сложилось бы об этом племени неверное представление.
говорить-то не хочется, на Молодежной имеются две собаки: Механик,
единоутробный брат и непримиримый враг Волосана из Мирного, и Нептун, щенок,
которого в середине декабря привезла из Ленинграда в Молодежную Александра
Михайловна Лысенко. Механик стар, мудр и высокомерен. Чувствует он себя
временами неважно, стариковские кости ломит к непогоде, и все свободное
время ветеран проводит в кают-компании, в бильярдной. "Обь" Механик не
встречал -- подумаешь, невидаль какая, корабль пришел -- но все же послал на
берег своего представителя Нептуна. Этот вел себя как подобает избалованному
щенку: прыгал по берегу, прогонял зевак-пингвинов и воровал у водителей
варежки -- развлечение, которому Нептун уделяет большую часть своего досуга.
Михайловна всплеснула руками, когда увидела, как вырос ее крестник, но тот
ее облаял -- неблагодарность, вызвавшая серьезные сомнения в моральном
облике Нептуна.
и лишайниками, которых здесь немногим больше, чем на Луне, а... помидорами,
огурцами и редиской! Я просто ахнул от удивления и восторга, когда увидел в
доме начальника станции цветущую оранжерею.
эвакуировалась со станции Лазарев на поврежденном самолете Ляхова: о
Гербовиче, Евграфове, Семочкине и Артемьеве. И вот я познакомился с бывшим
радистом и пятым членом той славной шестерки -- Иваном Михайловичем
Титовским. Он принадлежит к тому поколению советских полярников, которое
сегодня уже можно назвать старшим: Ивану Михайловичу пятьдесят пять лет.
Невысокого роста и совсем не богатырского сложения, он внешне мало
напоминает традиционный образ полярника, а между тем прошел "огонь, и воду,
и медные трубы": обживал высокие широты в тридцатые годы, провел войну на
прифронтовом Диксоне и острове Белом, дважды дрейфовал на станциях Северный
полюс и трижды зимовал в Антарктиде.
беседовать с ним удавалось лишь во время поездок на вездеходе и пеших
переходов от одного объекта к другому. А жаль -- Иван Михайлович, как и все
бывалые полярники, хороший рассказчик.
стоковые ветры скучать не дают. В сильные пурги прогулки по нашей территории
противопоказаны. В Двенадцатую экспедицию, когда в ужин началась внезапная
пурга, я запретил выход из каюткомпании, а зимовавший на Молодежной
американец Макнамара, здоровяк такой, заупрямился: "Как нельзя? Нет, я
пошел! Я сам себе начальник!" А его домик в четырехстах метрах. Хорошо еще,
что я на всякий случай послал с ним двух ребят! Долго блуждал Макнамара в
поисках своего домика, выбился из сил, но не нашел и ночевал со своими
провожатыми на дизельной электростанции. С той поры, правда, в пургу гулять
зарекся... Вот кто ориентируется в любую метель -- так это ненцы. В 1943
году я перебирался на оленьей упряжке через пролив Малыгина на остров Белый.
Шло пять нарт с вещами и приборами. Я ехал с мальчишкой, ненцем лет
двенадцати, и когда началась пурга, то мы отстали и заблудились. Ну, думаю,
дело плохо, ведь опора у меня -- пацан с табуретку ростом! Но оказалось, что
пацан мой из молодых, да ранний: стреножил оленей, перевернул нарты и
пригласил меня туда -- пересиживать пургу. Через несколько часов нас
разыскал его отец, хотя нарты запорошило и заровняло -- по рогам лежащих
оленей нашел. У ненца на руке был компас. Я спросил: "Помогает?" Ненец
кивнул, покопался в снегу, посмотрел на небо и уверенно сказал: "Туда!" И
перевел в нужном направлении стрелку испорченного компаса. Он у него,
оказывается, был украшением, вроде часов. Поехали вперед, пуржило, однако
ненец отлично ориентировался: копал заструги, по их направлению и слоям
вспоминал, откуда и когда дул ветер, и определял страны света.
начальником.
-- Пресной воды у нас больше, чем на Новолазаревской, рядом -- два озера
глубиной до тридцати метров, запас огромный. Такого обилия пресной воды в
Антарктиде не имеет никто! Японцы на станции Сева вынуждены даже воду
опреснять, у них жесткая норма -- шесть литров на человека в день. В
Двенадцатую экспедицию они на санно-гусеничном поезде пришли к нам в гости и
были совершенно потрясены, когда мы сводили их в баню. Экскурсоводом был
Макнамара, он бегал по бане и гремел: "Лейте, не жалейте, у Титовского воды
много!" На японцев Молодежная произвела громадное впечатление, от станции
они были в восторге. Правда, на обратном пути им досталось крепко.
