каждый день. Так заповедал господь: "В поте лица твоего будешь есть хлеб
твой". А права - это хитрая выдумка изнемогшего борца, который хочет
закрепить за собой трофеи былой победы. Права Человека - это накопленная
сила вчерашнего дня. Но единственное реально существующее право - это
право на труд. Завоевания каждого дня... Как неожиданно предстало пред
Аннетой это зрелище - поле битвы за существование! Но оно ничуть не уст-
рашило ее. Мужественная женщина принимала бой, как необходимость, нахо-
дила это в порядке вещей. Она была к нему готова, она была молода и пол-
на сил. Победит - тем лучше! Будет побеждена - тем хуже для нее! (Но та-
кая не будет побеждена!..) Аннета не отвергала жалости, она отвергала
лишь слабость. Первейший долг человека - не быть малодушным!
ние верования, и на обломках старой морали воздвигалась новая мораль -
искренности и силы, а не фарисейства и слабости... Рассматривая в свете
этой новой морали мучившие ее сомнения, в особенности то, которое она
таила на самом дне души: "Имела ли я право родить ребенка? - Аннета от-
вечала себе:
Сумею - значит, я хорошо поступила. А не сумею - значит, плохо. Вот
единственная мораль, остальное все-лицемерие..."
работы на другую. Ходьба както подстегивала мысли. Сейчас, когда ее день
был строго распределен, мечты опять предъявили свои права. Но теперь это
были мечты бодрые, светлые, четкие, без всякого тумана. Чем меньше вре-
мени она им уделяла, тем настойчивее они заполняли каждую свободную ми-
нутку, подобно плющу, который, разрастаясь, покрывает стены. Свои новые,
более широкие понятия об истинной человеческой морали Аннета проверяла
опытом каждого дня. Труд и бедность открыли ей глаза. По-новому обнажа-
лась перед ней ложь современной жизни, которой она не замечала, пока са-
ма была ею опутана, чудовищная бесполезность этой жизни - девяти десятых
этой жизни, в особенности женской... Есть, спать, рожать... Впрочем,
последнее - как раз та десятая часть, которая полезна. А все остальное?
Так называемая цивилизация? То, что именуют "умственной деятельностью?..
Да создан ли действительно человек, vulgus umbrarum [43], для того, что-
бы мыслить? Он хочет себя в этом убедить, он внушил себе эту идею и дер-
жится за нее, как за все, освященное традицией. На самом же деле он ни-
когда не мыслит. Не мыслит, читая газету, сидя за письменным столом,
вертясь в колесе повседневной работы. Колесо вертится вместе с ним - и
все впустую. Мыслят ли девушки, которых она, Аннета, обучает? Что они
понимают в тех словах, которые слышат, читают, говорят? К чему сводится
их существование? Кое-какие сильные и мрачные инстинкты тлеют под воро-
хом мишуры. Желать и наслаждаться... Мысль - тоже мишура, которой они
украшают себя. Кого люди обманывают? Самих себя... Что кроется под обо-
лочкой современной цивилизации с ее роскошью, ее искусством, суетой и
шумихой? Ах эта шумиха! Она - одна из масок цивилизации, надеваемых для
того, чтобы думали, будто она стремится к какой-то цели! Какой цели? Она
летит вперед только для того, чтобы забыться... Под ее оболочкой - пус-
тота. А люди кичатся ею. Они кичатся этой мишурой, пустыми словами, поб-
рякушками. Как редки люди, жизнь которых - осуществление закона необхо-
димости! Тысячелетний зверь ничего не понимает и не внемлет голосу своих
богов и мудрецов: для него они только еще одна побрякушка. Он не выходит
из замкнутого круга желаний и скуки... До чего непрочно здание челове-
ческого общества! Оно держится лишь силой привычки. Оно рухнет сразу...
дость и горе рождаются в человеке не под влиянием отвлеченных идей, а по
каким-то глубоким внутренним причинам. Душа немощная может зачахнуть от
тоски и под безоблачным небом, а душа здоровая и сильная бодро выдержи-
вает шквалы, укрываясь за тучами, как солнце, и твердо веря, что буря
минет. Иногда Аннета приходила домой разбитая, и будущее казалось ей
беспросветным. Она ложилась в постель, засыпала - а проснувшись среди
ночи, способна была беспечно смеяться, вспоминая забавный сон. Или иной
раз сидит она вечером, согнувшись над работой, и, пока пальцы делают
свое дело, мозг делает свое. Вдруг ей придет в голову какая-нибудь смеш-
ная мысль - и вот уже ей весело! Она старается сдержать смех, чтобы не
разбудить Марка. Она твердит себе: "Какая я глупая!" - и утирает глаза.
А на душе уже легче. Эти ребяческие внезапные переходы от печали к ве-
селью были спасительным наследием предков. Когда сердце заволакивали ту-
чи, вдруг налетал ветер радости и разгонял их.
читать в собственной душе. А самой увлекательной книгой был ее сын.
