Чтение 61–й страницы книги ~Король холопов~

При этих словах слезы брызнули из ее глаз, и она бросилась в кресло с
закрытыми глазами, судорожно вздрагивая в истерическом плаче. Енджик,
стараясь ее успокоить, прошептал несколько утешительных слов, но, не
дождавшись ответа, видя наконец, что бесполезно было бы убеждать ее, вышел
расстроенный и так погруженный в свои мысли, что даже не заметил, как
очутился дома.

- Кристина погибла! - повторял он про себя; - спасенья нет!

Несколько часов спустя Казимир возвратился к Рокичане и, пробыв у нее
час, вышел оттуда весь сияющий, веселый; он приказал Добку, бывшему вместе
с ним, тотчас же готовиться к отъезду. Препятствием для отъезда могло
служить отсутствие Кохана, который с самого утра отправился на дуэль с
Гашем, и о котором до сих пор не было известий. Хотя королю очень хотелось
иметь Кохана при себе, однако, он не решался оставаться дольше в Праге.

- Он нас догонит, - обратился Казимир к Добку, - ждать здесь опасно.
Чего доброго при дворе узнают! Пойдут потом толки да пересуды.

Уже были готовы к отъезду, как прибежал слуга Вуйка с известием, что
Кохан лежит, тяжело раненный в руку, и должен оставаться несколько дней,
пока рана не заживет.

Король был очень недоволен, однако велел свите тронуться в путь, а
сам щедро вознаградив монахов, в сопровождении Добка поехал к дому Вуйка,
желая увидеться с Коханом и поговорить с ним наедине.

Со стороны Казимира такое путешествие среди бела дня по многолюдным
улицам города было большим риском; но он себя чувствовал в этот день таким
смелым и отважным, что его прельщала мысль вмешаться в толпу и не быть ею
узнанным.

Когда Казимир вошел в комнату, он нашел Кохана лежащим в постели с
перевязанной рукой и разговаривающим со своим хозяином.

При виде короля Рава сильно смутился и от волнения ничего не мог
сообразить. Казимир знаком показал ему удалить присутствовавших в комнате.

Они остались одни.

- Ты должен остаться в Кракове, - быстро промолвил король. - Смотри
за Рокичаной; она дала мне слово. Отправь ее в Краков; по дороге
остановитесь в Тынце, я тоже там буду, и аббат Ян нас обвенчает. Пусть
едет, пусть как можно скорее едет, а ты, если обстоятельства уже так
сложились, сопровождай ее. Вержинек пришлет тебе денег. Смотри, не медли.

Кохан не успел ответить; Казимир, закутываясь в плащ, уже собирался
уходить.

- Ты будешь вознагражден за рану, - прибавил он, - так как ты ранен
из-за меня. Не огорчайся, приезжай поскорее, а пока будь здоров.

Насколько ему позволяла раненая рука, Рава склонился перед королем,
который приветливо ему улыбнулся, вышел и сел на коня.

Раненый Кохан должен был в течение нескольких дней оставаться дома;
его лечил самый лучший врач, пользовавшийся славой хирурга, а заботливая
Зоня ухаживала за ним, как за братом.

Между тем, в Праге никто не узнал о пребывании польского короля:
Енджик молчал, а Рокичана, хоть и готовилась к отъезду, но тщательно
скрывала это, исполняя просьбу Казимира - ничего не разглашать
преждевременно.

Боязнь и нерешительность первых минут совсем прошли; надежда
сделаться королевой завладела всеми ее мыслями, рисуя ей все более и более
заманчивую будущность. Енджик, пытавшийся было поколебать ее решение, был
так бесцеремонно выгнан, что не смел более показываться ей на глаза. И он
тоже усомнился. Он понял, что богатая мещанка не могла отказаться от
такого счастья, от такой завидной доли.

Ни родне своей, ни брату мужа Рокичана ни о чем не сказала; в ней
можно было лишь заметить какую-то внутреннюю перемену, все увеличивающуюся
гордость и своеволие.

Дома и со всеми близкими она уже заблаговременно держала себя как
королева. Не переносила ни малейшего возражения. С людьми она виделась
меньше обыкновенного. Гашу совсем отказала и заперлась у себя дома.

О ее приготовлении к отъезду знали лишь экономка и Зоня, которую
Кохан, верный своему слову, приставил к Рокичане, ручаясь, что девушка не
выдаст тайны. Она хоть и была болтушкой, но желание попасть в число
придворных будущей королевы заставляло ее молчать.

Рана Кохана скоро зажила, благодаря умелому лечению врача, и он мог
бы с подвязанной рукой отправиться в Краков, но нарочно оставался, чтобы
сопровождать Рокичану.

Труднее всего было вырваться из Праги, не обратив на себя внимания
родни, которая могла бы воспротивиться этому, не зная цели путешествия.
Братья мужа с некоторого времени подозрительно смотрели на свою золовку,
наблюдали за ней и как будто о чем-то догадывались. Позволить ей стать
наложницей, хотя бы и королевской, они никогда бы не согласились, а в
крайнем случае удержали бы ее силой.

