кулаке!)
диво хорошим хозяином, рачительным, строгим и добрым, и полочане стали за
него стеной. После постыдной для Ягайловых кметей сшибки обезоруженного
Скиргайлу привязали на спину старой клячи и с бранью выпроводили вон из
города. Пришлось снова юлить, заискивать, сваливать вину на бояр на
брата... И Ягайле опять поверили! Самого Ягайлу озадачил бесхитростностью
своею Кейстут!
установился летний путь, Войдыло ускакал в земли Ордена и - словно пропал
там. Наконец вернулся, задумчивый и хмурый. Уединясь с Ягайлою, самолично
проверил запоры дверей, даже под стол заглянул. Прокашлял, сказал, низя
глаза:
затопать ногами, согнать с очей наглого холопа. Щит и меч земли отдать ни
за что! Войдыло опасливо подымает очи. Бритое, с долгими тонкими усами,
как у кота, лицо господина необычайно, безулыбчиво хмуро. Глаза потускли и
холодны. Он глядит на него и сквозь, спрашивает, помедлив:
Жемайтию! И только не хочет продешевить, остаться в дураках при этой
унизительной мене.
Витовт впоследствии столь же беззаботно станет торговать Жемайтией,
вотчиною своего отца! Литва, Литва, оглянись на тех, с кем ты связываешь
свое прежнее величие!
Довидишки съезжаются Ягайло со свитою и магистр Ордена со всеми
командорами. Чтобы скрыть от Кейстута настоящую цель съезда, приглашен и
Витовт Кейстутьевич. Цель сборища - якобы мирные переговоры,
сопровождаемые охотою и пирами. В окрестных дубравах трубят рога.
молодой вепрь-секач, кто-то в одиночку свалил медведя... Над
расставленными шатрами - цветные штандарты. Ягайло поражает гостей
варварской роскошью нарядов, лионскими шелками и старинною византийской
парчой. Трубят рога, переливчато завывают волынки, льются вина и стоялые
княжеские меды.
пирах; присматривается к немцам, ловит то, чего еще не умеет сам в
обхождении и вежестве, пытается перенять. Но в глубокой тайне от него и
верных его кметей ведутся, чаще под покровом ночи, иные речи, принимаются
взаимные клятвы, подписывают обоюдные грамоты. Кейстута и его потомство
положено лишить всех владений. Троки и Городень отходят к Ягайле. Жмудь
отдается немцам. Решаются судьбы Дорогичинской земли и Подляшья. Войдыло,
спавший с лица, почти не спит, шныряет туда и сюда, обминают последние
острые углы, уряжают, кому чем владеть, когда род Кейстута будет изгнан
навсегда со всех своих владений... Творится гнусное предательство, и все
ведают, что это предательство, и все молчат.
Кейстутов, фон Лебштейн, командор остерецкий, крестный отец Донаты, дочери
Кейстута, когда та принимала крещение при вступлении в брак с мазовецким
князем. Но дело даже не в родстве... Фон Лебштейну становится невыразимо
пакостно оттого, что так подло обманывают именно Кейстута, воина и рыцаря,
прославленного своей честью и прямотой. Это был один из тех - увы, не
столь уж и частых - случаев, при которых испытываешь гордость, а не стыд
за человечество.
рыцарь в доспехах с опущенным забралом и без штандарта, который хочет
непременно видеть самого хозяина Трок.
рушником. (Рыцарь без штандарта, без знаков отличия и герба? Кто же
такой?)
голос, измененный забралом, невнятен - просит удалить холопов. Сам отдает
меч прислужнику. Кейстут, помедлив, склоняет голову. Слуги выходят. Рыцарь
откидывает забрало, покрутив головою, снимает шелом. Они обнимаются. Скоро
фон Лебштейн, не снимая доспехов, сидит за столом и жадно ест, а Кейстут,
распорядив, чтобы накормили слуг и коней приезжего, сам задвигает засовы
дверей.
кусок, - и я приехал тебя остеречь! Ягайло беспрестанно посылает Войдылу к
магистру, и даже договор с нами подписан, чтобы отнять у тебя волости!
Кейстуту.
