вошли на кухню.
Все они остались, не желая показывать претензию, - одни из трусости, другие
по решительному убеждению в полной бесполезности всякой претензии. Был тут
и Аким Акимыч, закоренелый и естественный враг всех подобных претензий,
мешающих правильному течению службы и благонравию. Он молча и чрезвычайно
спокойно выжидал окончания дела, нимало не тревожась его исходом, напротив,
совершенно уверенный в неминуемом торжестве порядка и воли начальства. Был
тут и Исай Фомич, стоявший в чрезвычайном недоумении, повесив нос, жадно и
трусливо прислушиваясь к нашему говору. Он был в большом беспокойстве. Были
тут все острожные полячки из простых, примкнувшие тоже к дворянам. Было
несколько робких личностей из русских, народу всегда молчаливого и
забитого. Выйти с прочими они не осмелились и с грустью ожидали, чем
кончится дело. Было, наконец, несколько угрюмых и всегда суровых
арестантов, народу неробкого. Они остались по упрямому и брезгливому
убеждению, что все это вздор и ничего, кроме худого, из этого дела не
будет. Но мне кажется, что они все-таки чувствовали себя теперь как-то
неловко, смотрели не совсем самоуверенно. Они хоть и понимали, что
совершенно правы насчет претензии, что и подтвердилось впоследствии, но
все-таки сознавали себя как бы отщепенцами, оставившими артель, точно
выдали товарищей плац-майору. Очутился тут и Елкин, тот самый хитрый
мужичок-сибиряк, пришедший за фальшивую монету и отбивший ветеринарную
практику у Куликова. Старичок из Стародубовских слобод был тоже тут.
Стряпки решительно все до единого остались на кухне, вероятно по убеждению,
что они тоже составляют часть администрации, а следовательно, и неприлично
им выходить против нее.
почти все вышли.
hais ces brigands12. Неужели вы думаете хоть одну минуту, что их претензия
состоится? Что за охота соваться в нелепость?
----
озлобленный старик. Алмазов, бывший тут же, поспешил поддакнуть ему в
ответ.
решительно подошел он к фрунту. В этих случаях он действительно был смел и
не терял присутствия духа. Впрочем, он почти всегда был вполпьяна. Даже его
засаленная фуражка с оранжевым околышком и грязные серебряные эполеты имели
в эту минуту что-то зловещее. За ним шел писарь Дятлов, чрезвычайно важная
особа в нашем остроге, в сущности управлявший всем в остроге и даже имевший
влияние на майора, малый хитрый, очень себе на уме, но и не дурной человек.
Арестанты были им довольны. Вслед за ним шел наш унтер-офицер, очевидно уже
успевший получить страшнейшую распеканцию и ожидавший еще вдесятеро больше;
за ним конвойные, три или человека, не более. Арестанты, которые стояли без
фуражек, кажется, еще с того самого времени, как послали за майором, теперь
все выпрямились, подправились; каждый из них переступил с ноги на ногу, а
затем все так и замерли на месте, ожидая первого слова или, лучше сказать,
первого крика высшего начальства.
даже с каким-то визгом на этот раз: очень уже он был разбешен. Из окон нам
видно, как он бегал по фрунту, бросался, допрашивал. Впрочем, вопросов его,
равно как и арестантских ответов, нам за дальностью места не было слышно.
Только и расслышали мы, как он визгливо кричал:
накинулся он на кого-то.
отделился и отправился в кордегардию. Еще через минуту отправился вслед за
ним другой, потом третий.
в отворенные окошки. - Всех сюда! гнать их сейчас сюда!
имеют претензии. Он немедленно воротился и доложил майору.
- Все равно, всех сюда!
шли, точно понурив голову.
становитесь сюда, в кучку, - говорил нам майор каким-то уторопленным, но
мягким голосом, ласково на нас поглядывая. - М-цкий, ты тоже здесь... вот и
переписать. Дятлов! Сейчас же переписать всех довольных особо и всех
недовольных особо, всех до единого, и бумагу ко мне. Я всех вас
представлю... под суд! Я вас, мошенники!
но как-то не очень решительно.
Тем хуже для них!..
откуда послышался голос. - Это ты, Расторгуев, ты крикнул? В кордегардию!
отправился в кордегардию. Крикнул вовсе не он, но так как на него указали,
то он и не противоречил.
три дня не...! Вот я вас всех разыщу! Выходите, довольные!
десятков голосов; остальные упорно молчали. Но майору только того и надо
было. Ему, очевидно, самому было выгодно кончить скорее дело, и как-нибудь
кончить согласием.
знал. Это зачинщики! Между ними, очевидно, есть зачинщики! - продолжал он,
обращаясь к Дятлову. - Это надо подробнее разыскать. А теперь... теперь на
работу время. Бей в барабан!
расходились по работам, довольные по крайней мере тем, что поскорей с глаз
долой уходили. Но после разводки майор немедленно наведался в кордегардию и
распорядился с "зачинщиками", впрочем не очень жестоко. Даже спешил. Один
из них, говорили потом, попросил прощения, и он тотчас простил его. Видно
было, что майор отчасти не в своей тарелке и даже, может быть, струхнул.
Претензия во всяком случае вещь щекотливая, и хотя жалоба арестантов в
сущности и не могла назваться претензией, потому что показывали ее не
высшему начальству, а самому же майору, но все-таки было как-то неловко,
нехорошо. Особенно смущало, что все поголовно восстали. Следовало затушить
дело во что бы то ни стало. "Зачинщиков" скоро выпустили. Назавтра же пища
улучшилась, хотя, впрочем, ненадолго. Майор в первые дни стал чаще навещать
острог и чаще находил беспорядки. Наш унтер-офицер ходил озабоченный и
сбившийся с толку, как будто все еще не мог прийти в себя от удивления. Что
же касается арестантов, то долго еще после этого они не могли успокоится,
но уже не волновались по-прежнему, а были молча растревожены, озадачены
как-то. Иные даже повесили голову. Другие ворчливо, хоть и несловоохотливо
отзывались о всем этом деле. Многие как-то озлобленно и вслух подсмеивались
сами над собою, точно казня себя за претензию.
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Буркатовский Сергей
Белов Вольф
Шилова Юлия