перенес гораздо легче, чем можно было ожидать: ведь каждая перемена, к
лучшему она или к худшему, все-таки перемена. Малыш и сам при этом менял
кожу, подобно змейке... Как дети неблагодарны! Марк теперь отлично обхо-
дился без ласк и баловства Сильвии (а она-то была так уверена в своей
власти над ним!). Дня через два он перестал и вспоминать тетку.
детям. Из того нового, что появилось в его жизни. Марка больше всего ра-
довал лицей, куда мать посылала его скрепя сердце, да еще те часы, когда
он оставался в квартире один и когда некому было им заниматься.
из окон открывался широкий вид, простор над крышами, и Аннете больше ни-
чего не нужно было. Шум ей не мешал: как истая парижанка, она привыкла к
шуму и движению, она в них почти нуждалась. Ей даже как-то лучше мечта-
лось среди этой сутолоки. Да и характер ее, может быть, изменился с нас-
туплением зрелости. Полнота физической жизни и регулярный труд придали
ей уверенности в себе; она обрела то душевное равновесие, которое раньше
посещало ее не всегда, а если посещало, то ненадолго.
жившей одновременно и гостиной (вместо кровати здесь стоял диван), ком-
натушки Марка и фонаря, выходившего на угол двух улиц. По другую сторону
коридора, в котором было темно даже среди бела дня, находились столовая
окнами во двор и кухня, где почти все пространство было занято плитой и
раковиной.
Марк был еще слишком мал, чтобы протестовать. Он был в переходном воз-
расте между бесполым детством и первым неясным пробуждением в мальчике
мужчины: он вышел из детства и еще не достиг зрелости. Марк иногда воск-
ресным утром по-прежнему забирался в постель к матери и в торжественные
дни позволял ей одевать себя. Правда, в другое время у него бывали прис-
тупы даже чрезмерной стыдливости, всякие причуды и в особенности периоды
скрытности, когда он не терпел вмешательства в свои дела. Он потихоньку
закрывал дверь в свою комнату. Аннета ее опять открывала. Он не мог сде-
лать ни одного движения, чтобы она не услышала. Это было невыносимо. Ос-
тавалось только не шевелиться - тогда она о нем забывала, но ненадолго,
ненадолго!..
Лицей, в котором учился Марк, находился поблизости. Аннета отводила туда
сына по утрам, а когда бывала свободна (что случалось редко), то и днем.
Но приходить за ним в лицей она не могла - в эти часы она давала уроки.
Марк возвращался домой один, и мать это беспокоило. Попробовала она уго-
вориться с соседями, чтобы служанка, которую они посылали в лицей за
своим мальчиком, приводила домой и Марка. Но Марку это не нравилось, и
он постоянно удирал, не дождавшись служанки. Гордый собой, но немного
труся в душе, он шел домой один и запирался в пустой квартире. Пока не
вернулась мать, бывало так хорошо! Аннета бранила его за своеволие и не-
зависимость. Но, не признаваясь себе в этом дурном чувстве, она была до-
вольна, что у него нет товарищей. Она не доверяла товарищам, боялась,
как бы ей не испортили сына... Ее сына! Значит, она была твердо уверена,
что он принадлежит ей? Конечно, она старалась умерить эгоизм своей люб-
ви. Когда Марк был еще совсем мал, она испытывала слепую и жадную пот-
ребность как бы поглотить, растворить в себе это крохотное существо.
Сейчас было уже не так - сейчас она признавала в нем личность. Но она
убедила себя, что у нее есть ключ к душе мальчика, Что она лучше его са-
мого знает, в чем его счастье и чего он хочет. Она стремилась лепить эту
душу по образу и подобию того бога, которому тайно поклонялась. Как
большинство матерей, считая себя неспособной создать в жизни то, чего
хочет, она мечтала, что это будет создано тем, в ком течет ее кровь.
(Вечная мечта Вотана, которая вечно остается неосуществимой!)
руках. Не дать ему вырваться!.. И Аннета делала для этого, что могла,
делала больше, чем следовало! А Марк с каждым днем все дальше отходил от
нее. Она в унынии замечала, что все меньше и меньше понимает его. Хорошо
знала она только одно: его тело, состояние его здоровья, его болезни,
все малейшие их симптомы - тут чутье никогда ее не обманывало. Это доро-
гое, хрупкое тельце было у нее на глазах, она его касалась, мыла, ухажи-
вала за ним... Казалось, его можно видеть насквозь... Но что кроется в
его душе? Она пожирала глазами мальчика, обнимала ненасытными руками, он
весь принадлежал ей...
изучала его Аннета, ища хоть какого-нибудь сходства, стараясь убедить
себя, что оно есть... Нет, он не походил на нее: не тот лоб, не тот раз-
рез глаз. Он не унаследовал от Ривьеров и характеры ной формы рта, осо-
бенно заметной у Аннеты: губы у них были несколько выпячены, - казалось,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Перумов Ник
Никитин Юрий