Поэтому Кохан посоветовал Рокичане притвориться больной, не выходить
из дому и никого не принимать. Сам он взялся собрать свиту и держать ее
наготове. Старая экономка должна была остаться, чтобы отвечать на все
расспросы о болезни своей госпожи, а Зоня - сопровождать ее в дороге.

Королевский фаворит торопил Рокичану, принуждаемый к этому
постоянными письмами своего господина; сундуки с нарядами и
драгоценностями были заранее отправлены, и, наконец, в назначенный вечер
вдова проскользнула через заднюю калитку и прошла за ограду, где ее
ожидали лошади и свита. Сильно взволнованная, она выехала из Старой Праги,
чтобы добиться короны, о которой она так мечтала, и для получения которой
она пожертвовала всем.

В назначенный день Казимир прибыл в Тынец, сопровождаемый несколькими
близкими придворными, но ни на лице его, ни на лицах его спутников,
свидетелей будущего торжества, не было той радости, того покоя, которые
появляются при исполнении желанного и давно решенного предприятия.

Все, которым король доверился и сообщил о том, что аббат Ян обещал
обвенчать его с Рокичаной, приняли это молча, с грустью, робко выражая
свое сомнение, будет ли этот брак признан действительным, а потомство
законным.

Людовик, назначенный будущим наследником короны на случай отсутствия
мужского потомка у Казимира, имел друзей среди приближенных короля и среди
его родни. Злые языки болтали о подкупе и о различных заманчивых
обещаниях; кроме того, у дворян могли быть еще и другие причины: король
Людовик обещал землевладельцам, этому сословию, преимущественно обиженному
Казимиром, новые привилегии, которые должны были в будущем доставить им
большое значение.

Поэтому дворяне, соблазненные обещаниями королевы Елизаветы и ее
сына, косо смотрели на новый брак; они не могли рассчитывать получить то
же от законного наследника, который имел бы больше прав на корону, чем
Людовик, а потому склонялись на сторону последнего.

Что же касается духовенства, то даже наиболее преданные королю
единогласно утверждали, что обряд венчания, совершенный аббатом, в глазах
церкви будет недействительным.

Сам ксендз Ян, в минуту возбуждения легкомысленно взявший на себя это
обязательство, начал беспокоиться и обратился за советом к людям, сведущим
в церковном праве; из разговоров с ними он убедился, насколько вся его
затея необдуманна. Те немногие, которым он доверился, объяснили ему всю
рискованность предприятия, которое грозило королю покаянием, а для аббата
не могло пройти безнаказанным.

Если бы не слово, данное им королю, он готов был отказаться, но это
был человек, сильный духом, и он решил исполнить свое обещание, какие бы
ни были последствия. Он не сомневался, что король будет защищать его и не
дозволит ему погибнуть.

Рокичаны еще не было в Тынце, когда ксендз Ян торжественно встретил
Казимира в воротах старого аббатства и повел его в приготовленные обширные
покои, находившиеся вне монастырской ограды.

При встрече король и аббат прочли друг у друга на лице не то, что
ожидали. Казимир был обеспокоен и раздражен, ксендз Ян не мог скрыть
сомнений, которые его мучили. Не будучи в состоянии скрывать их и не желая
притворяться перед Казимиром, он высказал ему все свои опасения, лишь
только они остались вдвоем в комнате, отведенной королю для отдыха.

- Милостивый король, - произнес он, - я должен сознаться в грехе. Моя
любовь к вам довела меня до того, что мое страстное желание услужить вам
показалось мне исполнимым.

При этих словах ксендз Ян тяжело вздохнул.

- Но к сожалению, - продолжал он, - я вижу, что я ошибся.
Обвенчать-то я вас обвенчаю, но наши суровые, строгие законы, которых
нельзя обойти, противятся этому браку. Все наши юристы утверждают, что
этот брак не будет иметь значения. Не могу я умолчать об этом перед вами,
тем более, что это касается будущего наследника престола, и если бы
Господь нам даровал его, они добьются того, что этот брак будет признан
папой незаконным. Как бы то ни было, королева - хоть отец и берет ее в
Германию - жива. Ваш брак с ней был законным. Если бы вы, ваша милость не
жили с ней ни одного дня, тогда можно было расторгнуть эти узы. Но вы
пятнадцать лет молчали...

Король грустно поник головой, как бы с равнодушной решимостью.

- То же самое я слышал и от других, - тихо произнес он. - Но,
полагаясь на вас и на ваше слово, я дал уже слово этой женщине, которая
вскоре должна сюда прибыть; я не могу взять его обратно! Это было бы
недостойно меня, а за грех, как видно, придется впоследствии понести
наказание. Делать нечего, поздно, - грустно продолжал король. - Борьба с
судьбой, отказавшей мне в семье, завела меня слишком далеко. Я выйду,
вероятно, из нее побежденным, потому что судьба и Божья воля сильнее нас,
но я хочу бороться до последней минуты. Кто знает? Господь может
смилостивиться.

Аббат ничего не ответил.

Лица всех присутствующих были озабочены и нахмурены. Многие были