доведется скрестить оружие в бою и биться насмерть! Биться, но не
предавать друг друга! Он вновь надвигает свой круглый клювастый шлем,
опускает забрало. Кейстут доводит его до порога, но тут остерецкий
командор делает ему воспрещающий знак рукою: провожать далее простого
рыцаря хозяин Трок не может, а знать, что в гостях у князя был кто-то из
высших званием, не должно никому даже из верных слуг.
удаляющийся цокот копыт по камням двора, наконец хлопает в ладоши.
Стремянному, из верных верному, говорит вполгласа, приблизив вздрагивающее
в закипающем гневе лицо:
дружбе, а он договорился с немцами на нас!> Повтори! - Встряхивает
стремянного за плечи. - И помни, никому более!
хоть выжми. Велел подать чистую льняную сорочку. Проходя в шатер, узрел
отцова стремянного, поморщил чело: опять наставленья родительские, надоело
уже! Серебра бы прислал поболе! Но кметь заступает ему дорогу. Приходится
- неволею - выслушивать смерда! Витовт внемлет, кивает, не понимая ничего,
вникает, наконец, думает, дивится, встряхивает кудрями, отвергая все
сказанное: сплетня! Про себя прикидывает: <Ягайло?! Да не поверю ни в
жисть! Мелок он на такое!> Витовт не верит, как не верят многие, а - зря!
скачет на выручку, по пути собирая ратных. Немцы настигнуты и осаждены в
пограничном замке Бейербург. В Вильну уходят грамоты с просьбою о подмоге
(ибо Витовт уговорил-таки отца не поверить известию: мол, и Лебштейн мог
ошибиться, и ему сообщили сплетню, не более... <Да знаю я, наконец, Ягайлу
как себя самого!>).
выбивать оттуда Андрея Горбатого! И взбешенный отец пишет сыну (Витовт в
Троках сейчас): <За Войдылу отдал мою племянницу, уговорился с немцами на
мое лихо, и вот с кем мы теперь воюем? С немцами? А он с ними заодно
добывает Полоцк!>
единства действий, не обнаруживает изменного замысла. И тогда Кейстут,
оставив немцев в покое, поворачивает войска. Конница изгоном идет к
Вильне. Первого ноября 1381 года ветераны Кейстута уже под Вильною.
Крепость сама открывает ворота хозяину Трок.
схвачены. В потаенной Ольгердовой комнате Кейстут разбивает крышку
дорогого окованного железом ларца (некогда ждать и искать ключ), достает
бумаги. Испуганный печатник жмется в углу, взглядывает на застывших как
изваяния Кейстутовых воинов. Старый князь меж тем, так и не снявши
доспехов, горбится за столом. Горящие глаза бегают по строчкам. Немецкий
Кейстут знает отлично, ведает и латынь. Тут уж сомневаться не в чем - вот
договор! Вот собственноручное послание Ягайлы... <Боги!> - На миг он
закрывает руками лицо. Потом встает, тяжело швыряя свиток в лицо казначею.
дворца, задержали в городских воротах. Кейстут встречает холопа стоя.
Худой и страшный, оглядывает с головы до ног. И когда их глаза
встречаются, предатель понимает, что обречен.
спрашивает, ни к чему! Говорит наконец одноединое слово: <Повесить!>
Тот молчит и только на лестнице уже, понявши наконец, куда его ведут и
зачем, начинает выть. Не плакать, не просить пощады, а именно выть, почти
по-волчьи. И этот удаляющийся - пока Войдылу стаскивают вниз по лестнице -
заполошный вой бьет по ушам, по нервам. И когда вбегает раскосмаченная, с
расширенными глазами Маша - спасти, защитить, помочь! - Кейстут молча
отстраняет ее рукою, и она валится на колени, и вдруг, услыша далекий
нечеловеческий уже вой, начинает вся дрожать крупною дрожью, а Кейстут
смотрит на нее, и в каменных его чертах мелькает бледная тень сочувствия к
этой молодой и столь заблудившейся жизни.
повисает, не вздрогнув, только дрожит веревка, натянувшись струной, да
капает вниз, на плиты, стекающая с расшитых жемчугом сапогов моча.
немцами:
великому князю Ягайле никакого зла не сделал, не дотронулся ни до имений
его, ни до стад его, и сам он у меня не в плену, ходит только за моею
стражей. Отчину его, Витебск и Крево, все отдам, и ничего не возьму, и ни
Максимов Альберт
Русанов Владислав
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Андреев Николай