бледно светилась. Вулх не глянул на меня, он смотрел
вперед.
карсой на дороге стоит человек. Нагой мужчина, кожа которого источала
то же самое свечение, что и все вокруг. Почему-то я не заметила его
прежде. Словно повторяя мой взгляд на вулха, карса обернулась к своему
спутнику. Но Одинец не ответил ей взглядом, потому что смотрел на
вулха. То есть - на себя самого.
Красные блики играли на поверхности стекла - а по ту сторону все было
залито синим светом, и оттуда смотрели на нас карса и человек. И
дорога отражалась в неожиданно возникшем зеркале, одинаковая по обе
стороны зеркальной грани. Дорога во Тьму - и ее отражение, дорога из
Тьмы.
во Тьму и вставшие у них на пути. Два зверя и два человека...
отражения. Наши половины. Наши вторые "я", убитые и изгнанные из мира
во Тьму. Замри, Карса. Не двигайся, Одинец. Ни шагу дальше! Вас убили,
но мы с вулхом пока еще живы. Кто-то старший и сильный отправил нас за
вами, чтобы мы четверо... то есть мы двое... просто мы... Чтобы мы,
мадхет Тури и анхайр Одинец, вернулись из Тьмы.
сковородке.
мы с Карсой слились воедино. И я ощущала присутствие Одинца рядом с
собой. И еще я знала, что за спиной у нас Тьма - а значит, нам нужно
идти вперед.
больше не было тела - только жалкие клочья плоти, нанизанные на скелет
безжалостной боли, точно на раскаленный вертел. Ничего, вытерплю.