И этот несчастный отзыв я ему дал на диссертацию... Выгнать просто за
глупость и бездарность? Ну... это был бы чрезвычайный прецедент в
науке".
отдельное помещение занимал, два рода работал - и вот, нате вам,
пожалуйста! - распалялся от собственных слов Хилобок. - А как он на
защите-то... ведь не только меня он осрамил - меня-то что, ладно, но
ведь и вас, Аркадий Аркадьевич, вас!.. Вот будь на то моя воля,
Аркадий Аркадьевич, я бы этому Кривошеину за то, что он такое сотворил
ухитриться... то есть ухитрил сотвориться - тьфу, простите! -
сотворить ухитрился... я бы ему за это!.. - доцент навис над столом, в
его карих глазах сиял нестерпимый блеск озарения. - Вот жаль, что у
нас принято лишь награждать посмертно, объявления да некрологи всякие,
"де мортуис аут бене, аут нихиль", понимаете ли!.. А вот вынести бы
Кривошеину выговор посмертно, чтоб другим неповадно было! Да строгий!
Да с занесением...
и гнида же вы, Хилобок!
заряд соли пониже спины. Азаров поднял голову: в дверях стоял
Кривошеин.
Разрешите войти?
из-за стола. У него вдруг сумасшедше заколотилось сердце. -
Здравствуйте... уф-ф, значит, вы не... рад вас видеть я добром
здравии! Проходите, пожалуйста!
облегчением отметил, что рука была теплая), повернулся к Хилобоку. У
Гарри беззвучно открылся и закрылся рот.
обяжете.
попятился к выходу, звучно стукнулся затылком о стену, нашарил рукой
дверь и выскочил прочь.
вдох и выдох, чтобы успокоить сердце, сел в директорское место и
почувствовал раздражение. "Выходит, я оказался жертвой какого-то
розыгрыша?!"
мне, что все это значит?! Что это за история с вашим, простите,
трупом, скелетом и прочим?
Кривошеин опустился в кожаное кресло возле стола. - Самоорганизующаяся
машина, об идее которой я докладывал на ученом совете прошлым летом,
действительно смогла развиваться... и развилась до стадии, на которой
попыталась создать человека. Меня. Ну, и, как водится, первый блин
комом".
Азаров, вспомнив о позавчерашнем унизительном разговоре со
следователем и о прочих переживаниях этих дней. - Почему?
мягкому валику кресла. - А почему вы не спросите, как мы это сделали?
Как нам удалось такое? Почему вас в первую очередь занимает личный
престиж, субординация, отношение других к вашему директорскому "я"?
получен некий результат. Мало ли о каких результатах сообщали ему
заведующие отделами и лабораториями, сидя вот так же напротив в
кожаном кресле! И только с изрядной задержкой Аркадий Аркадьевич начал
постигать, какой это результат. Мир пошатнулся и на минуту стад
нереальным. "Не может быть! Да нет, в том-то и дело, что может...
Тогда, все сходится и становится объяснимым".
Валентин Васильевич. И... извинения. Я погорячился, вышло неловко.
Тысяча извинений! Это действительно очень большое... э-э...
изобретение, хотя идеи о передаче я синтезе информации, заложенной в
человеке, высказывались еще покойным Норбертом Винером. (Кривошеин
усмехнулся.) Впрочем, это, разумеется, не умаляет... Я помню вашу
идею, видел позавчера в лаборатории некоторые... э-э... результаты
работ. Поскольку я сам в определенной мере причастен к системологии
(Кривошеин снова усмехнулся), то, следовательно, достаточно
подготовлен, чтобы принять то, что вы сказали. Разумеется,, а от души
поздравляю вас! Но согласитесь, Валентин Васильевич, что это
счастливое для науки событие могло бы носить менее озадачивающий в
даже в известной мере скандальный характер, если бы вы в течение
последнего года работы держали меня в курсе дела.
