интереса, какой возбудил в ней этот ответ. - Усталость от безделья!
в голове и такую слабость, что не в состоянии ходить.
повернулась лицом к окну; увидав Генриха, проходившего по двору после своего
разговора с де Муи, она встала с постели, чтобы лучше разглядеть его, и
почувствовала угрызения совести, которая невидимо, но непрестанно бурлит в
глубине души даже у людей, закоренелых в преступлениях.
командира своей охраны.
здоров телом.
удалились; задержались только три-четыре человека - самых близких, но
Екатерина нетерпеливо выпроводила их, сказав, что хочет побыть одна.
к потайному шкафу, скрытому за панно в деревянной резной обшивке стен,
отодвинула раздвижную дверь и вынула из шкафа книгу, бывшую, судя по измятым
страницам, в частом употреблении.
подперла голову рукой.
резь в глазах, воспаление неба. Кроме головной боли и общей слабости,
упоминаются и другие симптомы, но они не заставят себя ждать.
оттуда - на живот, сжимает сердце как будто огненным кольцом и, наконец,
молниеносно поражает мозг".
двенадцать часов на гангрену, шесть на агонию - всего тридцать часов. Теперь
предположим, что всасывание пройдет медленнее, чем растворение в желудке,
тогда вместо тридцати часов понадобится сорок, допустим даже сорок восемь;
да, сорока восьми часов будет достаточно. Но почему же Генрих-то не слег?..
Во-первых, потому, что он мужчина, во-вторых, потому, что он крепкого
сложения, а быть может, и оттого, что после поцелуев он пил, а потом вытер
губы.
королевским столом. Он пришел, пожаловался на головную боль, ничего не ел и
ушел сразу после обеда, сказав, что не спал почти всю ночь и что ему
совершенно необходимо выспаться.
проследить за ним. Ей доложили, что король Наваррский пошел к г-же де Сов.
будет отравлен смертельно; раньше этому, видимо, помешал какой-то несчастный
случай".
ей, чтобы она продолжала играть роль больной.
обедать к королю. Поговаривали, что г-же де Сов становится все хуже и хуже,
а слух о болезни Генриха, пущенный самой Екатериной, распространялся, как
некое предчувствие, причину возникновения которого никто объяснить не может,
но которое носится в воздухе.
Сен-Жермен, чтобы он лечил там ее любимого слугу.
врача, который скажет то, что прикажет она. А если бы, сверх всякого
ожидания, в эту историю вмешался другой врач и весть о новом отравлении
ужаснула весь двор, где подобного рода известия давно уже возникали нередко,
Екатерина рассчитывала воспользоваться слухами о ревности Маргариты к
предмету любовной страсти ее супруга. Читатель помнит, что Екатерина при
всяком удобном случае без конца говорила об этой ревности и между прочим во
время прогулки к расцветшему боярышнику сказала дочери в присутствии
придворных:
лицу соответствующее выражение, она ждала, что с минуты на минуту дверь
отворится и вбежит какой-нибудь бледный, перепуганный служитель с криком:
скончалась!
где раздавала крошки бисквита редким птичкам, которых кормила из рук. Хотя
ее лицо было, как всегда, спокойно, даже мрачно, сердце ее при малейшем шуме
начинало учащенно биться.
в ней уистити.
прелестного маленького существа, которое он принес, но хотя и казалось, что
он занят только обезьянкой, он сохранил способность оценивать положение
вещей с первого взгляда, которого ему было достаточно в грудных
обстоятельствах. Екатерина сильно побледнела и становилась тем бледнее, чем
яснее видела здоровый румянец на щеках подходившего к ней молодого человека.
смутилась и сказала Генриху, что он прекрасно выглядит.
она. - Я слышала, что вы за болели, и, если память мне не изменяет, вы и при
мне жаловались на нездоровье. Но теперь-то я понимаю, - силясь улыбнуться,
сказала она, - это был предлог, чтобы уйти.
помогло одно лекарство, излюбленное у нас в горах, о котором говорила мне
матушка.
улыбаясь уже искренне, но с иронией, которую не могла скрыть.
что-нибудь другое, а впрочем, не стоит: он увидел, что госпожа де Сов
заболела, и насторожился. Честное слово, можно подумать, что десница
Господня простерлась над этим человеком!".
игры в карты королева-мать снова осведомилась о ее здоровье; ей сказали, что
г-же де Сов все хуже и хуже.
что же она задумала, если ее лицо, обыкновенно неподвижное, сейчас выражает
такое волнение.
постель, но как только весь Лувр улегся спать, она встала, надела длинный
черный халат, взяла лампу, выбрала из связки ключей ключ от двери г-жи де
Сов и поднялась к своей придворной даме.
прятался? Как бы то ни было, молодая женщина была одна.
поставила лампу на столик, потому что около больной горел ночник, и, словно
тень, проскользнула в спальню.
перестала ли она дышать совсем?
полог, желая лично убедиться в действии страшного яда и уже трепеща при
мысли, что вот-вот увидит мертвенную бледность или нездоровый румянец
предсмертной лихорадки. Однако прекрасная молодая женщина спала мирным,
тихим сном, спала, чуть улыбаясь, смежив тонкие веки, приоткрыв розовый рот,
уютно подложив под влажную щеку округлую, изящной формы руку, а другую,
прелестную, бело-розовую, вытянув на красном узорчатом шелке, служившем ей
одеялом; ей, наверное, снился сладкий сон, ибо на щеках ее был румянец, а на
устах расцвела улыбка ничем не нарушаемого счастья.
Дариолу.
причину своего пробуждения; она снова опустила отяжелевшие веки и заснула.
графин с испанским вином, фрукты, сладкое печенье и два бокала. Конечно, у
баронессы ужинал Генрих, очевидно, чувствовавший себя так же хорошо, как и
она.
одну треть пустую. Это была та самая коробочка или, во всяком случае, как
две капли воды похожая на ту, которую она послала Шарлотте. Она взяла на
кончик золотой иглы кусочек губной помады величиной с жемчужину, вернулась к
себе в спальню и дала этот кусочек обезьянке, которую сегодня днем ей
подарил Генрих. Животное, соблазнившись приятным запахом, жадно проглотило
этот кусочек и, свернувшись клубочком, заснуло в своей корзинке. Екатерина
прождала четверть часа.
минуту, - подумала Екатерина. - Меня провели! Неужели Рене? Нет, быть не