Дмитрий уперся. Отослав жену с дочерьми в Новгород, укреплял город. Оба
сына, Иван и десятилетний Александр, оставались при нем. Передавали, что
хан вызывал Дмитрия в Орду, но князь не поехал. Кто и думал, что еще
обойдется. Сбежавшие в первые дни потихоньку возвращались домой.
Кончили, и Грикша предложил зарыть хлеб в яму (береглись уже и от
соседей). Яму рыли скрытно, в сарае. Обложили берестой, просмоленным
рядном. Тщательно заровняли, чтоб не найти. Грикша задышался, распрямляя
спину, вымолвил зло:
всякой засады. Великий князь Дмитрий спешил, рассылая повсюду послов,
как-то собрать колеблющихся князей, созывал рати. Посланные в Новгород
бояре укрепляли Копорье.
снег и скоро пушистою шубою укрыл поля и холмы. Снег лег как-то сразу,
плотно, и уже не таял. Ратники несли сторожу по дорогам. Федор изредка,
сменяясь, заглядывал домой. Приехал Терентий, Федора с прочими отправляли
в Новгород, где было неспокойно. Спорить не приходилось. Он напоследях
побывал дома. Опять оба беседовали с матерью, стараясь уговорить уехать.
Резать? Татары придут - уйду в лес! И туда не хочу... В Москву! Ближний
свет! Там только таких старух и не хватат!
прочие, еще не знал, придут ли татары или нет. И так хотелось верить, что
князья как-то договорятся, как-то поладят миром.
Мужики сидели по избам, кто и думал податься в лес, отлагал. Слишком давно
был последний татарский погром. Четверть века прошло с Неврюевой рати,
успели вырасти молодью, а старые подзабыли, и все как-то надеялись, авось
и минует еще...
воротился в Переяславль, когда из Владимира примчал мохнатый от инея
ратник с вестью: Андрей с татарской ратью подошел к Мурому! Рать великая,
ведут Кавгадый и Алчедай, татары все грабят по пути, а князь Андреевы
воеводы с ними - Семен Тонильич и Олфер Жеребец.
дорогам. Валы и кровли Переяславля полили водой - от огненных стрел
татарских.
присоединился стародубский князь Михаил Иванович. Старика и обвинять было
трудно. Беззащитное стародубское княжество лежало как раз на пути
татарских ратей и, в противном случае, было бы разгромлено полностью.
Федор Ростиславич Ярославский из Ярославля шел с ратью также на помощь
Андрею. Когда дошла весть, что и Константин Борисович Ростовский, которому
Дмитрий недавно помогал уладиться с братом, присоединился к Андрею,
Дмитрий закусил губу. Хуже всего было, однако, то, что другие, кто и не
перебежал к татарам, не спешили на помочь. Дмитрий Борисович Ростовский
пережидал, дмитровский князь пережидал тоже, не спешил на подмогу и
углицкий князь Роман, суздальские полки вообще не собирались выступать.
Подошли только тверская и московская рати.
ушедший украдом отряд. Оказывается, ночью снялись. В ближайшие дни ушли
еще две рати. Войско таяло на глазах. Поколебавшись, ушла наконец и
тверская помочь. Начали сниматься и уходили боярские дружины. Переяславцы
украдом тоже покидали город.
В Копорье, Бог даст, отсидимся!
с воеводой молча переглянулись, не в силах вымолвить того, что уже стало
явью.
Владимиру. Уже и у Юрьева, брошенного защитниками, появились их передовые
разъезды. Вал докатился до Суздаля, захлестнув в Ростовскую землю.
Суздальский князь и Дмитрий Борисович Ростовский расплачивались за
невмешательство. Впрочем, союзные волости Андрея татары тоже щадили не
очень. Вести ползли и ползли. Таяли рати.
к отступлению. Грузили припас, иное прятали. В монастырях спешно зарывали
в землю добро. Как только дружина Дмитрия выступила из Переяславля,
началось повальное бегство.
бестолково засуетилась.
Брошенная корова жалобно замычала вслед со двора. Выехали. Соседка,
Оксинья, выскочила на улицу.
блеяла скотина. Прохор, окриками погоняя замешкавшихся, уже выезжал на
двух санях.
сани, дети ревели в голос. Мужик, Пахом, отчаянно глядя на побелевшее лицо
жены, бестолково дергал вожжи, осаживая тоже перепуганную, прядающую
ушами, низкорослую, татарских кровей лошаденку. Старуха, Пахомова матка,
закусив беззубым ртом, отчего подбородок придвинулся к самому носу, молча
выносила иконы. По улице опрометью промчался верховой. Пахом потянулся к
нему всей шеей.
развихренной бородой, стоя, полосовал лошадь. Степановы ребятишки,
вцепившись друг в друга и в разводья саней, дружно мотались из стороны в
сторону.
опомнившаяся несколько Оксинья. - Трогай!
сторожко езжай! Углядит кто, не ровен час, донесут татарам, свою бы беду
на чужих свалить!
деревней, и вот вдали показались верховые. Чьи-то остановленные сани
свернуты в снег. Всадники рвут друг у друга добычу, потрошат узлы. Ребенка
хватают на седло, мать бьется в чьих-то руках, лошадь уводят, обрубив
постромки... На дороге - зарубленная старуха. И ворона, проследив черным
глазом умчавшихся верхоконных, сторожко подлетает, поворачивая голову.
Ближе и ближе, уже с плетня, с жадным любопытством глядит на мертвое тело:
не шевельнется ли? Кровь постепенно темнеет на снегу...
княжества, опустошили села под Тверью и вокруг Торжка. Спеша дорваться до
добычи, они плохо слушали своих воевод, а уж Андреевых и подавно. Да
похоже, татарские мурзы и не спешили останавливать своих ратных, давали
ополониться досыти.
мерзли и гибли. Рати уходили, бросая города. Только в княжеских столицах,
таких, как Ростов, Тверь, Суздаль, был какой-то порядок. Тут князья сами
вооружали ратных, обходили стены, да и баскаки удельных городов не
дозволяли своим врываться и грабить. На всей остальной земле власти больше
не было. Кое-кто и сам пускался в разбой (спишут на татар!), били скот,
очищали брошенные хоромы. Каждый спасался как мог. Иные, с ребятишками,
бестолково мотались по дорогам, некормленые кони лезли в огорожи,
раздергивая стога сена, а хозяева с вилами в руках обороняли свое добро. И
не в редкость было видеть там - пропоротого насмерть мужика у остожья,
здесь - убитых вилами коней. Там и сям подымались дымы пожаров. Мороз
крепчал. По ночам звезды голубым холодом обжигали серебряную землю, и
жизнь, бесприютная, медленно гасла под высоким небом, в изножиях строгих,
в снежных саванах, елей.
велел тушить пожары (ждали самого князя Андрея), поставил сторожу у
княжого терема и разрешил три дня грабить город. Грабить, впрочем, после