Неожиданно связь с их поездом прекратилась. Мы подготовили вездеходы,
собирались было выйти их искать, как в последний момент Молодежную вызвала
Сева: "Все мы живы, если хотите убедиться, каждый из нас может выступить
перед микрофоном!" Оказывается, головная машина их поезда попала в трещину
на припае, провалилась с санями и радиостанцией, но люди успели спастись...
полярниками. Тогда тоже было весело при встрече и довольно грустно -- по
возвращении. "Нас угостили ломтиками колбасы с воткнутыми палочками, -- о
улыбкой рассказывал Гербович, -- и один из нас, С., стеснялся есть: а вдруг
по палочкам считают, кто сколько съел? А после обеда я попытался прокатиться
на японском вездеходе и сел за руль. Увы, машина оказалась рассчитанной на
людей небольшого роста, я едва ли не вывихнул шею и вынужден был отказаться
от дальнейших попыток... Расстались мы друзьями. Покинув японскую станцию,
наш самолет попал в пургу и врезался в ледяной купол -- к счастью, так
удачно, что лишь помял хвост".
Иван Михайлович, -- мы с Гербовичем расчищали взлетно-посадочнуго полосу.
"Мы" -- это, пожалуй, слишком сильно сказано. Гербович был самым могучим
человеком на станции, как, наверное, и сейчас в экспедиции. Он насадил на
кирку набалдашник с полпуда весом и одним ударом отбивал от тороса столько
льда, сколько я за двадцать. Он шел впереди, как бульдозер, а я за ним --
подчищал огрехи...
Антарктиде. Еще в 1961 году он создал первую оранжерею на Новолазаревской.
Затем Иван Михайлович нашел такого же одержимого напарника и в Двенадцатую
экспедицию украсил оранжереей Молодежную с помощью врача Леонида Подоляна.
Землю они привезли в ящиках из Ленинграда, добавили в нее антарктической
почвы (перетертый камень) и подкормили солями -- химикалиями. Температура,
полив, электрический свет в полярную ночь, опыление -- все на самом высоком
научном уровне!
Молодежной, тебя поражает совершенно неожиданный для Антарктиды запах
деревенского огорода. Вдали разгуливают по морю айсберги, вокруг -- лунный
пейзаж, а ты вдыхаешь пьянящий аромат цветущей зелени. Старожилы, которым не
впервой видеть ошеломленных новичков, весело смеются, чрезвычайно довольные
произведенным впечатлением.
помидоров, много редиса, лука, чеснока и щавеля! -- гордо поведал Подолян.
-- Загляните к ракетчикам, они тоже выращивают прекрасные помидоры. А Купри
по нашей просьбе привез из Австралии семена огурцов.
в Москву, и по великодушному предложению Подоляна кощунственно съел зеленый
огурец -- безусловно, самый вкусный из всех, которые когда-либо доставались
на мою долю.
с нескрываемой и так называемой "черной" завистью. Он в Мирном тоже
огородничал в своем доме э 6, один ящик земли привез с собой, а другой тихо
позаимствовал на передающей радиостанции. Игорь сумел вырастить зеленый лук,
который ели целый год, но с другими овощами получилась осечка: был лишь
собран урожай из двадцати картофелин величиной с горошек.
Молодежной.
Арнаутов. Гена скучал. Дежурили по камбузу мы раза три в месяц, а больше
свою энергию на "Оби" тратить было негде. Поэтому, приходя в гости. Гена
страстно любил беседовать с Димдимычем -- иными словами, затевал с ним
веселую склоку.
новую антарктическую станцию Ленинградская, был завален работой. Целыми
днями он сидел за столом и составлял отчет.
шепотом спрашивал меня Гена. -- Если мысленно обрить ему бороду и
присобачить усы...
наслаждением вслушивался и кивал.
-- Две-три такие яркие мысли -- и диссертация готова. Помню, однажды.,.
в окно. -- Выйди на палубу и проори эту историю ему!
Гена. -- Так вот, помню, однажды...
фалды, можно сказать, в каюту втащил, от работы оторвал, а теперь...
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Посняков Андрей
Кервуд Оливер Дж.