Валентин Васильевич! - Азаров нахмурил брови. - Я допускаю, что вас
унижает процедура приема (хотя все сотрудники института проходят через
нее, да и мое самому приходится подвергаться ей в различных
инстанциях). Но вы могли мне позвонить, оставить записку (не
обязательно докладную, по установленной форме), посетить меня на
квартире, наконец!
"Вот так... работаешь, работаешь!" - вертелось у него в голове. С
давней веры, и тех времен, когда его неудачный опыт с гелием в руках
другого исследователя обернулся открытием сверхтекучести, Аркадий
Аркадьевич таил к себе надежду увидеть, найти и понять новое в
природе, в мире. Он мечтал об открытии сладостно а боязливо, как
мальчишка о патере невинности. Но не везло. Другим везло, а ему нет!
Была квалифицированная, нужная, отмеченная многими премиями и званиями
работа, но не было открытия - вершины познания.
него огромное открытие, по сравнению с которым и его деятельность, и
деятельность всего института кажется пигмейской! Обошлись без него.
Более того: похоже, что его избегали. "Как же так? Что он - считал
меня непорядочным человеком? Чем я дал повод так думать о себе?" Давно
академику Азарову не приходилось испытывать таких сильных чувств, как
сейчас.
Васильевич, - продолжал академик, - я тем не менее озадачен и огорчен
таким отношением. Возможно, это шокирующе звучит, но меня этот вопрос
занимает не как ученого и не как вашего директора, а как человека:
почему же так? Ведь вы не могли не понимать, что моя осведомленность о
вашей работе не повредила бы, а только помогла бы вам: вы были бы
обеспечены надежным руководством, консультациями. Если бы я счел, что
требуется усилить вашу тему работниками или снабжением, то было бы
сделано и это. Так почему же, Валентин Васильевич? Я, конечно, не
допускаю мысли, что вы опасались за свои авторские права...
грустно усмехнулся Кривошеин. - Ну ладно. В общем-то хорошо, что вас
данный факт занимает прежде всего как человека, это обнадеживает...
Одно время мы колебались, рассказать вам о работе или нет, пытались
встретиться с вами. Контакт не получился. А потом рассудили, что пока,
на этапе поиска, так будет лучше. - Он поднял голову, посмотрел на
Азарова. - Мы не очень верили в вас, Аркадий Аркадьевич. Почему? Да
хотя бы потому, что вот и сейчас вы перво-наперво попытались, не узнав
сути дела, поставить открытие и его авторов на место: Винер
высказывал... Да при чем здесь винеровская "телевизионная" идея - у
нас все по-другому! Какие уж тут были бы консультации: вам, академику,
да показать свое незнание перед подчиненными инженерами... И еще
потому, что вы, прекрасно понимая, что ценность исследователя не
определяется ни его степенью, ни званием, тем не менее никогда не
отваживались ущемить "остепененных", их неотъемлемые "права" на
руководство, на вакансию, на непогрешимость суждений. Думаете, я не
знал с самого начала, какая роль мне была отведена в создании новой
лаборатории? Думаете, не повлияло на этот последний опыт ваше
предупреждение мне после скандала с Хилобоком? Повлияло. Поэтому и с
работой спешил, на риск шел... Думаете, не влияет на отношение к вам
то обстоятельство, что в нашем институте заказы для выставок и
различных показух всегда оттесняют то, что необходимо для
исследований?
поморщился Азаров.
Или по той "мелочи", что такая... такой... ну, словом, Хилобок
благодаря вашему попустительству или поддержке, как угодно, задает тон
в институте. Конечно, рядом с Гарри Хилобоком можно чувствовать свое
интеллектуальное превосходство даже в бане!
ты сам, другое дело, когда об этом тебе говорят подчиненные. Кривошеин
заметил, что перехватил, умерил тон.
вы участвовали в нашей работе - именно поэтому, а не в обиду вам я и
говорю все начистоту. Мы многого еще не понимаем в этом открытии:
человек - сложная система, а машина, делающая его, еще сложнее. Здесь
хватит дел для тысячи исследователей. И это наша мечта - окружить