мощение двора и крытый второй двор. Углы строений резаны в новгородский
крюк и в прочную кривую лапу.
похожи на новгородские. Поморянское строение рубилось из сосны да ели, а
новгородское - из дуба. Для взора в этом-то и была, пожалуй, главная
разница...
берегу вместе со своей женой-биарминкой:
точь-в-точь такие же гнездышки, как те, в которых они разевали желтые
клювы и растили на голой коже первый пух.
Во дворе Изяслава живут его младшие братья с семьями, женатые сыновья,
дочери с мужьями. Немало нанятых подмастерьев и работников, но своих
кровных больше.
первые подмастерья биармины Онг, Тролл и Болту. Они пообрусели и прижились
к главному мастеру.
железного умельства, отстал один Расту. Овладев мастерством, он жил со
своим родом по морю на закат от Усть-Двинца.
повольников, который, как Сувор, женился на доброй миловидной биарминке и
через жену породнился чуть ли не с четвертью всех биарминов.
на том почти остановился. Новгородские выходцы не забыли общего решения
поставить один, главный и сильный городок, пригород Новгорода, но не
исполнили.
Мезени и по морскому берегу жило до трехсот семей, и поодиночке - заимками
и кучками - починками. Раздробленности содействовали богатство охоты в
новом краю и, как уже поминалось, безопасность жизни.
рассыпались по удобным местам, охотно перемешивая свои дворы с дружескими
стойбищами биарминовских родов.
топорами, теслами, гарпунами и всей прочей железной снастью и оружием. По
примеру новгородцев, биармины научились по-настоящему обрабатывать дерево.
довольствовались кожаными и берестяными вежами, на зимовьях же иные уже
срубили настоящие дома...
своих, всем людством дружно выносили короба с рудой и уставляли на телеги.
телеге повел лошадь под уздцы Изяславик, сын Сувора и Бэвы. С ним вместе
старался другой мальчик, тремя или четырьмя годами поменьше, - Гордик.
оглядывались назад. Изяславик успел приласкаться к дяде Одинцу, а Гордик
побывал у отца на руках.
Нет, подождете. Одинец пошел не за телегами, а к своему двору. Гордик
вырвался и припустил за отцом. Побежал бы и Изяславик, но нельзя, он не
маленький, ему недавно пошло уже одиннадцатое лето. Как бросить лошадь?
Дорога, вишь, какая, еще вывернется телега-то. Уж коль взялся за дело так
делай, - это сам дядя Одинец говорил.
3
богатства, не гнался, оно само пришло.
биарминов и Гинока. И совсем не быть бы своему двору, не выполни Одинец
сокровенную от других волю покойного побратима Доброги.
отдал старшинам виру, что на нем тяготела за убийство нурманнского гостя
Гольдульфа. Одинец ступал чужаком по мощеным улицам и площадям города и
недолго загостился у тестя Изяслава. Его тянуло поскорее вернуться домой,
к двинским и морским берегам. И Заренка не просила мужа подольше погостить
у кровных.
холодеет место, оставленное девушкой. Самой же ей любо быть хозяйкой и
править своим домом. Заренка держала свой дом властной рукой, жена Гинока
и другие биарминки ей ни в чем не перечили, жизнь шла без свар и помехи
твердым русским порядком и уставом.
кафтан. Одинец знал, что хозяйка озаботилась и баню затопить, как только
услышала о возвращении. Из печи торопились горшки, из погребов будто сами
бежали моченые и соленые прикуски. Наполнялись ковши.
старшины. Радостно сиял Ивор, Иворушка, приемный сын Одинца, дитя,
рожденное Заренкой от крови Доброги. Все верили, что в теле Ивора,
пришедшего в мир после смерти отца, жила смелая душа первого ватажного
старосты. Но для Одинца он был не пасынком, а сыном.
радостен муж и отец. Но чем ему насытить сердце, если оно хочет самого
простого, доступного в жизни для всех, а для него одного невозможного, об
этом он знает один. Принимая из рук Заренки ковш, Одинец встал, по
русскому обряду поцеловал жену-хозяйку в губы и до дна осушил первую чашу.
Глава вторая
1
для варки железа всегда отводились подальше от строений. Усть-двинецкие
поморяне держали свои домницы выше городка, вблизи речного протока.
называли домницей, а почему - кто знает.
в применении к человеку. Оно, как и ошеломленный, то есть оглушенный
ударом по шелому, по шлему, осталось до нашего времени в русском языке.
кличка превратилась в легче произносимое, более звучное слово домница,
домна. Говорят, что к железоплавильной печи пристало примененное в шутку
женское имя Домна.
восточноправославного христианского вероисповедания, а плавить руду в
домницах славянские и иные племена на Руси умели за многие века до
появления на их землях первого греческого монаха.
растворе песка с глиной. Снизу внутрь печей для воздуха, гонимого мехами,
были проведены тонкие трубки из обожженной глины. Каждая домница была
высотой по шею человеку, а толщиной в три обхвата.
и мелочи, и железной рудой, смешанной с крупным речным песком и печной
золой, мытой в воде. На печной под уже был заложен зажженный древесный
трут для запала угля. Домницу грузили в четыре ковша раз за разом - как бы
не задохнулся трут!
мехами - дмать домницу, - а другие закладывали горло каменным сводом с
дырой - продухом.
тонким мастерством, как калить кованое изделие. Вначале следует сильно
поработать мехами, чтобы разжечь угли. Но если продолжать быстро "гнать
домницу", можно погубить все дело. Скородельное железо получается
каменно-жестким и колким; оно, сколько его ни разогревай в горне, крошится
под молотом. За негодность такое железо звали свиным. Его куски годились
лишь для навески к сетям вместо каменных или глиняных грузил.
работе мехами, "малом дмании", железо совсем не вываривалось из руды. Оно
срасталось в орехи и рассыпалось бурой тяжелой окалиной - опять пропали
труды!
настоящие мастера всегда окружались почетом: не счастьем, не удачей, как в
иных делах, - успех в плавильном деле достигался сознательным умельством и
в своей трудности считался доступным не каждому, но лишь особо способному
человеку.
прекратить работу мехов - дмание.
выделения из руды драгоценного металла, без которого в жизни не ступишь
шага, мастер соображал по времени, по горячему тяжелому духу из продуха в
своде и, главное, по своему умельству.
помощники, притащили горшки с горячим варевом, миски, ложки. Ивор в
холстинном мешке принес каравай хлебушка.